ь жизнь тому, кто ушел, не отняв жизнь у живого существа.
– Вы очень известная личность, мистер Фейд, – ответила Грейс, и Люси взглянула на сообщницу с тревогой, не понимая, к чему она клонит. – Я слышала, что когда-то вы были влюблены в смертную женщину, в Сумеречного охотника. И позже она стала Железной Сестрой.
– И что с того? – сухо произнес Малкольм.
– Недавно мою мать поместили к Железным Сестрам в Адамантовую Цитадель, но она, не принадлежа к их ордену, не связана обетом молчания. Мы могли бы попросить ее выяснить, как живет ваша возлюбленная в Цитадели. И сообщили бы вам, как у нее дела.
Малкольм замер, его бледное лицо стало еще бледнее.
– Вы серьезно говорите?
Люси пожалела, что не расспросила Грейс насчет ее плана. Она почему-то думала, что они просто подойдут к Малкольму и попросят его о помощи. Она совершенно не ожидала такого поворота и теперь не знала, что думать, не знала, как относиться к такому рискованному ходу Грейс.
– Совершенно серьезно, – заверила мага Грейс. – Люси подтвердит мои слова.
Малкольм устремил пристальный взгляд на Люси. Глаза его потемнели, стали почти черными.
– Вы действительно участвуете в этом предприятии, мисс Эрондейл? Полагаю, вашим родителям об этом неизвестно?
– Ответ на первый вопрос: да, на второй: нет, – сказала Люси. – Но… родители учили меня, что следует по мере своих возможностей восстанавливать справедливость. Именно это я и пытаюсь сейчас сделать. Умер человек, который должен был… который не должен был умирать.
Малкольм горько рассмеялся.
– Вы от своего не отступитесь, словно собака, вцепившаяся в кость, верно? Вы напоминаете мне вашего отца. Итак, вот что вам следует знать прежде всего. Даже если бы существовала возможность воскрешать мертвых, не отнимая жизни невинных людей, в любом случае для воскрешения потребуется тело, которое могла бы занять вернувшаяся душа. Тело, не подвергшееся разложению. Но увы, как вам, без сомнения, известно, удел мертвецов – разложение и распад.
– Представим на минуту, что у нас есть сохранившееся тело, – произнесла Люси. – Незанятое, но тем не менее… м-м… целое и невредимое.
– Даже так? – Малкольм некоторое время молча переводил взгляд с Люси на Грейс. Потом снова вздохнул, словно признавая поражение. – Ну хорошо, – наконец, заговорил он. – Если вы говорите правду, если вы действительно можете передать мне весточку от Аннабель, тогда идите и возвращайтесь с посланием. Я буду ждать вас здесь.
Он поднялся и коротко кивнул, давая понять, что разговор окончен.
Люси встала с кресла и обнаружила, что у нее подкашиваются ноги от волнения. Когда Грейс проходила мимо мага, тот поймал ее руку и заговорил бесстрастным, но от этого не менее грозным тоном.
– Мисс Блэкторн, возможно, вы уже заметили, что чары, которыми вы пользуетесь, бессильны против таких, как я. Я не склонен относиться к подобным вещам как к милой шалости или безобидному фокусу. Если вы попытаетесь проделать нечто подобное в Алькове еще раз, у вас будут серьезные неприятности.
И он почти грубо оттолкнул ее от себя. Грейс, пряча лицо, направилась к двери. На миг Люси показалось… но нет, это было невозможно. Такие, как Грейс, не умеют плакать.
– Что вы имели в виду, когда говорили о чарах? – обратилась она к Малкольму. – Грейс не смогла бы сотворить заклинание, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Уж кому знать, как не мне.
Малкольм несколько секунд смотрел Люси в лицо.
– Чары бывают разные, – наконец, сказал он. – Мисс Блэкторн из тех женщин, которым известно, что мужчина стремится играть роль защитника и спасителя. Поэтому она изображает беспомощное хрупкое существо.
– Хм-м, – пробормотала Люси и едва сдержалась, чтобы не напомнить магу о том, это этот мир принадлежит мужчинам. Женщинам ничего не остается, кроме как искать помощи у сильного пола.
Малкольм пожал плечами.
– Я всего лишь хотел вас предупредить, чтобы вы не доверяли этой девице. Но решение, разумеется, остается за вами.
– Я сейчас видела нечто в высшей степени странное, – произнесла Ариадна, закрывая за собой дверь Комнаты Шепота и поворачивая ключ в замке. – Грейс Блэкторн выбежала из кабинета Малкольма Фейда и ринулась к выходу. Как ты считаешь, мне следует догнать ее и спросить, в чем дело?
Они развели огонь в камине; Анна лежала на ковре в одной лишь мужской белой рубашке. Ее обнаженные длинные ноги, вытянутые в сторону камина, были элегантны, как сонет, подумала Ариадна. Анна перевернулась на живот, подперла подбородок рукой и ответила:
– Не стоит – мне кажется, она довольно ясно дала понять, что ты и твои дела ей совершенно безразличны. Возможно, следует ответить Грейс взаимностью. А кроме того, – добавила Анна, и ее алые губы изогнулись в коварной усмешке, – ты же не собираешься бежать на улицу зимним вечером в таком виде?
Ариадна покраснела; она совсем забыла, что на ней только сорочка из тонкого белого муслина, стянутая на груди оливковой лентой. Остальные вещи – платье, туфли, нижние юбки, панталоны, ленты, корсет – были разбросаны по комнате.
Она подошла к Анне, опустилась рядом на ковер. Она уже в третий раз встречалась с Анной в Комнате Шепота и успела полюбить это место. Ей нравились обои с серебристыми узорами, медная чаша со свежими тепличными фруктами, огонь в камине, дым от которого почему-то пах розами.
– Она не сказала мне ни одного плохого слова, – задумчиво произнесла Ариадна. – Она всегда вежлива и отвечает, если к ней обращаются с вопросами, но у меня такое чувство, что мыслями она где-то далеко.
– Возможно, мысли ее поглощены тем, как бы побольнее ранить Джеймса и разрушить его жизнь, – ядовито заметила Анна и снова перевернулась на спину. Рубиновая подвеска вспыхнула в свете пламени, пылавшего в камине. – Иди же сюда, – томным голосом продолжала она и протянула к девушке руки.
Движения Анны были ленивыми, чувственными. Сердце Ариадны затрепыхалось, словно пойманная птица, когда Анна подняла белую руку с длинными пальцами и слегка потянула ленту на сорочке Ариадны. Одежда соскользнула с плеч. Глаза Анны стали темно-синими, как сапфиры.
– Опять? – прошептала Ариадна, когда руки Анны скользили по ее телу. Ее до сих пор поражало то, что пальцы, прикасавшиеся к ее шее, плечам, пробуждали во всем ее теле сладкую, мучительную боль, вызывая бурное, неистовое желание. Она пыталась ласкать Анну, и иногда Анна позволяла ей это, но обычно она предпочитала играть ведущую роль. Даже когда Ариадна прикасалась к своей возлюбленной, та не теряла контроля над собой.
– Ты что-то имеешь против? – произнесла Анна тоном, ясно говорившим, что ответ ей известен.
– Нет. Нужно наверстать упущенное.
Анна улыбнулась, привлекла девушку к себе и запустила руку в ее густые темные волосы; ее язык ласкал губы Ариадны. Ее пальцы были подобны смычку, извлекающему из скрипки чарующую мелодию. У Ариадны перехватило дыхание. Ради этих мгновений она жила, без конца проигрывала их в памяти, пока тянулись один за другим унылые, серые зимние дни и темные одинокие вечера. Наконец, раздавался стук в стекло, кто-то просовывал в приоткрытое окно сложенную бумажку с несколькими словами, написанными четким, красивым почерком: «Встречаемся в Комнате Шепота».
Она утратила контроль над своим телом, стремительный бурный поток уносил ее прочь. Она нашарила пуговицы на рубашке Анны, расстегнула их, прижалась всем телом к обнаженному телу возлюбленной. Она знала, что снова влюблена в Анну, что совсем потеряла голову, но ей было все равно. Ей все на свете было безразлично, кроме Анны.
Наконец, мир разлетелся на осколки, подобно картинке в калейдоскопе, и снова возродился. Потом они лежали у огня, и Ариадна свернулась рядом с Анной; та, закинув руку за голову, смотрела в потолок.
– Анна, – неуверенно заговорила Ариадна. – Ты ведь знаешь… то, что произошло с Филоменой… пусть даже она возвращалась из твоей квартиры… в этом нет твоей вины.
Анна повернула голову.
– Почему ты решила, что я думаю о Филомене?
«Я поняла это по тому, как ты целовала меня. Как будто ты пыталась что-то забыть».
Ариадна пожала плечами.
– Ари, – хриплым, низким голосом произнесла Анна, – я ценю твое участие, но если мне захочется поговорить о своих чувствах… у меня есть много друзей, к которым я могу обратиться.
Ариадна села и принялась надевать сорочку.
– Значит, мы с тобой даже не друзья?
Анна закинула за голову вторую руку. В мягком свете ароматических свечей, источавших благоухание розового сада, ее длинное, стройное тело казалось невыразимо прекрасным.
– Мне кажется, я совершенно недвусмысленно дала тебе это понять на балу, – равнодушно ответила она. – Я не желаю связывать себя ни с кем. Когда даришь человеку свое сердце, ты даешь ему возможность причинить тебе боль, а это приводит к ссорам и обидам. А ведь ты не хочешь, чтобы мы ссорились, верно?
Ариадна наклонилась и подняла с пола юбку. Во время их предыдущих свиданий, когда она одевалась недостаточно быстро, Анна – которая носила мужскую одежду и поэтому могла сбросить или надеть ее за минуту – уходила одна, предоставляя ей выбираться из лабиринта Алькова самостоятельно.
– Нет.
Анна села.
– Я откровенна с тобой, Ари. Я сразу сказала тебе, что именно могу предложить и чего не могу. Если тебе этого не достаточно, уходи – меня это не заденет.
Ариадна надела нижнюю юбку.
– Я не собираюсь бросать тебя.
Анна посмотрела на нее с искренним недоумением.
– Почему?
– Потому что, – ответила Ариадна, – когда ты очень сильно хочешь что-то получить, ты готов довольствоваться даже тенью желаемого.
Лондон,Шеперд-маркет
Первые лучи тусклого зимнего солнца едва пробивались сквозь просветы в тяжелых серых облаках, когда из паба, спотыкаясь на каждом шагу, вывалился человек. Остановился, бессмысленно повертел головой, потом нетвердой походкой побрел мимо лавок мясников и зеленщиков по направлению к Хаф-Мун-стрит. В этом квартале было свое очарование, несмотря на тесноту и грязь, но человек не обращал внимания на то, что его окружало. Он был последним из посетителей паба «Виноградная гроздь», кто мог стоять на ногах. Остальные напились до бесчувствия и валялись под столами. Владелец и его подручные выволакивали «гостей» через заднюю дверь и бесцеремонно швыряли в сугроб, где им и предстояло дожидаться наступления нового дня.