– И ты воспользовался этой возможностью? – Корделия пристально разглядывала Мэтью, его темно-зеленые глаза, едва заметный шрам на щеке, светлые локоны над ушами. Ей редко удавалось разглядеть его как следует – он никогда не сидел неподвижно, все время куда-то спешил. – Анна как-то сказала, что у тебя дурная привычка связываться с теми, кто разбивает тебе сердце.
– Надо же, – хмыкнул Мэтью и повертел в руках полупустую кружку. – Как это бесчувственно с ее стороны. Наверное, она имела в виду Келлингтона.
Он покосился на Корделию, словно хотел оценить ее реакцию. Корделия подумала: интересно, что сказал бы Мэтью, если бы она сейчас выложила ему историю Алистера и Чарльза? Было странно знать такие интимные подробности о брате Мэтью и не иметь возможности их обсудить.
– Прошло немного времени после моего первого визита в Адский Альков, и Келлингтон предложил мне приватный концерт в Комнате Шепота.
Корделия почувствовала, что краснеет.
– И в результате твое сердце оказалось разбито?
– В результате у нас началась любовная связь, ну а потом он разбил мне сердце. Хотя, как видишь, я уже полностью излечился.
Корделия вспомнила, как видела этих двоих в Адском Алькове, как Келлингтон стоял, положив руки на плечи Мэтью. И еще она вспомнила выражение лица Люси, когда Анна сказала, что у Мэтью «предрасположенность к безответной любви».
– А что ты скажешь насчет Люси? Она тоже разбила тебе сердце? Если так, я знаю, что она не нарочно.
Мэтью откинулся назад и даже покачнулся на кресле, как будто его толкнули в грудь.
– Что, об этом все знают? – пробормотал он. – И Люси?
– Она никогда ничего не говорила мне про тебя, – успокоила его Корделия. – Но в письмах она открывала больше, чем намеревалась… Она всегда… так волновалась о тебе, буквально тряслась над тобой.
– Именно то, что нужно джентльмену, – буркнул Мэтью. – Чтобы над ним тряслись. Одну минуту.
Он поднялся и направился к бару. Корделии стало немного жаль кокетливую девушку: Мэтью облокотился о полированную стойку и снова нацепил сияющую улыбку. Она надеялась, что служанка не воспримет флирт Мэтью всерьез, поймет, что это всего лишь игра, роль, которую он играет, даже не думая об этом.
Мэтью вернулся с новой порцией эля, на сей раз темного, и шлепнулся в кресло.
– Ты не допил первую кружку, – заметила Корделия и невольно вспомнила отца – он тоже часто наливал себе новый бокал вина, не закончив первый. Но тут же сказала себе, что Мэтью вовсе не такой. Элиас даже на свадьбе дочери не сумел вовремя остановиться. Мэтью, конечно, пил больше, чем следовало, но это вовсе не означало, что он пьяница.
– Поскольку у нас с тобой задушевная беседа, я решил переключиться на более крепкие напитки, – объяснил Мэтью. – Итак, ты упрекала меня в заигрывании со служанкой?
– Мы говорили о Люси, – сказала Корделия, начиная жалеть, что подняла эту тему. – Она тебя любит, поверь мне… просто…
Он улыбнулся, слегка насмешливо, и во взгляде его не было печали.
– Не нужно меня утешать. Да, одно время мне казалось, что я испытываю к Люси романтические чувства, но это прошло. Возможно, ты думаешь, что моя сердечная рана еще свежа, и я пытаюсь заглушить боль безудержным флиртом со всеми подряд, но, уверяю тебя, это вовсе не так.
– Я ничего не имею против флирта, – раздраженно заметила Корделия. – Просто ты никогда не бываешь серьезным.
– Это так плохо?
Она вздохнула.
– О, вовсе нет. Думаю, ты еще слишком юн, чтобы вести себя серьезно.
Мэтью, услышав это, даже поперхнулся.
– Ты говоришь так, будто тебе сто лет.
– Я, – с достоинством произнесла Корделия, – пожилая замужняя женщина.
– Глядя на тебя, этого не скажешь, – возразил Мэтью.
Корделия изумленно взглянула на него. Он прикончил содержимое кружки и со стуком поставил ее на стол. Она могла поклясться, что его щеки порозовели. «Снова флирт, – подумала она. – Это ничего не значит».
Мэтью откашлялся.
– Итак, в Мэйденхеде ты сообщила мне, что мы ищем некий мифический курган, якобы расположенный недалеко от Риджуэйской дороги. И как именно мы будем его искать?
– Если верить книгам, это рядом с Аффингтонской белой лошадью.
– Рядом с лошадью? Что, лошадь все время стоит на месте?
– Эта – да, – ответила Корделия. – Это огромный силуэт лошади, изображенный на склоне холма. Точнее, не изображенный, а вырезанный. В земле прорыты траншеи, заполненные битым мелом. Поэтому фигура хорошо видна на зеленом фоне.
– Вы говорите об Аффингтонской лошади? – вмешалась официантка, незаметно подошедшая с мясным пирогом.
Мэтью и Корделия переглянулись.
– Именно о ней, – сказал Мэтью, устремив на девушку ангельский взор. – Вы, случайно, не можете нам помочь?
– Нужно еще немного проехать по дороге. Вы увидите ее за несколько миль. Каждый год люди со всей страны приезжают, чтобы помочь ее чистить – ну, то есть менять мел. От подножия холма тропинка ведет к канавам. Время от времени люди поднимаются туда и оставляют цветы, свечи. Это колдовское место.
Когда служанка ушла, оставив их обедать, Мэтью оживленно воскликнул:
– Ты считаешь, что курган там?
– Там или неподалеку, – возбужденно ответила Корделия. Это был отчаянный шаг – приехать сюда в поисках кузнеца Велунда. Но ей хотелось взять судьбу в свои руки, даже если придется узнать нечто такое, чего ей знать вовсе не хотелось.
– Может быть, когда-то у Велунда здесь была кузница и белую лошадь вырезали на холме в качестве…
– Вывески? – усмехнулся Мэтью. – «Волшебные мечи, заколдованные топоры»?
– Чтобы люди знали, что это не простое место, что его охраняют потусторонние силы. С другой стороны, – добавила она, – ставлю шиллинг, что рядом с лошадью стоит лоток торговца горячим сидром.
Мэтью рассмеялся. Они принялись за еду и уже через пятнадцать минут покинули трактир. Девушка за стойкой бросила тоскливый взгляд на Мэтью, садившегося в машину. Корделия закуталась в покрывала, автомобиль взревел, и они выехали на сельскую дорогу.
– Грейс, – прошептал Джеймс, загораживая собой дверной проем. – Тебе нельзя здесь находиться.
Она подняла голову, но ее лицо было скрыто широкими полями шляпы, и он не видел его выражения.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она. – Это очень важно.
Джеймс вцепился в косяк. Череп его словно сдавило железное кольцо, и какой-то чужой, вкрадчивый голос нашептывал: «Впусти ее. Впусти ее. Ты хочешь ее увидеть. Тебе нужно ее увидеть».
– Грейс…
Он не заметил, как она прошла мимо него и очутилась в холле. Он возблагодарил Небеса за то, что Райза сейчас в доме Карстерсов, с Соной. Джеймс захлопнул дверь, не желая устраивать сцену на глазах у соседей, а когда обернулся, то увидел, что Грейс уже скрылась в глубине дома.
«Шах и мат», – подумал он и поспешил за ней. Ей всегда каким-то образом удавалось добиться своего. Проникнуть за стену, которой он оградил свое сердце. Просочиться за стены его дома. Он слышал шуршание ее юбок. Джеймс поймал ее в тот момент, когда она открывала дверь кабинета.
– Не сюда, – резко произнес он. Эта комната принадлежала им с Корделией. Хватило уже и того, что Грейс чуть ли не силой ворвалась в его дом на следующий день после смерти Элиаса. Всему есть пределы, подумал Джеймс. – Идем в гостиную.
Она окинула его долгим любопытным взглядом, но последовала за ним, стуча каблуками по паркету.
Джеймс закрыл дверь гостиной на ключ. Он не заходил в эту комнату после ссоры с тестем. Он заметил маленькую фарфоровую статуэтку, которую опрокинул Элиас, – она так и лежала на полке.
Джеймс собрался с силами и взглянул в лицо Грейс.
– Мы с тобой договорились не встречаться и не разговаривать.
Она сняла тяжелую шубу и осталась в кремовом платье с голубой вышивкой. Платье тесно облегало талию и бедра; ниже колен юбка расширялась, подол был обшит дорогими кружевами.
– Ты мне сказал, что так должно быть, по твоему мнению, – ответила она, – но я не помню, чтобы мы договаривались.
Джеймс облокотился о крышку пианино.
– Я не хочу ссориться, – сказал он, – но это нехорошо, по отношению к тебе и ко мне. Кроме того, Маргаритка этого не заслуживает. Я дал ей обещание и намерен его сдержать.
– Маргаритка, – повторила она, положив руку в перчатке на спинку кресла. – Какое милое прозвище. Мне ты не давал ласковых и уменьшительных имен.
– У тебя достаточно короткое имя, – сухо ответил он. – Ты сказала, что у тебя ко мне важное дело.
– На самом деле, это вопрос. Насчет Люси.
Джеймс удивился.
– С каких это пор тебя интересует Люси?
Каждое лето, приезжая в Идрис, он предлагал Грейс познакомить ее с сестрой, но она всегда отказывалась. Иногда она говорила, что не желает ни с кем делить мгновения, проводимые с Джеймсом, иногда утверждала, что хочет познакомиться с Люси после того, как освободится от опеки матери и сможет открыто говорить о своей любви к Джеймсу. Джеймсу почему-то казалось, что Люси меньше всего хочется слышать о страсти какой-то незнакомой девушки к ее старшему брату, но Грейс была непреклонна.
– Меня интересует ее могущество, – объяснила Грейс. – Я знаю, что Люси, подобно тебе, может видеть мертвых, а ты к тому же можешь путешествовать в царство теней. Люси умеет делать то же самое?
– Зачем тебе это? – ответил Джеймс вопросом на вопрос. – И почему ты спрашиваешь именно сейчас?
– Из-за этих убийств, – сказала Грейс, не глядя ему в глаза. – Это так ужасно… И вот я вспомнила о твоей способности видеть потустороннее царство и его обитателей, и подумала, а вдруг вы с Люси могли бы… увидеть призраки убитых. И расспросить их об убийце.
Как-то уж слишком близко к правде, подумал Джеймс, но не стал делиться своей мыслью с Грейс. Да, кое-что ему было известно, но вряд ли эти сведения могли послужить утешением Грейс. Несмотря на некую неприязнь, вызванную неожиданным вторжением, он сочувствовал ей: она всю жизнь провела взаперти в Идрисе и ничего не знала ни о демонах, ни о преступлениях, обычных для большого города простых людей.