Мэтью испустил тяжкий вздох и шлепнулся на подоконник. Корделия вдруг покраснела, сообразив, что на нем из одежды только брюки и нижняя рубашка. Она видела на его мускулистом плече руну энкели, частично скрытую рукавом. У Мэтью прекрасные сильные руки, подумала она. Почему-то она никогда не обращала на это внимания.
О боже. Если бы мать узнала, что Корделия находится в спальне с двумя полураздетыми мужчинами, она упала бы в обморок.
– Итак, тебе приснился сон, – сказал Мэтью, глядя на Джеймса. Взгляд его был полон любви, и Корделии показалось, что сердце ее сейчас разорвется от волнения и еще какого-то незнакомого чувства. Когда-нибудь они с Люси тоже станут парабатаями, но ей, Корделии, оставалось лишь надеяться на то, что они будут любить друг друга так же сильно, как эти двое.
– Кошмарный сон, я правильно понимаю?
– Правильно, – ответил Джеймс, развязывая веревку, которая все еще стягивала его запястье. – И если сон не лжет, убили кого-то еще. – Это было произнесено равнодушным, усталым тоном.
– Даже если убийство действительно произошло, ты ни в чем не виноват, – горячо воскликнула Корделия. – Ты находился здесь всю ночь, Джеймс. Ты был привязан к кровати.
– Вот именно, – продолжал Мэтью. – Корделия не покидала тебя ни на минуту, а мы все сидели внизу… ну, если не считать Томаса, который снова сбежал. Никто не выходил и не выходил через дверь, в этом ты можешь быть уверен.
Джеймс, наконец, размотал веревку, и она упала на пол, открыв окровавленное запястье. Он сжал пальцы в кулак, растопырил их, пошевелил кистью и посмотрел на Мэтью и Корделию.
– И все же я попытался открыть окно, – задумчиво произнес он. – Но это было уже после того, как я видел сон. Я не знаю… – На лице его промелькнуло выражение досады. – У меня мысли путаются, я даже думать не могу, в голове какой-то туман, – он раздраженно повысил голос: – Итак, вопрос остается открытым: если это сделал не я, то кто же?
Прежде чем Мэтью или Корделия успели что-нибудь ответить, с первого этажа донесся грохот. Судя по всему, кто-то колотил в дверь кулаком. Корделия, забыв надеть туфли, побежала в холл. Проходя мимо гостиной, она услышала голоса и стук отодвигаемой мебели, но не стала ждать остальных, бросилась к входной двери и распахнула ее.
На пороге застыла фигура в желтовато-коричневой рясе. Корделия, случайно бросив взгляд на улицу, увидела, что пришелец, подобно бесплотному духу, не оставил следов на снегу. Казалось, он принес с собой безмолвие, царившее в подземном городе с его мрачными залами и темными коридорами.
На миг у Корделии возникла безумная мысль: это Джем пришел навестить ее. Но нет, этот Безмолвный Брат держался как старик, и у него не было густых темных волос – точнее, вообще никаких волос. Когда он наклонил голову в знак приветствия, Корделия увидела в тени капюшона зашитые глаза и узнала Брата Еноха.
«Корделия Эрондейл, – услышала она его голос в своей голове. – Я должен обсудить с тобой несколько дел. Во-первых, я принес тебе послание от Брата Захарии».
Корделия удивленно заморгала. Джеймс сказал, что сегодня убили кого-то еще – но, может быть, Енох пришел вовсе не из-за этого? На лице его, как всегда, отсутствовало какое бы то ни было выражение, хотя призрачный голос был на удивление добрым. Она никогда не думала о Безмолвных Братьях, если не считать Джема, как о существах добрых или недобрых – точно так же ей не пришло бы в голову считать добрыми деревья или столбы.
Возможно, она была несправедлива к этим людям. Придя в себя, она пробормотала приветствие и провела Брата Еноха в холл. Из глубины дома доносились возбужденные голоса друзей. Было еще очень рано, небо только начинало светлеть.
Она закрыла входную дверь и взглянула в лицо Еноху. Он стоял, ожидая, пока она заговорит с ним, бледный и неподвижный, словно мраморная статуя.
– Благодарю вас, – ответила она. – Я давно не получала известий от Дже… от Брата Захарии. У него все в порядке? Он возвращается в Лондон?
В этот момент Корделия услышала за спиной какой-то шум и обернулась – по лестнице спускались Джеймс и Мэтью. Увидев ее в обществе Безмолвного Брата, они кивнули и ушли в гостиную. Она поняла, что Енох обратился к мальчишкам с просьбой оставить их вдвоем.
«Брат Захария находится в Спиральном Лабиринте и пока не может вернуться», – сообщил Енох.
– Ах, вот как. – Корделии с трудом удалось скрыть разочарование.
«Корделия, – продолжал Енох. – Долгие годы я наблюдал за Братом Захарией и его деятельностью в нашем ордене и считаю, что он достоин уважения. Если бы нам позволено было иметь друзей, многие из нас назвали бы его своим другом. Несмотря на это, мы понимаем, что он отличается от нас. – Енох помолчал. – Вступая в ряды Безмолвных Братьев, человек должен оставить все помыслы о мирской жизни, отречься от воспоминаний, от друзей и родных, от своего прежнего “я”. Для Брата Захарии это было нелегко, учитывая необычные обстоятельства его вступления в орден. Во внешнем мире есть люди, которых он по-прежнему называет своими родственниками. Наши правила это запрещают, но в его случае… мы смотрим на это сквозь пальцы».
– Да, – сказала Корделия. – Я знаю, что он думает о семье Эрондейл как о своих…
«И о тебе тоже, – продолжал Енох. – И о твоем брате. Ему известно о гибели Элиаса. В Спиральном Лабиринте происходят события, о которых я не могу тебе рассказать; эти события препятствуют его отъезду. Но он не может лгать мне, а я не могу лгать тебе. Ему очень хочется вернуться. Если бы он мог быть рядом с тобой в это тяжелое для вас время, он бы обязательно пришел».
– Благодарю вас, – снова произнесла Корделия. – За то, что вы рассказали мне об этом.
Енох коротко кивнул. Корделия увидела у него на щеках руны Покоя; у Джема на лице тоже были такие отметины. Наверняка процедура их нанесения была очень болезненной. Зная, что, скорее всего, нарушает какое-нибудь правило, Корделия протянула руку и коснулась рукава Безмолвного Брата. Ей показалось, что при этом ряса затрещала, как древний пергамент; и еще ей на мгновение привиделось его прошлое, долгие годы, проведенные среди книг, в молчании и уединении.
– Прошу вас, – заговорила она. – Скажите, сегодня ночью убили кого-то еще? Я не знаю, позволено ли вам рассказывать об этом, но… но вы знаете, что последней жертвой убийцы был мой отец. Мы всю ночь провели без сна, боялись, что произойдет новое убийство. Неужели вы не можете нас успокоить?
Прежде чем Енох успел ответить, дверь гостиной распахнулась, и в коридор вышла вся компания – Джеймс, Мэтью, Кристофер, Люси и Анна. Пять пар встревоженных глаз были прикованы к Еноху – точнее, шесть, подумала Корделия, если считать ее саму. Друзья мысленно задавали Еноху один и тот же вопрос, волновавший всех: «Неужели погиб кто-то еще?»
Енох ответил спокойно, безо всяких эмоций, без радости и без горечи.
«Если погиб еще один Сумеречный охотник, мне об этом неизвестно».
Корделия переглянулась с Джеймсом и Мэтью. Может быть, на сей раз сон оказался ошибочным? Прежние видения сбывались.
«Я пришел переговорить с Корделией, – продолжал Енох, – о предмете, имеющем отношение к убийствам и их расследованию».
Корделия с решительным видом заявила:
– Все, что вы собираетесь сообщить мне, может быть сказано в присутствии моих друзей.
«Как пожелаешь. В Оссуарии ты спросила меня о руне Силы на теле Филомены ди Анджело».
Остальные недоуменно хмурились, и Корделия быстро объяснила:
– Я спросила, была ли у нее такая руна.
«Да, была, – ответил Енох. – Родственники говорят, что девушка носила на запястье постоянную руну Силы, но после ее смерти эта руна исчезла».
– Исчезла? – повторил сбитый с толку Кристофер. – Как такое возможно? Вы хотите сказать, что от нее остался только шрам?
«На руке жертвы нет никаких следов. Руна может потерять силу, после чего на коже остаются слабые очертания, напоминающие шрам, но она не может исчезнуть полностью. – Енох взглянул на Корделию. – Как ты об этом догадалась?»
– Я заметила, что у моего отца пропала руна Ясновидения, – рассказала Корделия. – Когда я видела тело Филомены во дворе Института, мне показалось, что на запястье у нее нет руны Силы, а я помню, что руна была. Тогда я подумала, что ошиблась, но после того, как я увидела тело отца… Я решила, что должна спросить.
Несмотря на то что Брат Енох не мог смотреть на Корделию в прямом смысле этого слова, ей казалось, что она чувствует на себе его тяжелый взгляд. Она постаралась сохранить невозмутимое выражение лица и надеялась на то, что остальные догадаются сделать то же самое. Лгать Безмолвному Брату было почти невозможно: если бы Енох решил «покопаться» в ее мозгу, он без труда выяснил бы, что сама Филомена намекнула им на происшедшее.
«Он забрал мою силу».
Однако и говорить правду было немыслимо: тогда начались бы расспросы, допросы, Люси лишилась бы покоя, и к ней, чего доброго, стали бы относиться как к преступнице или сообщнице убийцы. Корделия заставила себя ни о чем не думать и придала лицу любезное, отстраненное выражение, как делал это Джеймс, надевая свою Маску.
– Но что это может означать? – внезапно заговорил Джеймс. Его слова разрезали тишину, словно нож. – Что может означать тот факт, что у двух жертв исчезли руны? Руну украсть невозможно, а если бы убийце это и удалось, зачем ему чужие руны, не имеющие силы?
– Может быть, это нечто вроде сувенира? – пробормотала Люси, бросая в сторону Корделии неуверенный взгляд.
Кристофер побледнел, как будто ему стало худо, и пролепетал:
– Джек Потрошитель… забирал… части тел… убитых женщин.
Люси продолжала фантазировать:
– Еще украденная руна может служить свидетельством того, что человек мертв. Допустим, убийцу кто-то нанял, и для того, чтобы доказать заказчику, что задание выполнено…
«Только не в этом случае, – возразил Енох. – Убийца не вырезал участок кожи, на который была нанесена руна, он з