Призрак погладил ее по щеке.
– Обещай мне только одно, – попросил он. – Если я уйду навсегда, ты сделаешь так, чтобы мы жили долго и счастливо и умерли в один день? В твоей книге?
– Я не верю в смерть, – всхлипнула она, но он лишь улыбнулся ей и растаял за снежной завесой.
19Темница
«Улитка всюду дома, ибо дом
Несет на собственном горбу своем.
Бери с нее пример не торопиться;
Будь сам своим Дворцом, раз мир – Темница».
Томас понятия не имел, который час. Святилище находилось в подвале без окон – так было сделано для удобства вампиров, ведь это помещение задумывалось как «убежище» для существ Нижнего Мира. Свечи в канделябрах давали ровный неяркий свет, и Томасу почему-то показалось, что их высота нисколько не уменьшилась с того момента, как его здесь заперли.
Шарлотта выполнила свое обещание – Томас и Алистер получили все необходимое для того, чтобы провести ночь в холодном каменном зале. Им принесли матрасы и одеяла, стопку книг – кстати, подобранных Евгенией, – а также, естественно, обильный ужин. Томас догадался, что Бриджет очень переживает за него, потому что она раздобыла его любимые блюда: холодного цыпленка, свежеиспеченный хлеб, желтый овечий сыр, яблоки и салат без единого листика сельдерея. Томас терпеть не мог сельдерей.
Бриджет молча поставила поднос на стул, бросила враждебный взгляд на Алистера и вышла.
Алистера это как будто нисколько не тронуло. Оставшись наедине с Томасом, он не произнес ни слова. Он подошел к одной из импровизированных «постелей», сел, вытащил из кармана книгу и уткнулся в нее. Томас разглядел обложку – Макиавелли, «Государь». Неужели он ее постоянно с собой таскает, удивился про себя Томас. Алистер сидел в одной позе со своей книгой уже несколько часов и даже не поднял голову, когда Томас, расхаживая по залу, чтобы успокоиться, нечаянно перевернул светильник.
Томас посмотрел на свободную постель, прикидывая, не пора ли ложиться спать. Потом ему пришло в голову, что в тюрьме время суток не имеет значения. Если заключение продлится, они с Алистером смогут, как кошки, спать, когда им вздумается.
Мысль о том, что ему придется провести в Святилище хотя бы один лишний час, привела Томаса в бешенство. Он бросился к выходу, принялся дергать за ручку и пинать дверь в надежде на то, что замок или охранные чары не выдержат его натиска.
Естественно, ничего не произошло. Томас стоял, бессмысленно глядя в стену и тяжело дыша, когда за спиной у него раздался голос Алистера.
– Двери Святилища закрываются снаружи – похоже на темницу, тебе не кажется? Я раньше никогда об этом не задумывался.
Томас вздрогнул и обернулся. Алистер, прежде чем устроиться на постели, снял пиджак, и рубашка его измялась.
– Я… э… наверное, это сделано для того, чтобы коварные существа Нижнего Мира не проникли в Институт, или что-то в таком духе, – запинаясь, выговорил Томас.
– Возможно, – пожал плечами Алистер. – С другой стороны, у нашего Анклава теперь имеется импровизированная тюрьма. Очень удобно.
Томас сделал несколько шагов к Алистеру, который снова уставился в свою книгу. Он привык видеть Алистера тщательно причесанным – в этом он походил на Анну, – но сейчас волосы его растрепались, и блестящие мягкие пряди падали на лоб. По крайней мере, они выглядели мягкими. Томас решил, что, возможно, ошибается. Он точно знал одно: натуральный цвет волос Алистера ему нравится больше.
Он тут же напомнил себе о том, что сам Алистер, к несчастью, ему совершенно не нравится.
Конечно, появление Алистера в тюрьме и его показания в пользу Томаса заставили последнего несколько изменить свое мнение, но он пока не знал, что думать об этом невероятном происшествии.
– Зачем ты ходил за мной по ночам? – спросил Томас.
Ему показалось, что Алистер смутился – нет, определенно показалось. Игра воображения.
– Кому-то надо было этим заняться, – буркнул он, продолжая водить глазами по строчкам.
– Что, черт побери, это значит? – рявкнул Томас.
– Не задавай вопрос, если не уверен в том, что хочешь услышать ответ, Лайтвуд, – отрезал Алистер своим обычным высокомерным тоном.
Томас с размаху сел на матрас рядом с Алистером, и тот, оторвавшись, наконец, от книги, недоуменно нахмурился.
– Я хочу услышать ответ, – заявил Томас. – И буду сидеть здесь до тех пор, пока не получу его.
Алистер нарочито медленно закрыл книгу и отложил ее в сторону. На шее у него билась жилка. Томас уже когда-то разглядывал шею Алистера, и на него внезапно нахлынули воспоминания о тех днях в Париже, когда они вдвоем бродили по улицам, смеялись и болтали обо всем, что приходило в голову. Он вспомнил, как они зашли в кинотеатр посмотреть движущиеся картинки, новое изобретение простых людей. Вспомнил, как пальцы Алистера скользили по его запястью, по татуировке в виде компаса… нет, нельзя думать об этом. Это означало ступить на запретную территорию.
– Я знал, что ты ходишь по городу каждую ночь, даже если тебя не включают в патрули, – объяснил Алистер. – Более того, ты ходил один, а ведь по Лондону рыскает кровожадный убийца. Я понял, что рано или поздно тебя убьют. Ты должен был брать кого-то с собой.
– Нет уж, спасибо. Все эти люди, которые патрулируют парами, а то и целыми отрядами, разговаривают во весь голос, не могут сделать и шага без того, чтобы не посоветоваться с начальством… Бр-р! Лучше сразу позвонить в колокол, чтобы дать убийце знать о своем приближении. Выходишь два-три раза в неделю, а в остальное время ты вынужден просто сидеть на заднице и ничего не делать. Мы никогда не поймаем преступника, если будем прятаться по домам. Надо действовать, искать на улицах!
На лице Алистера появилось насмешливое выражение – казалось, он в жизни не слышал ничего более забавного и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
– Какое исчерпывающее изложение вашей нелепой философии. Но я-то вижу, что благие намерения – всего лишь оправдание детского стремления вечно лезть на рожон, – произнес он, лениво потягиваясь. Когда он поднял руки, рубашка выпросталась из брюк, обнажив узкую полоску смуглой кожи. Томас приказал себе не смотреть.
– Ты не поэтому ходил по городу, – снова заговорил Алистер. – Твои объяснения достаточно правдоподобны, но о самом важном ты умалчиваешь.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты не смог спасти сестру, поэтому хочешь спасти чужих, незнакомых людей. И еще ты жаждешь мести. Барбару убил демон, но это для тебя неважно; зло всегда остается злом, верно?
Томасу казалось, что черные глаза Алистера заглядывают ему прямо в душу.
– Ты вел себя безрассудно, но не хотел, чтобы из-за твоего безрассудного поведения пострадал напарник. Поэтому ты искал убийцу один.
У Томаса екнуло сердце. Алистер Карстерс разгадал мотивы его действий, в то время как его ближайшие друзья ни о чем даже не подозревали. При этой мысли Томасу стало не по себе.
– Знаешь, я не верю в то, что ты действительно считаешь нас глупыми детьми, которые бросаются навстречу опасности ради собственного удовольствия, – ответил он. – Если бы ты так думал, ты не позволил бы Корделии проводить в нашем обществе столько времени.
Алистер издал какое-то презрительное сопение.
– Я хочу сказать, – сбивчиво продолжал Томас, – что ты сам не веришь в то, что мне сейчас наговорил. И я не могу понять, зачем это было сказано. Ты как будто нарочно хотел вывести меня из себя. – Он помолчал. – Зачем ты дразнил и обижал нас в школе? Ведь мы ничего плохого тебе не сделали.
Алистер поморщился. Довольно долго он ничего не отвечал.
– Я издевался над вами потому… – наконец, выговорил он, – потому, что мог делать это безнаказанно.
– О, понимаю, вести себя как ублюдок – это так легко, – усмехнулся Томас. – Но у тебя не было никаких причин цепляться именно к нам. Твоя семья дружна с Эрондейлами. Ты мог бы, по крайней мере, быть добрее к Джеймсу.
– Когда я поступил в школу, – медленно заговорил Алистер, сделав над собой видимое усилие, – там уже вовсю сплетничали про моего отца. Все знали, что он неудачник, что у нас нет денег и так далее. Старшие ученики решили, что я – легкая жертва. Они… в общем, к концу первой недели мне дали понять, какое место я занимаю в иерархии, и у меня осталось несколько синяков, чтобы я не забывал об этом.
Томас ничего не сказал. Трудно было вообразить Алистера в роли жертвы. Он всегда представлялся Томасу одним из избранных, из тех, кто расхаживал по школе с видом хозяев.
– Я молча выносил их издевательства примерно год, – продолжал Алистер, – прежде чем понял, что у меня есть лишь два варианта: либо присоединиться к своим мучителям, либо терпеть до окончания школы. Разговоры насчет отца были мне безразличны, я не чувствовал никакой необходимости его защищать, так что это не было проблемой. Я был довольно тщедушным – ну, ты понимаешь, что это значит.
Он задумчиво смотрел на Томаса. Томасу стало неловко, и он немного отодвинулся. Да, мускулы у него появились уже ближе к совершеннолетию, и он до сих пор не привык к своему новому телу, не привык занимать столько места в пространстве. Ну почему он не такой, как элегантный и изящный Алистер?
– Да, я был слабее прочих, – сказал Алистер, – зато у меня имелись такие преимущества, как острый язык и злое чувство юмора. Огастес Паунсби и прочие сгибались пополам от хохота, когда я осыпал насмешками какого-нибудь бедолагу из младшего класса. Я никогда никого не бил, но это не имеет значения, верно? Вскоре задиры и хулиганы позабыли о том, что когда-то я был жертвой. Я стал одним из них.
– И как тебе кажется, ты сделал правильный выбор? – жестко произнес Томас.
Алистер взглянул на него равнодушно.
– Что ж, один из нас окружен верными друзьями, а второй остался совсем один. Так что ты сам мне скажи.