– Как? Запечатает… – Корделия заставила себя замолчать, сказала себе, что вопросы можно будет задать потом. Она некоторое время переводила взгляд с Джеймса на Магнуса. – Что нам делать дальше?
Магнус, прихрамывая, двинулся к двери.
– Все гораздо хуже, чем я предполагал. Ничего не предпринимайте, вам понятно? Больше нельзя рисковать. Я немедленно отправляюсь в Спиральный Лабиринт, чтобы сообщить о происшедшем совету магов.
– Позвольте хотя бы помочь вам, – предложил Джеймс. – Можете взять наш экипаж…
– Нет, – резким тоном перебил его Магнус. – Вы должны мне довериться. Оставайтесь здесь. Берегите себя, никакого риска.
С этими словами он развернулся и вышел. Через несколько секунд Джеймс услышал, как захлопнулась парадная дверь. Стараясь справиться с головокружением, Джеймс взглянул на Корделию и увидел в ее глазах страх.
– Джеймс, – прошептала она. – У тебя идет кровь.
К немалому облегчению Корделии, рана Джеймса была не настолько серьезной, как ей показалось на первый взгляд. Он с необычной покорностью снял пиджак, и она невольно вздрогнула, увидев, что рукав насквозь пропитался кровью. Она дрожащими руками расстегнула рубашку, вспоминая, как буквально двадцать минут назад Джеймс помогал ей снять пальто в вестибюле. В плече Джеймса зияла длинная, хотя и неглубокая рана, и при виде ее Корделия испытала настоящую физическую боль.
– Это сделал Велиал? – воскликнула она, прикладывая к ране влажную губку. Прежде чем наносить исцеляющую руну, требовалось взглянуть на рану и очистить ее, чтобы после срастания грязь, фрагменты ткани и тому подобное не оказались под кожей. – Он просто бросил в тебя пулю?
– Как видишь, да, – улыбнулся Джеймс. – Почему-то об этой его способности не упоминается в труде Monarchia Daemonium.
Когда Корделия принесла бинты и воду и нашла стило, он в нескольких словах рассказал ей о встрече с демоном в ином мире. Она прижала острие стило к руке Джеймса и старательно вывела несколько рун иратце на коже ниже раны. Джеймс дернулся, но потом заставил себя сидеть неподвижно и раздраженно добавил:
– Хуже всего то, что проклятый револьвер остался в царстве демона. Я его выронил. Какой невезучий день сегодня.
– Это неважно, – твердо сказала Корделия. – У тебя полно другого оружия, ничуть не хуже этого.
Он некоторое время молча смотрел на нее.
– А как ты… как ты добралась до меня и смогла меня вытащить оттуда?
– Сама не знаю, – пожала плечами Корделия. – Я услышала твой голос, ты звал меня. А потом меня как будто потянуло к тебе, но я ничего не видела в темноте. Все-таки я догадалась о твоем присутствии. Поняла, что ты где-то рядом. Я подняла Кортану, чтобы осветить пространство и увидеть хоть что-нибудь, и услышала голос Велиала: «Согласись стать моим слугой. Я позволю тебе поспать».
Джеймс поднял голову и посмотрел на нее; она стояла над ним, а он сидел на подлокотнике кресла. Они ушли из разгромленного кабинета и сейчас находились в гостиной. В канделябрах над каминной полкой сияли колдовские огни, и в комнате царил уютный полумрак.
– Я испугалась, – продолжала Корделия, – после того, как Магнус вернулся без тебя, я испугалась, что ты не сможешь выбраться из Эдома, или как там называется это царство.
«Испугалась» – это было слишком мягко сказано. Она обезумела от страха.
– Ты открыл какую-то дверь, чтобы вернуться? Вроде Портала?
Взгляд золотых глаз Джеймса был прикован к ее лицу. Она наклонилась, чтобы нанести третью Метку. Царапина от пули уже заживала, превращалась в шрам. Нижняя рубашка была заляпана кровью и грязью, на щеке Джеймса тоже виднелась царапина, волосы были взлохмачены. Может быть, это неправильно – то, что она, Корделия, предпочитает такого Джеймса, взъерошенного, окровавленного, больного, безукоризненному джентльмену в Маске?
– Велиалу очень не понравилось, что я пришел, – произнес он, не отвечая на вопрос. – Однако он сказал, что не насылал мне видений с убийствами, что в его намерения не входило «извещать» меня о них.
– И ты в это поверил?
– Да, – ответил Джеймс после небольшой паузы. – Я понимаю, что он лжец, но, с другой стороны, ему наверняка хочется, чтобы я считал его всемогущим. Не вижу смысла лгать мне в этом случае, ведь тем самым он дает мне понять, что допустил оплошность.
– Тогда откуда эти видения и что они означают?
– Я не знаю, – вздохнул Джеймс, хотя Корделия подозревала, что кое-какие догадки у него имеются. – Но мне кажется, я понял, почему он так боится Кортаны и тебя. Когда мы находились в потустороннем царстве, Магнус сказал ему: «Ты получил одну. Осталось всего две».
– Одну – что?
– Одну рану, насколько я понимаю, – объяснил Джеймс. – Рану, нанесенную Кортаной. Она до сих пор не затянулась, как рана Короля-Рыбака[70]. И я подумал, что еще два удара мечом – смертельных удара, а не просто царапины – могут его прикончить. Я высказал эту мысль вслух, и мне показалось, что Велиал испугался.
Корделия отступила, чтобы оценить результат своей работы. Синяки на руке и плече Джеймса не исчезли, но рана от пули превратилась в тонкую белую линию. Она бросила тряпку в медный таз с розовой от крови водой и сказала:
– Я не могу понять одного. Все говорят, что Принца Ада убить невозможно, значит, и Кортана против него бессильна, пусть даже он получит три удара мечом. Ведь так?
Прекрасные глаза Джеймса сверкнули.
– Пока я не могу этого сказать. Но я считаю, что все легенды и пророчества говорят правду, даже те, что противоречат друг другу… особенно те, что противоречат друг другу. – Он протянул руку и взял стило из пальцев Корделии; она удивилась, но позволила ему сделать это. – Ты спросила меня, как я вернулся, открыл ли я какую-нибудь дверь. Нет. Я не сделал ничего подобного. Я не мог. Магнус был прав: я никогда не практиковался в таких вещах с Джемом, никогда не задумывался о том, как открыть двери между мирами в своем сознании.
– Но Магнус был так уверен…
– Я пытался. Я подумал о нашем доме, о кабинете, представил себе обстановку в мельчайших деталях. Но это не помогло. Я словно очутился среди зыбучих песков. – Он положил стило на стол. – А потом я подумал о тебе.
– Обо мне? – недоуменно повторила Корделия.
Джеймс встал с дивана, и теперь ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она не могла отвести взгляда от его сияющих глаз, пушистых ресниц, решительно сжатых губ.
– Я подумал о тебе, – повторил он, – и мне показалось, что ты рядом со мной. Я видел твое лицо. Твои волосы… – Он поднял руку, заправил за ухо прядь, выскользнувшую из прически, и пальцы его на мгновение коснулись ее щеки. – И страх куда-то исчез. Я понял, что сумею вернуться домой, потому что ты со мной, потому что ты поможешь мне, приведешь меня обратно. Ты моя путеводная звезда, Маргаритка.
Корделия решила, что он, наверное, бредит после ранения, хотя одна из ее исцеляющих рун должна была восполнить потерю крови.
– Джеймс, я…
Пальцы его ласкали ее щеку, шею. Потом он слегка приподнял ее подбородок.
– Мне хотелось бы знать только одно, – прошептал он. – Ты действительно так думаешь?
– Что думаю? – растерялась она.
– Когда я был в царстве Велиала, – хрипло проговорил он, – ты сказала, что я принадлежу тебе.
Корделия смутилась; она не думала, что он услышал ее. Она вспомнила, как кричала, обращаясь к теням; она не видела Велиала, но знала, что он рядом, что он вокруг, что он вцепился в Джеймса мертвой хваткой.
Но нет, видимо, он все слышал. Взгляд его чудесных глаз был прикован к ее лицу; он был прекрасен, как рассвет, и в то же время свиреп, как взгляд хищной птицы. Она, запинаясь, ответила:
– Забудь, неважно, что я сказала. Я хотела, чтобы демон оставил тебя в покое…
– Я тебе не верю, – перебил ее Джеймс. Она заметила, что он слегка дрожит – видимо, от усталости. – Ты всегда говоришь то, что думаешь, Маргаритка…
– Ну хорошо.
Джеймс все еще гладил ее по щеке; она отстранилась и дрожащим голосом произнесла:
– Да, я именно это и хотела сказать – что ты принадлежишь мне, а не ему, что ты никогда не станешь его собственностью, Джеймс…
Она не договорила: он обнял ее, оторвал от пола, прижал к себе. Корделия знала, что она выше и сильнее многих девушек, например Люси, но Джеймс подхватил ее с такой легкостью, словно она была тряпичной куклой. Она машинально вцепилась в его плечи, когда он начал целовать ее, и этот поцелуй заставил ее забыть о том, что она хотела сказать, забыть обо всем на свете, даже о том, что надо дышать.
Сердце у нее колотилось как бешеное. Губы, ласкавшие ее, были горячими и нежными. Она приоткрыла рот, прижалась к нему, обняла за шею, провела кончиком языка по его губам, пробуя его на вкус. Его поцелуй имел вкус меда. Она хотела бы целовать его вечно.
Они опустились на пол, и Джеймс, по-прежнему держа ее в объятиях, осторожно усадил ее на ковер, склонился над ней. Она не узнала его – как будто он был пьян или у него кружилась голова.
– Маргаритка, – шептал он. – Маргаритка, моя Маргаритка.
Корделия знала, что, если она прикажет ему оставить ее, уйти, он повинуется немедленно, без возражений. Но ей меньше всего на свете хотелось, чтобы он ушел. Он прижался к ней всем телом, придавил ее к ковру. Он был в одной нижней рубашке с короткими рукавами, и она гладила его плечи, мускулистые руки, она чувствовала, как напрягались под кожей его мышцы, когда он приподнимался на локтях.
– Да-да, – шептал он, словно в забытьи. – Ласкай меня… делай все, что хочешь… все что угодно…
Руки ее скользнули под одежду Джеймса, гладили его горячее обнаженное тело. Ей хотелось прикоснуться к его груди, почувствовать биение его сердца. Она провела ладонями по твердому животу. Кожа у него на груди была гладкой, словно шелк, но Корделия нащупала несколько старых шрамов.
Он спрятал лицо у нее на плече, дрожа от ее прикосновений.