Как же хорошо».
Я одобрительно замычала и принялась работать губами дальше, щекоча языком край головки, где он чувствительней всего.
– Блядь, блядь, блядь. – Ксейден с силой потянул меня за волосы, его дыхание становилось все чаще и чаще. – Прекрати. Или я сорвусь. – Его живот напрягся, когда он поднял голову и посмотрел на меня. – А я не уверен, что смогу быть нежным.
«Срывайся. – Звучало просто идеально. – Мне не нужны нежности».
«Кости срастаются долго. Ты еще восстанавливаешься…»
Я заглотила его глубже. Ксейден зарычал.
«Ты правда этого хочешь?»
«Я хочу, чтобы ты одичал».
Не успело это у меня вырваться, как он вздрогнул, поднял меня и перекатил на спину. Затем его губы встретились с моими в сильном и глубоком поцелуе. Поцелуй – сплошь сплетение языков и кусающие зубы, сладострастный, свирепый и ровно такой, как мне был нужен.
Он провел рукой по внутренней стороне моего бедра, а потом – внезапно – его пальцы уже прямо там, сдвигают трусы в сторону, чтобы ласкать и дразнить, после чего вовсе их стянуть. Я сдернула сорочку через голову, пока он снимал с себя штаны.
Да. Боги, да. Он – все, что я видела, все, что я чувствовала, когда он вернулся ко мне между ног, головка его члена теперь была уже совсем близко. Его рука поглаживала мои залеченные ребра, и тут его глаза вспыхнули, когда он поймал мой взгляд.
– Нам лучше…
– Прошу, Ксейден. – Я коснулась его щеки. – Пожалуйста.
Он взял мою руку и поцеловал ладонь, затем – то место, где был перелом. На мгновение нахмурился, оглядывая мое тело, словно искал самое безопасное место, словно до сих пор видел каждый синяк, каждую ссадину.
Внутри меня все нервы скрутило узлами при мысли, что он остановится.
– Диким, – напомнила я шепотом.
Его взгляд снова нашел мой, и от того, как Ксейден улыбнулся – приподняв уголок губ в той самой самодовольной усмешке, что я так любила, – у меня застучало сердце.
Схватив меня за бедра, он перевернул меня, потом подтянул к себе, поставив меня на колени.
– Скажи, если будет слишком.
Это была не просьба. Я кивнула, впиваясь пальцами в простыню.
Затем он пристроился и подался бедрами вперед, толкая внутрь, внутрь, пока не оказался так глубоко, что я теперь чувствовала его везде. Я стонала от натяжения, от ощущения его полнейшего совершенства, приглушая звук подушкой.
Но Ксейден сбросил подушку на пол.
– Хочу, чтобы они слышали, – сказал он, медленно выходя, оглаживая каждый дюйм моего напряженного, набухшего лона, а потом вставляя снова.
«Боги, ты просто идеален! – вскрикнула я. Как же с ним хорошо. – Но в этом доме сотни людей…»
Как я сумела связать больше двух слов, осталось загадкой для самой меня. Ксейден склонился над моей спиной, провел зубами по раковине уха.
«И я хочу, чтобы все они знали, что ты моя».
С этой логикой я не стала спорить. Я не могла. Не в тот момент, когда он вышел почти до конца, а потом бросил бедра вперед, выбивая из меня все мысли. Он нашел жесткий, глубокий ритм, превращая меня в чистейшее, горящее удовольствие.
Это мне и было нужно – чтобы он взял меня, наполнил, вдохнул в меня жизнь.
Его пальцы впились в мои бедра, притягивая навстречу каждому движению, и уже невозможно было двигаться самой, заставлять его ускорить ритм. Осталось лишь принять то, что он давал, полностью сдаться и просто чувствовать.
Он заводил меня, сворачивал пружину давления внутри все туже и туже, мои крики заполняли спальню вместе с его стонами и шепотом любви.
Становилось все лучше, жарче, нежнее, пока вне этого ощущения между нами мира просто не осталось, не осталось жизни, кроме нас. Значение имело только его следующее движение.
– Ксейден. – Его имя на моих губах – мольба, напряжение скручивалось так туго, что граничило с болью, а во мне нарастала сила, раскаленная и неуправляемая.
Его рука скользнула вдоль моего живота к солнечному сплетению, затем он выпрямил меня так, что моя спина встретилась с его грудью. Я повернула голову, запустила пальцы в его волосы, и он подарил мне поцелуй, лишая дыхания, входя в меня снова, и снова, и снова, и движения становились все менее управляемыми.
Он был близок. Уже почти.
«Ты живая. – Его голос оплетал мой разум, а пальцы нырнули между моими бедрами и скользнули по клитору. – Живая, сильная и моя».
Боги, он знал, что мне нужно, без лишних слов. Мои бедра сомкнулись, потом задрожали. Это было слишком – и в то же время как надо.
«А ты – мой…»
Я задыхалась, пульс ускорился до предела, когда его ласка подвела меня к самому краю.
И я упала. И разбилась вдребезги. Вспыхнул свет и тут же погас в остужающей тьме, и меня захлестывали волны блаженства одна за другой.
Ксейден обхватил меня обеими руками, прижимая как можно сильнее, дрожа, теряя контроль, скатываясь в собственное наслаждение-высвобождение.
Так мы и оставались, охватив друг друга во всех возможных смыслах, рвано дыша и возвращаясь к реальности.
Реальности, в которой меня точно было не назвать тихой. Мои щеки зарделись еще жарче.
– Хочешь, чтобы я спала здесь с тобой? – спросила я, когда снова обрела дар речи.
– Каждую ночь. – Ксейден нежно меня поцеловал.
– Пусть для чар еще не время, но было бы круто, если бы ты сегодня же установил здесь звуковой щит. – Я подняла брови, чтобы он понял, что я не шучу.
Его губы изогнулись в очередной умопомрачительной улыбке.
– Уже.
Я закатила глаза:
– Ну конечно.
Когда мы часом позже вышли из спальни Ксейдена, кадеты уже были везде.
– Это… – Мне не хватало слов. Я изумленно оглядывалась по сторонам, пока мы спускались по правой стороне широкой лестницы в вестибюль.
– Слегка многолюднее, чем в последний раз, когда мы здесь были, – подсказал Ксейден, оглядывая толпу. Одни всадники стояли кружком, другие – сидели вдоль стен.
И у всех до одного – неопределенное выражение на лице, которое было вариацией на тему моих же чувств: какого хрена мы сделали? Аретия к этому еще не готова, а я их все равно привела.
Может, Ксейден и рискнул революцией, когда пришел за мной, но я только что подвесила на нее огромную мишень.
«Мы хотя бы можем их всех здесь разместить?» – спросила я Ксейдена, пока мы пробирались через сумятицу.
«На трех верхних этажах – добрая сотня отдельных комнат, – ответил он. – И это не считая семейных помещений на втором. Вопрос – пригодны ли они к обитанию. Тут далеко не все отремонтировано».
– Вайолет! – помахала Рианнон и окинула меня критическим взглядом. Наш отряд ждал перед аркой, ведущей в большой зал. – Выглядишь уже лучше.
– И чувствую тоже, – заверила я ее, заметив, что Имоджен с ними нет. – Что происходит?
– Я надеялась, ты знаешь. – Ри обвела глазами наш отряд, потом наклонилась ко мне, понизив голос: – Вчера ночью провели быструю перекличку, разместили нас и сегодня утром накормили, но это было час назад. А теперь мы просто… – Она показала на вестибюль. – Ждем.
– Думаю, мы застали их врасплох, – признала я, чувствуя, как грудь наполняется сосущей пустотой из-за чувства вины.
– А теперь узнаем насколько, – сказал Ксейден. – Мы скоро вернемся с ответами, Рианнон. – Он кивнул мне, указывая в коридор.
«Нам надо встретиться с Ассамблеей».
«Если бы это только не звучало в твоем исполнении так зловеще».
Я задержалась, когда мы шли мимо Аарика.
Он стоял в стороне от отряда, сложив руки на груди и внимательно наблюдая за происходящим вокруг.
– И что теперь, Сорренгейл? – спросил он, поджав губы.
«Он не о графике дня спрашивает», – сказал Ксейден.
«Понятное дело».
Я перевела взгляд с Ксейдена на Аарика:
– Твоя тайна останется тайной.
«Громко сказано».
Я снова повернулась к Ксейдену. И медленно проговорила:
– Тебе решать, хочешь рассказать о своей семье или нет. Правильно, Риорсон?
На щеке Ксейдена дрогнула мышца, но он кивнул.
– Клянетесь? – выпалил Аарик.
– Клянусь, – сказала я.
И больше ничего добавить не успела: Ксейден взял меня за руку и повлек по широкому коридору, где толпа наконец поредела.
– Думаю, я облажалась, – прошептала я, чувствуя, как с каждым шагом нарастает нехорошее предчувствие.
– Мы облажались, – заметил он, сжав мою ладонь и остановившись перед высокой деревянной дверью, из-за которой слышалось немало разгневанных голосов на повышенных тонах. – Но это еще не значит, что мы не правы.
– Когда мы здесь были в последний раз, люди в этой комнате хотели меня запереть, потому что я угроза безопасности. – У меня сперло дыхание. – Начинаю подумывать, не правы ли они.
– Хотели только четверо, – ответил Ксейден, положив пальцы на черную металлическую ручку. – И гарантирую, что злятся они больше на меня, чем на тебя. Ибо кое-кто не пришел по их зову вчера вечером, когда тебя вылечил Бреннан.
Он потянул дверь, и из зала послышались чуть ли не вопли. Я последовала за ним внутрь.
– Ты предал все, над чем мы трудились годы! – кричала женщина.
– Без единого голоса одобрения от совета! – подхватил мужчина.
– Решение принял я, – сказал Ксейден, шагнув через порог. – Хотите покричать? Кричите на меня.
Шестеро членов Ассамблеи разом повернулись к нам. Боди, Гаррик и Имоджен стояли перед ними, как перед трибуналом. Все, что осталось от отряда, сражавшегося в Рессоне.
– Мы с радостью рассмотрим ваши решения, лейтенант Риорсон, – сказала Сури. – Хотя не знаю, что здесь делает дочь генерала.
– Что ж, сын генерала здесь уже есть, – парировал Бреннан с другого конца стола, когда мы с Ксейденом разом шагнули вперед и встали между Гарриком и Имоджен.
– Ты знаешь, о чем я! – выпалила в ответ женщина, пронзив Бреннана раздосадованным взглядом.