— Садись, я сказал. Я тебя не отпущу. Да и разве есть что-нибудь более романтичное, чем прогулка по реке?
Да, вырваться из его захвата вряд ли возможно. Люба изучала напряженное плечо, сегодня обтянутое футболкой цвета хаки. Камуфляжные брюки, которые обычно глупо смотрятся на людях далеких от армии. А ему шло. С некоторым раздражением Люба решила, что вообще ни разу не видела на нем одежды, которая бы ему не шла.
— Садись в лодку, — голос стал жестче. — И не надо так бледнеть. Ты хоть раз слышала, чтобы в крошечной, болтающейся на воде лодке произошло убийство или изнасилование? Там, знаешь ли, совсем неудобно, потому мы просто покатаемся подальше от берега и вернемся на твердую землю в целости и сохранности. Могу даже пообещать.
— Нужны мне твои обещания! — буркнула Люба, выдергивая из его пальцев локоть. Можно, конечно, все-таки прыгнуть в воду, но не хотелось выглядеть трусливой дурой. Ладно, Бостон, но потом ей придется показаться всей остальной компании и если даже получится соврать, что она просто поскользнулась и упала, то Казанцев, скорее всего не откажется от удовольствия растрепать правду. Вот уж фиг!
Люба развернулась и решительно полезла в лодку. В чем-то он прав, ну повыпендривается немного, погнет пальцы, переживем, ведь вряд ли посреди реки возможно вытворить что-нибудь более ужасное, чем просто поездить по ушам.
Через несколько секунд, когда она уселась на носу лодки, мотор снова взревел, почти привычно, но Люба все-таки вздрогнула. Бостон положил на кожух двигателя руку, не было заметно, чтобы он что-то поворачивал или нажимал, однако лодка послушно развернулась и понеслась вдоль реки. Когда пирс скрылся с глаз, звук двигателя стал глуше и движение лодки немного замедлилось.
Люба сидела напротив, скрестив на груди руки и ждала, когда же польется шквал оскорблений и угроз. Чего она не ожидала, так это вопроса.
— Ты разговариваешь с телефоном? — очень серьезно спросил Бостон и мотор фыркнул, будто тоже хотел знать.
Да, Люба разговаривала с телефоном. И с плеером. И с холодильником. И с кодовым замком двери подъезда. Некоторые могли бы сказать, что она делает это из-за нехватки общения с ровесниками и родственниками, но на самом деле ей просто нравилось думать, будто каждого из нас окружают не просто рукотворные предметы, а живущие в них, совершенно отличные от человека, но не менее разумные существа. Существа другого измерения. Просто разум их легкий и трогательный, вьющийся вокруг рационального человечества насмешливой бесплотной дымкой. Вроде малозаметных гномов в траве, без которых даже самый шикарный сад теряет все свое очарование. Да и разговаривала, конечно, громко сказано — просто иногда она просила помощи и благодарила, если те откликались.
Прошедшей ночью, к примеру, Люба рассказывала печке, что искренне завидует ее способности повышать в себе температуру до температуры земной магмы. Но Казанцеву, естественно, признаваться в чем-то подобном она не собиралась. Тем более вопрос означал, что он вышел на пирс не сразу, а предварительно некоторое время за ней подсматривал и скорее всего, подслушал разговор с Сашкой.
— Бывает, — бесстрастно сообщила Люба.
— Люди любят приписывать всему неизвестному человеческие черты, правда? — продолжил Бостон, прожигая ее острым взглядом.
Люба молча отвернулась, но его как будто не особо волновало, участвует ли она в разговоре. Вероятно, монолог был основным средством его общения с другими.
— Любят наделять душой все, что попадается им на пути. Старое дерево, похожий на голову камень, болото, в котором сгинуло полдеревни. Почему-то люди считают, что наделенное душой на порядок выше, чем бездушные предметы. Так наивно — верить, что камень, на который пролилась жертвенная кровь опаснее любого другого булыжника, валяющегося под ногами. А тем более верить, что одни предметы, созданные из кожи и костей чем-то лучше других предметов, созданных из металла и дерева только потому, что первые обладают зачатками разума. Люди объясняют, что, конечно же, те, кто создает, априори выше тех, кого создали и совсем забыли, что возможно, когда-то были созданы сами.
Хотя лодка плыла не очень быстро, но скорости хватало, чтобы ветерок, который на берегу казался легким, здесь превратился в довольно ощутимый ветер и Любе стало зябко. Она обхватила руками плечи, стараясь не смотреть на Казанцева, который отчего-то принялся философствовать. Ей не хотелось разговаривать.
— Люди… Вы так предсказуемы. Любое необъяснимое явление сбивает вас с толку, пугает, заставляет придумывать нелепые объяснения или просто игнорировать очевидное. В ваших мозгах происходит сбой программы, сбой, который вы не можете ни диагностировать, ни исправить. Люди просто делают вид, что некорректной информации не поступало, отключают некоторые функции и существуют дальше.
— Люди? — Люба не сдержалась, скептически подняв брови. — А ты у нас нынче выше обычных людей? Ты у нас не люди? Вот это самомнение, офигеть, — пробормотала она в сторону. Многое видала, как без этого, но чтобы настолько откровенно заявлять, что лучше всего остального человечества…
— Вот именно, Вы, люди, — педантично уточнил Бостон.
— А ты тогда кто? Представитель высшей расы? — усмехнулась Люба. Может у него просто с головой плохо, к примеру, мания величия на основе постоянной безнаказанности?
— Кто я? Хороший вопрос, — Бостон, однако не стушевался и даже улыбнулся, открыто, но одновременно пугающе. — Возможно, я Бог?
— Чего? — нет ну это вообще выше всяких границ! Каков наглец!
— Возможно, я Бог, — жестко повторил Бостон. — Ты верующая?
— Нет.
— Хорошо. Верующие так горячо жаждут видеть его воочию… видеть своего Бога. Быть к нему ближе. Но знаешь что? На самом деле они себя обманывают. Глубоко в душе каждый верующий жутко боится столкнуться лицом к лицу со своим создателем. — Бостон вдруг наклонился и перешел на громкий шепот. — Неизвестное вызывает сбой в любом человеке. Но верующие, получившие то, чего просят, вообще ломаются. Они впадают с неконтролируемый ужас, смесь паники и экстаза, в наркотическую ломку и знаешь первое, о чем они думают?
— Нет… — Любу чем-то заворожило его лицо. Наверное, Бостон настолько верит в свои слова, что способен заразить этой уверенностью всех окружающих. Что-то было в его необычных глазах. Что-то относящееся к сказанному, чего так упорно не хотелось замечать.
— Они думают, что сами вывернули своё желание наизнанку. Что встреча с Богом обернулась встречей с дьяволом, потому что иного просто не могло быть, ведь глубоко в душе каждый из них уверен — он недостоин того, чтобы предстать перед своим Богом. И хуже всего… если это случится, то неизбежно выяснится — Бог далек от того идеального образа, который о нем состряпали.
Бостон замолчал и откинулся назад.
Люба выравнивала дыхание. Мимо плыли заросли, иногда попадались лодочные сараи с небольшими пирсами. Однажды они проплыли под высоким мостом.
Казанский, прищурившись, наблюдал за ней и Люба старалась избавиться от его внимания. Сбросить, как тяжелый плед, который мешает дышать.
— Меня не интересуют религиозные темы, — пробормотала она.
— Я так и понял.
Река резко свернула, образуя заводь с песочным пляжем, сейчас совсем пустым. Пахло сыростью и гнилыми листьями. Грязью, сухими камышами и горящим в костре сушняком. Пахло осенью.
Как этот запах осени отличается от другого, городского. Словно земля и небо. Мысли тут же перепрыгнули, не могли не перепрыгнуть на другой объект. Сколько же в нем обаяния, думала Люба, пусть и темного… Впрочем, оно куда привлекательней. Неудивительно, что его имя не сходит с губ всех молодых девушек, в чем легко получилось убедиться всего за один сегодняшний день. Люба старательно пропускала сплетни мимо ушей, но все равно слышала. И про дом с бассейном, где они живут втроем с Данилецкими. И про сумасшедшие вечеринки, куда каждый из местных мечтает попасть.
И про девушек, которых предпочитает Казанцев. Его предпочтения можно выразить одним словом: всех. Не то чтобы он менял их каждый день, да и практически с каждой встречался официально, но и официальные пассии чередовались слишком часто. И не существовало общих признаков, вызывающих его интерес — ни цвета волос, ни особенностей фигуры, ни черт характера. Наверное, у него просто не было вкуса к женскому полу. Вероятно потому, что ему все были безразличны.
Любу это невольно задевало. С одной стороны, непонятно, почему Бостон к ней прицепился. А с другой хотелось верить, что если уж прицепился, то причина немного более лестная, чем просто оскорбленная гордость и жажда мести. Наверное, она поверила бы в это, случись все… весной, но сейчас, после лета, способность верить в хорошее атрофировалась, как бесполезный придаток.
— Чего тебе от меня нужно? — агрессивно спросила она. Не давала покоя его рука, лежащая на моторе. Люба не знала толком, как управляют лодкой, но он должен поворачивать какую-нибудь рукоятку, разве нет? А он просто держит ладонь прижатой к пластмассе и кажется, лодка разворачивается сама собой.
— Я тебя еще не простил, — очень мягко ответил Бостон.
— Ах, ну тогда дальше мне придется жить с тяжким грузом на совести — без твоего прощения! — прошипела Люба, до боли вцепившись ногтями в собственные плечи. Да, рубашка мало защищала от пронизывающего ветра.
— Нет, тебе придется получить мое прощение, так или иначе. Почему ты не ходишь в университет?
— Забыла спросить у тебя разрешения!
— Глупо прогуливать занятия. Твою проблему этим не решишь.
— У меня нет проблем.
— О, поверь, — ухмыльнулся Бостон, — они у тебя есть.
Люба молча кусала губы.
— Любовь Олеговна Стародубцева, двадцать один год, проживает по адресу: Приморская, д.73 под опекой Николая Сергеевича Прохорова, владельца сувенирной мастерской. Его жена, Диана Алексеевна Прохорова ведет бухгалтерию. Тебе, вероятно, будет очень интересно узнать, что чета Прохоровых замалчивает от налоговой почти половину получаемого дохода. И что часть выпускаемых твоим дядей сувениров нарушает авторские права нескольких крупных фирм, потому что при их создании без разрешения использован чужой метод росписи по фарфору. Лет на пять строгого режима потянет.