– Я работаю через посредников. Через третьих лиц. Иногда они умалчивают о деталях, касающихся работы. В данном случае – о важных деталях. Скажем, о том, под чьим покровительством находился артефакт. – Я подаюсь вперед, стараясь быть убедительным, потому что моя жизнь сейчас зависит от того, поверит ли он моим словам. – Я не крыса. И я не играю с синдикатом. У каждого должны быть свои принципы.
Теперь я каждую секунду жду прикосновения к шее прочной карбоновой проволоки. Или укуса одной из марсианских гадюк, которых шипы – подонки из синдиката – любят импортировать просто забавы ради. И последним, что я увижу, будет этот смазливый высокомерный главарь бандитов, развалившийся в кресле, словно король Вселенной, при том что в прошлом он был всего лишь секс-игрушкой. Эти нувориши думают, что у всех остальных короткая память. Ах если бы!
Но проволока не появляется. Как и гадюка.
– В садах нас учили телесной эмпатии, а также искусству танца теней – как соразмерно подражать языку тела, чтобы человек почувствовал себя непринужденно, – говорит герцог. – Подобный прием способствует установлению эмоционального контакта. Благодаря этому я чертовски хорошо вынюхиваю лжецов. – Кажется, он презирает свое обучение, но все равно откидывается на спинку кресла и принимает позу – зеркальное отражение моей. Поникшие плечи, расставленные ноги – идеальная копия. – У вас, мой дорогой, нечестное лицо, поэтому легко понять, когда вы говорите правду.
– Так вы мне верите?
– Да.
Я колеблюсь.
– Тогда я могу идти?
– Какой это был бы приятный мир! Хотя вы не ведали, что творите, совершая ограбление музея, ваш поступок, как вам известно, является преступлением не только против меня, но и против самой королевы. Так что, боюсь, вы не можете просто уйти. – Он сочувственно улыбается. – Лично я отпустил бы вас, будь это все только между нами. Я вижу, насколько я вас напугал. Честно говоря, зачастую этого наказания достаточно. Но увы, теперь дело касается не только нас двоих. Об этом стало известно другим. Герцога Длинные Руки оставили в дураках. Я не могу допустить такого. – Он подается ко мне, ложась грудью на стол. Жилка на его виске пульсирует. – Это абсолютно неприемлемо. Как сказал однажды старый Каменный Рыцарь, милосердие поощряет негодяев. Мы с вами имеем несчастье плавать в море, кишащее злодеями. Долг существует. Его надлежит оплатить.
Я не могу сообразить, что сказать, как отвертеться. Его слова рождают всплеск страха в моей душе. Они собираются меня серьезно покалечить.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Несправедливого наказания не будет. Если бы вы перешли дорогу герцогу Длинные Ноги, то до конца жизни ковыляли бы на вживленном металлическом протезе. А если бы оскорбили герцога Длинный Язык, то невнятно лопотали бы, как чернозубый из Затерянного города, – тот главарь куда более жесток. Ну а я заберу лишь вашу руку, причем не самую любимую. – Он улыбается, а Горго проскальзывает вперед. – Обещаю.
Вот теперь появляется удавка. Горго сзади накидывает мне на шею тонкую проволоку и сдавливает – не так сильно, чтобы прорвать кожу или раздавить трахею, но достаточно ощутимо, чтобы дать понять: это произойдет, если потребует главный. Я цепенею.
– И какую же руку не жалко отдать? – интересуется герцог. – Вы задолжали мне. Выбирайте. – Я пытаюсь откинуть голову, но мешают пальцы Горго толщиной с картофелину. – Ну же.
Рассудок покидает меня. Во рту пересохло, я дрожу.
– Л-левую, – выдавливаю я, когда натяжение гарроты ослабевает.
Герцог кивает своим головорезам, и они хватают меня за левую руку. Я в ужасе смотрю, как он берет пилу для кости и включает ее. Бритвенно-острые зубцы вибрируют. Накатывает паника. Воспоминание о том, как кожа отслаивается от мышц, как жир отделяется от костей, – и крики друзей. Однажды я смотрел на это, и в голове билась одна-единственная мысль: «Хвала Юпитеру, это происходит не со мной!» Чувство вины возвращается. Голоса моих друзей, кричащих друг другу в разбомбленном здании Эндимиона: «Молчи! Молчи!» Страх при виде металла, который вот-вот начнет вгрызаться в мое тело. Чудовищное зрелище оголенных мускулов – словно в лавке мясника. Я лихорадочно пытаюсь придумать, за счет чего бы поторговаться, но мне нечего предложить. В груди у меня зарождается отчаянный, жалкий всхлип, но я не позволяю ему вырваться. Герцог опускает пилу к моему запястью. Зубцы жужжат, словно крылышки насекомых. Я стискиваю зубы и закрываю глаза.
– Есть способ сохранить эту руку, – шепчет он. – Скажите мне, где клинок.
– Я не знаю! Я уже продал его своему посреднику.
– Назовите его имя.
– Я… не могу.
– Почему?
– Повторяю: я не крыса, – холодно говорю я.
И сразу успокаиваюсь. Теперь я боюсь меньше, потому что есть веская причина, по которой не жаль и руки лишиться. Убеждения. Я уже и забыл, каково это – иметь убеждения!
– Я могу вскрыть вашу грудную клетку. – Он крутит пилу. – Лишить вас мужского достоинства. Отрезать пальцы ног. Превратить ваши глаза в желе. Если я действительно захочу найти вашего посредника, вы все скажете. – Он собирается перейти к делу. Запах одеколона Горго бьет мне в нос. – Скажите, кто он!
Я с ненавистью смотрю на герцога:
– Давай, сволочь, приступай!
Он смотрит на меня сверху вниз, потом смеется:
– Горго, полагаю, ты задолжал мне бриллиант.
И выключает пилу. Удавка исчезает с моей шеи. Я поднимаю взгляд и вижу, как черный выходит вперед, роется в бумажнике из кожи аллигатора, достает бриллиант в форме капли и вкладывает его в руку герцога. Тот опускает бриллиант в карман и улыбается мне, а черный уходит.
– Я бы разорвал Луну на части ради человека вроде вас, мистер Хорн. Человека с принципами.
– Что? – Адреналин покидает мое тело, и я обмякаю, будто из меня выпустили воздух. – Вы о чем?
– А Осло сказал, что вы умный. Странно. Белый, склонный к преувеличениям.
Я тупо моргаю. Я не называл его имени.
– Вы знаете Осло? – спрашиваю я.
– Знаю ли я Осло? Ха! Он часто выступал в роли посредника между гильдией Офион и синдикатом. Если бы вы предали его – что ж, Эфраиму Хорну пришел бы конец. Но вместо этого вас ждут сокровища. Видите ли, так получилось, что главе воров, – он касается своего черного пальто в том месте, где, предположительно, бьется его сердце, – нужен вор хаоса. А кто может быть лучше, чем специалист, рекомендованный мистером Осло и испытанный мной лично? Ведь в моих планах – приобрести нечто особенное. Так что, мой дорогой серый, это была завершающая часть вашего квалификационного отбора. Поздравляю. Вы прошли его блестяще.
Я моргаю, глядя на этого безумца:
– Лезвие-хлыст Силениуса… Вы наняли меня, чтобы украсть этот клинок… у себя?
В ответ на лице розового вспыхивает улыбка.
Еле сижу на стуле, меня сотрясает дрожь, и я все еще не до конца уверен, что он не собирается схватить мою руку и отпилить ее.
– Ну ты и мудак, – бормочу я.
– Вы явно никогда не встречались с другими членами королевской семьи. – Он с обидой касается своей груди. – Я самый деликатный из них.
– У синдиката достаточно воров, – говорю я. – Зачем вам я?
– Разве кто-то из них сравнится с вами?! – восклицает герцог, пытаясь польстить мне.
– Как минимум трое. Призрак, Зендрик… – Я качаю головой, жалея, что не принял предложения Холидей о работе. – Я вам говорил, гражданин, – я не связываюсь с синдикатом. Вы, парни, играете слишком жестко. Не знаю, для какой работы вы хотели меня нанять, однако придется вам использовать своих людей. – Я бросаю взгляд на подонков в черных плащах и на Горго. – Я не ношу ошейник.
– Все мы носим ошейники. – Герцог постукивает себя пальцем по лбу, там, где дремлет невидимая корона. – Просто некоторые из них более удобны. А теперь ваша очередь, мистер Хорн…
Он достает что-то из кармана и кладет на стол. Сей предмет называется «поцелуй королевы». Черная железная роза, которая может подкупить стража, открыть двери и запугать даже сенаторов республики. Это мандат правительницы синдиката, и лишь немногие теневые сущности удостаиваются права носить «поцелуй королевы» по ее повелению.
– Это не просьба. Долг пока не списан. Он висит на вас, а также на черной, зеленой и алом, – тихо говорит герцог. – Теперь осмелюсь предположить, что человек с вашей репутацией, с вашей… историей склонен к вендетте. Я предостерегаю вас: не думайте об этом как о бремени, возложенном на ваши плечи, а вместо этого смотрите как на величайшую возможность, которая дается раз в жизни. С синдикатом вы можете возвыситься. Вы можете править. Служите мне хорошо – и этот мир станет вашей игровой площадкой.
Я не ведусь на его льстивые речи. Я не желаю возвышаться. Мне насрать на эти игры и нелепую манию величия – синдикат всего лишь очередная банда с организацией и финансовой отчетностью выше среднего. Рано или поздно подобные шайки пожирают самих себя. Но хоть я и стоял на краю ограждения, решая, не спрыгнуть ли, это еще не значит, что мне хочется быть распиленным на куски. А именно это и случится, если я откажусь. Или он сперва доберется до моей команды. И я снова буду слушать их крики. Я думаю про Вольгу, стоящую под дождем, как потерявшийся щенок.
– Согласен, – бормочу я. – Итак, что воруем?
Герцог Длинные Руки весело смеется:
– Рад, что вы спросили! Мой дорогой, мы крадем лишь самое ценное на всех планетах!
19. ЭфраимПерно
Мои коллеги смотрят на «поцелуй королевы» на кофейном столике. С того момента как я выложил розу перед ними, они не шелохнулись. Я поворачиваюсь к стене и рассматриваю свисающие и стекающие часы на картине. Одна из моих любимых работ Дали. Теперь, когда оригинал утерян или уничтожен, даже подделка «La persistència de la memòria»[9] – сокровище. Я украл это полотно у одного серебряного криминального барона в Громаде. Время в комнате остановилось, так же как и на картине.