Мои слова достигают цели. Кира откидывается на спинку кресла, трет виски и пригубливает водку. Она сейчас погружена в мелкие, теплые воды золадона. Она смотрит на черную розу. Цветок меньше моей ладони, но кажется, будто он больше этой комнаты. Пульсирующее зло.
– Какие сроки?
– Месяц.
Кира безмятежно смотрит на меня и кивает. Золадон охлаждает ее кровь.
Дано реагирует более эмоционально. Он замирает, забыв о незажженной сигарете в пальцах.
– Это звучит все лучше и лучше, – вздыхает он.
– Месяц – это немного, – говорит Вольга.
– Нам нужно четыре месяца, чтобы все спланировать, – размышляет вслух Дано. – А лучше год.
– Я знаю. Но это, судя по всему, не обсуждается. У нас месяц. На самом деле, меньше. – (Никто меня не перебивает.) – Нам назовут три конкретных места и момента, когда приз будет на людях. Нам просто придется выбрать наилучший вариант.
– Как мы получим эту информацию? – мрачно интересуется Вольга. – Это касается не только нас. Это важно знать.
– У них свои щупальца повсюду. – Я пожимаю плечами. – Тут мы можем лишь гадать. Кира, вопрос! – Я щелкаю пальцами, чтобы привлечь ее внимание и вернуть на землю с тех высот, где она витает. – Сколько тебе потребуется времени, чтобы надеть свою черную шляпу и вытянуть кое-какие данные из «Эпира и Леоманта»?
– Бухгалтерской компании? Зависит от их файерволла. Это высококачественное программное обеспечение. А что?
– Мне нужно знать, кто кому платит. Нам нужен свой человек там.
– Черт побери… – говорит Дано. Его взгляд прикован к датападу. – Сенат только что выдал ордер на арест Жнеца.
Мы смотрим друг на друга, застигнутые одной и той же ужасной мыслью. Игра в разгаре, и мы – фигуры на доске. Бросаю взгляд в окно на Гиперион и думаю, как это встряхнет мой город. Но в глубине души меня гораздо сильнее волнует ошейник на моей шее и вопрос: кто на самом деле держит поводок?
Я беру голокуб, который дал мне герцог Длинные Руки, и активирую его. Лица моих соратников как будто расплываются в бледном свете. В воздухе вспыхивают три локации. Я откидываюсь на спинку кресла, зная: в глубине души ребята верят, что справятся. Они достаточно молоды и никогда еще не терпели поражения. Никогда не попадались. Но шансы на успех так малы, так абсурдны, что нас ждет виселица. Однако же кажется достойным ухватиться за мизерный шанс, выжать из него все что можно, и если уж погибнуть, то не от лезвия пилы или падения с магистрального ограждения, а на арене, когда от быстрого бега колотится сердце, а все переменные в последний раз становятся на свои места.
Игра пошла. И я наконец-то улыбаюсь.
20. ЛисандрДраконы
Когда коммандос ворвались на корабль, я ослеп. Их светошумовые гранаты извергали белое пламя, активизировавшее все мои зрительные рецепторы. Хотя мы сдались, они избили нас до потери сознания. Я несколько раз получил прикладом по затылку и в конце концов рухнул на бок, после того как мне разбили нос.
Меня хватают за волосы и бьют лицом об пол. Чей-то ботинок прижимает мою голову, пока меня обыскивают и сковывают руки за спиной магнитными наручниками. Металлический браслет защелкивается на моей правой лодыжке. Кандалы рывком сводят вместе, и я оказываюсь ничком на полу, скованный и ослепший. Что-то тугое скользит по моей шее и сдавливает ее.
За шесть секунд по древнему методу с меня сдирают человеческое достоинство.
Я чувствую, как меня куда-то тащат. Понемногу сквозь пульсирующие голубые остаточные образы, сохраненные моим зрением, проступают расплывчатые силуэты. Вместе со мной с корабля волокут спасенных нами членов экипажа.
Я вижу, как один из них, захлебываясь криком, цепляется за металлическую панель. Солдат бьет его ногой по рукам, пока те не ломаются. Кровь из разбитого носа течет мне в горло. Кто-то неподалеку жутко хрипит, задыхаясь. Низкий отрывистый лай из звериных глоток сопровождает резкие, стремительные приказы:
– Стоять!
– На пол!
– Руки за спину!
– Носом в металл! Носом в металл, гахья!
Это моя вина. Не разумный выбор привел нас к этому астероиду, а моя гордыня, или тщеславие, или неверно понятая честь – то, что вытолкнуло меня из лифта в коридор, заставляя терять секунды, а потом устраивать авантюру, которая теперь может стоить нам жизни. И чего ради? Ради лояльности цвету, столь коварному, что он уничтожает сам себя? Эта цепочка решений настолько нелогична, что просто стыдно.
Мокрая, полная слизи пасть лязгает в нескольких сантиметрах от моего лица.
Чешуйчатые лапы с зазубренными когтями царапают металлическую палубу. Я изворачиваюсь и вижу совсем рядом четвероногих гончих-куонов – помесь псовых с насекомыми. Их тут три. Они созданы для войны. Когда они движутся, хитиновые черные панцири идут серой рябью. Гребень прозрачных волос толщиной с иголку стоит дыбом. Псарь-серый оттаскивает гончих от меня. Их лай оглушает, глаза у них желтые и фасеточные. Я судорожно отодвигаюсь от гончих, пытаясь совладать со страхом.
Но это невозможно.
Уроки бабушки и медитации Айи улетучиваются. Мое сердце лихорадочно колотится, и в его ритме грохочут по палубе ботинки – это второй отряд вступает на наш корабль. Пугающего вида пожилая золотая в коричневом плаще, лысая, немногословная, с протяжным выговором приказывает солдатам обыскать корабль на предмет бомб и других пассажиров. Синяя из экипажа, спасенного нами с «Виндабоны», не выдерживает творящегося хаоса. Она впадает в панику и пытается бежать.
Ей не мешают – то ли забавы ради, то ли для наглядного примера. Через десять шагов небольшой металлический браслет на ее правой лодыжке мигает зеленым и детонирует. Нижние концы большой и малой берцовых костей взрываются. Вспышка обжигающего света прижигает рану. Женщина кричит и падает на пол, ее ступня оторвана. Нога дымится. Спущенные с поводка куоны валят женщину на спину. Одна гончая вцепляется ей в бедро, вторая хватает за запястье, и они ждут дальнейших команд. Псарь смотрит на старуху-золотую. Та отдает команду сама.
– Йокаи. – Золотая смотрит на самую большую из гончих. – Хакаисуру.
Та бросается на жертву со скоростью пули, и лицо синей исчезает в ее пасти.
– Стойте! – кричу я, пытаясь встать.
Ботинок со стальным носом лишает меня эмпатии.
Прихожу в себя, щекой в лужице собственной слюны, и вижу мир сбоку. Ботинок все еще давит на мою голову. Тошнота окутывает меня горячим коконом.
Справа от меня плачут спасенные нами низшие цвета. Две гончие все еще нависают над женщиной-синей, рыча и щелкая челюстями. Они пожирают ее кости, хрупкие из-за того, что юные годы та провела в условиях низкой гравитации. Я заставляю себя смотреть и видеть, к чему привели мои ошибки.
Кассий, лежащий на полу неподалеку, не сводит с меня глаз. Его лицо неузнаваемо, но холодный взгляд придает мне сил. Терпение, говорит этот взгляд. Я сосредоточиваюсь на дыхании, на самоконтроле, пусть хаос бушует вокруг.
Скучающая молодая золотая с худым бледным лицом стоит, поставив ногу на голову Кассия. Ее гаста, длинный меч, нависает над ним, готовый в любую секунду вонзиться в спинной мозг. Рядом со мной дрожит от страха Пита, слушая, как чавкают гончие.
– Не будь такой сентиментальной, гахья, – говорит эта женщина Пите, вздергивая ее голову за волосы так, что той приходится смотреть на куонов. – Это всего лишь углерод.
Я украдкой кидаю взгляд на «Архи».
Они затащили наш корабль в большой ангар с импульсным щитом, запечатывающим выход в космос. Мы лежим перед нашим домом, окруженные нобилями, чьи лица отмечены шрамом. Они высоки и суровы. Из-за низкой гравитации у них удлиненные тела. Их лица и руки белы, поскольку давно не видели солнца, но ладони мозолисты и щеки обветрены, поскольку на вулканических равнинах и над океанами далеких лун царят суровые стихии. На ауреях свободные плащи цвета бури. Исходящее от золотых вековое высокомерие словно вытесняет воздух из помещения. Легионеры-серые вместе с техниками-оранжевыми осматривают наш корабль снаружи. Каждого пленника охраняют несколько черных рабов-рыцарей. Не свободные цвета республики, а рабы имперской системы, которым основательно промыли мозги. Теперь они уверены, что служат богам. Рыцари одеты в плащи с племенными знаками, носят секиры и тонкие ошейники из того же серого металла, что и браслет у меня на лодыжке. Вокруг копошится еще около полудюжины других цветов – механики и служба поддержки. Это все равно что наблюдать за муравейником.
Такой согласованной эффективности я никогда прежде не видел, даже когда следил за подготовкой Луны к ее осаде восставшими. Старуха-золотая наклоняется над Кассием и заглядывает ему в глаза. Ответный яростный взгляд ей не нравится. Она оставляет Кассия и поворачивается ко мне.
– Молодой… – хрипло произносит она.
Она стоит и смотрит, как черный охранник хватает меня за волосы и заставляет встать на колени. На ее огрубевшем морщинистом лице поблескивают жестокие глаза цвета горькой серы. Губы напоминают два куска сброшенной змеиной шкуры. Когда она начинает говорить, видны мелкие зубы и усохшие десны.
– Вы шатались возле наших границ, гахья. Зачем?
– Мы торговцы, – отвечаю я без особого достоинства, но смотрю ей в глаза, надеясь заслужить хоть немного уважения своей явной смелостью.
– Почему?
– Появились аскоманы…
– Что вы делали в Пропасти?
Я не позволяю себе брякнуть первое, что приходит в голову. Это будет ответ, продиктованный страхом. Вдруг память уводит меня в комнату цитадели, где много лет назад я прислушивался, как отец, сидя рядом со мной и читая, что-то шепчет себе под нос. Чувствую горьковатый аромат отцовского чая и вспоминаю, как похрустывали страницы из целлюлозы, когда я их переворачивал…
– Мы… искали убежища, – говорю я, вернувшись в ангар к старухе.
– Убежища? – пережевывает это слово золотая.
– Согласно статье тринадцатой, пункту С устава, «любой полноправный аурей, гражданин Сообщества, чья жизнь и собственность находятся под угрозой, может воспользоваться правом проникновения в правительственное, частное или военное пространство в поисках убежища от пиратов и незаконных элементов».