– Так ты понимаешь, что мы идем почти на верную смерть? – спрашивает стоящий позади меня Севро.
– Я бы так не сказал, – отвечаю я, не поворачиваясь.
– Раз мы собираемся отправиться на Венеру, проскользнуть мимо орбитальных блокпостов, планетарных патрулей и личной армии Повелителя Задниц, мне нужно кое-что от тебя.
– Говори.
– Позволь повидаться до отлета с моими девочками.
Меня пронзает сочувствие.
– Это неважная идея.
– Как и твоя. Они друг друга стоят.
– Я тоже хочу увидеть Пакса… – Пытаюсь не думать о том, какое выражение появится на его лице. Об отречении, которое увижу в глазах сына. – Но республиканские стражи будут искать меня сначала здесь, потом в поместье.
– У вас там Львиная гвардия, – говорит Севро. – Они не пустят стражей республики. Это территория дома Августусов. – (Хорошее замечание.) – Остальные могут забрать «Несс» с орбиты, а мы их перехватим. Никакой потери времени.
Он смотрит на меня с надеждой, однако я знаю: он сделает по-своему, что бы я ни сказал. Приходится постоянно разрываться между долгом и семьей… Мы оба взвалили на себя такую ношу, но Севро справляется с ней более естественно. Чувствую, что я не тот отец, который нужен моему сыну. Мне не следует улетать, не сказав Паксу, что я люблю его. Но я все еще боюсь встретиться с ним лицом к лицу. Меня не покидает воспоминание о том, как он смотрел на меня в дуэльном гроте.
– Ладно, тогда я с тобой.
– Ну, я в этом и не сомневался, ушлепок. Тебе надо поцеловать сына на прощанье.
Севро хлопает меня по плечу, подбирает кассету с боеприпасами для истребителя и, шаркая, уходит. Я смотрю в окно. Поняла ли Мустанг мою игру? Больше всего на свете мне хочется, чтобы она не была правительницей. Чтобы она могла быть со мной. Но у нас разные обязанности, и мы сами их выбрали. Я снова принимаюсь запихивать снаряжение в рюкзак.
– Знаешь, что меня забавляет? – В окне рядом с моим отражением появляется отражение Виктры. – Они думают, ты знаешь, что делаешь.
– А ты думаешь, я не знаю?
Она фыркает в ответ и смотрит на шлем Минотавра в руках проходящей мимо Крошки.
– Резервный план его убийства существовал всегда, – замечаю я. – Это не какая-то особая глупость. Все согласовано.
– Ты когда-нибудь прежде пытался убить его?
– Несколько раз, но не лично. – Я впихиваю в рюкзак импульсную перчатку.
– Я пыталась трижды, – признается она, к моему изумлению. – Убийство – это, возможно, единственная отрасль, в которой частное предпринимательство более эффективно.
– У меня есть план, – говорю я.
В рюкзак отправляется запасной клинок.
– Конечно есть. – Виктра ненадолго умолкает. – Дэрроу… ты когда-нибудь притормаживал, чтобы подумать: что будет, если ты умрешь?
– Ты видела, что произошло в сенате. Я больше не имею отношения к восстанию. Оно изменилось, оставив меня позади. Я устарел. И это хорошо. Виргиния гораздо важнее меня. Черт, да Танцор и тот важнее. У меня одна цель – устранять угрозы республике. Повелитель Праха незаменим. Если я убью его, Сауды, Картии и остальные великие дома уничтожат друг друга в вакууме власти.
– Но в живых еще будет Аталантия.
– Аталантия не ее отец, – говорю я. – Она ближе к Айе, чем к отцу. Солдат. Не полководец. – Я укладываю в сумку четыре ионных детонатора.
– Тебе всегда хотелось быть мучеником. Ведь так?
– Не важно, чего я хочу, – отрезаю я. – Это вопрос ответственности. Республика не выживет, если война постоянно будет наступать ей на пятки. Это разногласие возникло, потому что я слишком все затянул. Я сказал им, чтобы они положились на меня насчет войны. И все еще не выиграл ее. Но я могу ее выиграть, и я это сделаю.
– В жопу толпу. Ты ничего ей не должен.
Я улыбаюсь Виктре:
– Хотелось бы мне, чтоб это было так.
– Дэрроу… – Виктра подходит ближе, чтобы никто не мог нас подслушать. – Разве я хоть когда-нибудь, хоть о чем-нибудь тебя просила? А значит, ты поймешь, как это важно для меня. Не бери Севро с собой. Ради меня. Скажи ему, пусть останется здесь.
– Он не останется.
– Останется, если ты ему прикажешь.
– Нет. – Я приостанавливаю сборы и смотрю в умоляющие глаза Виктры. – Мы оба с тобой знаем, что для этого мне пришлось бы врезать ему так, чтобы он потерял сознание, а потом связать. – (Виктра пожимает плечами, давая понять, что такой вариант ее вполне устраивает.) – Я не могу с ним так поступить.
– Однако можешь взять его на Венеру, где, вероятно, его поджидает смерть?
– Я не могу манипулировать им, – хмурюсь я, – и не буду пытаться. Мы оба знаем: даже если я улечу без него, он бросится вдогонку на другом корабле, разве что менее быстроходном.
– Тогда я засуну его ногу в медвежий капкан.
– Он ее отгрызет.
– Тоже верно.
Виктра тихо, осуждающе вздыхает, подается вперед и целует меня в губы. Она задерживается на миг, и я чувствую горьковатый цветочный запах ее духов, и в эту минуту, в этой близости и тишине, мы оказываемся в ином мире, в иной жизни. Потом Виктра отстраняется и смотрит на меня, прищурившись. Но от этого золотое сияние ее глаз не становится менее ярким.
– Я люблю тебя, Дэрроу. Ты мой лучший друг. Ты крестный моих детей. Но если из-за тебя мой муж не вернется, я покину эту проклятую планету, переберусь на Марс и ты никогда больше не увидишь ни меня, ни мою семью.
– Я сумею сделать так, что он вернется, – говорю я, хотя Виктра смотрит на меня с сомнением. – Обещаю. Но ты должна взамен пообещать мне кое-что…
– Ты же знаешь, что я ненавижу политику, – перебивает меня Виктра, разгадав мою игру. – А эти крысы ненавидят меня. Даже небольшая банда Даксо. – И все же она снова вздыхает. – Но я помогу львице. Если она позволит.
– Спасибо, – говорю я.
Виктра вряд ли понимает, насколько я ей благодарен. Еще три магазина с патронами и большой нож исчезают в рюкзаке. Я затягиваю горловину рюкзака.
– Да-да. Тебе повезло, что ты такой красавчик.
Я присоединяюсь к остальным упырям на крыше и смотрю, как Севро прощается с Виктрой. Я никогда еще не видел, чтобы она так отчаянно цеплялась за него. Следует ли мне оставить его здесь? Могу ли я это сделать? Я не знаю, сумею ли пройти этот путь без Севро, но, глядя, как жена прижимает его голову к своей груди, чувствую укол боли. Что же я делаю – и не только с ним, но и с обеими нашими семьями! И вместе с тем возникает ощущение, что мир делает это с нами. Виновен мир – или то моя вина? Неужели я так устроен? В конце концов, я все-таки разрушитель, а не созидатель?
Через некоторое время Севро оказывается рядом со мной. Он вытирает глаза, хотя мог бы не стараться: лицо у него мокрое от дождя. Я пытаюсь что-то сказать – жалкая попытка заставить его остаться, – но Севро уже проходит мимо. Упыри тянутся за ним. Они собираются в стаю в этой дождливой ночи и идут по крыше, наклонившись против ветра, к ожидающим нас кораблям. Не слыхать ни воя, ни шуток, ни подначек. Город пульсирует светом, но мои люди тихи и мрачны. Я смотрю на переплетения городского пейзажа. Интересно, стражи республики уже в пути?
На челноке до озера Силена два часа лета. Время позднее, и к тому моменту, как мы туда добираемся, дом погружен в тишину. Львиная гвардия моей семьи приветствует меня, когда мы проходим через территорию поместья. Я чувствую спиной их взгляды. Они знают, зачем я пришел, и сообщат Мустангу. Севро отправляется в комнату своих детей, а я иду к Паксу. Несколько мгновений я просто сижу, смотрю на спящего сына и думаю, что мне не следует будить его. Я лгу себе, что должен обеспечить его защиту, а затем просто уйти. Просто боюсь, что не смогу посмотреть ему в лицо. Но я должен решиться, иначе что я за человек?
Осторожно касаюсь его плеча:
– Пакс!
Он уже проснулся.
– Отец?
– Обуйся.
Сын одевается, натягивает ботинки и с сонными глазами идет со мной в гараж. Здесь пахнет резиной и машинным маслом. Я подхожу к ряду ховербайков, отдыхающих на подставках.
– Который из них твой?
Пакс указывает на потрепанный, темно-зеленый с желтоватым отливом байк длиной в человеческий рост. Из передней части выступают три патрубка. Светлое кожаное сиденье расположено посередине узкого, похожего на осу корпуса.
– Мать разрешает тебе ездить на этом? – с легким удивлением спрашиваю я.
Мой тон и я сам вызывают у него настороженность.
– Да, отец.
Я присаживаюсь на корточки.
– Она сказала, что ты сам собрал его.
Пакс кивает.
– Невероятно. Расскажешь мне, как ты это сделал?
– Зачем?
– Я хочу знать. Мне такое не под силу.
Он вдруг улыбается и разражается объяснениями про частоту вращения ротора, про тягу, и стабилизаторы, и подгонку друг к другу разнокалиберных деталей. Я сижу на пятках, смотрю на него и заново влюбляюсь в своего сына. У него более любознательный ум, чем у меня. Он больше восторгается разными тонкостями в процессе познания. Меня захлестывает могучее желание защитить его. Если бы только он смог сохранить эту радость до конца жизни! Хотелось бы мне знать: отец тоже так думал обо мне, прежде чем дело поглотило его?
– Как тебе вообще пришло в голову построить его? – спрашиваю я Пакса.
– Я наблюдал за механиками и расспрашивал их. Все эти детали – из машинного лома. У Дориана Аркоса есть байк. Его мать позволила ему ездить на нем с семи лет. Тогда я спросил у мамы, можно ли и мне байк, и она сказала, что можно, если я сам его соберу. Она не дала мне денег, поэтому мне пришлось собирать запчасти по автомастерским.
– В Гиперионе?
– Нет! – смеется Пакс. – Там слишком дорого. Я бы никогда не смог себе этого позволить. Ниоба отвела меня в Тихо. Там на трассе много гонщиков. Они быстро меняют модели, и я смог заключить хорошую сделку.
Мустанг поступила умно. Трудно научить детей тому, что родительские деньги не их собственность. Я вспоминаю, как растил своих детей Ромул Раа: никаких слуг и доступа в голографическую сеть до шестнадцати. Мустангу эта идея понравилась не меньше моего.