Железное золото — страница 46 из 118

Диомед моргает:

– Но что в этом загадочного? Фабий уничтожил их по приказу своей правительницы.

Если сожжение Реи – на совести моей бабушки, то за разрушение верфей Ганимеда ответственности она не несет. Она не отдавала такого приказа. Причины, заставившие Рока Фабия нанести урон этим дальним мирам, умерли вместе с ним. Или нет? Я заинтересованно подаюсь вперед.

– Так ты снова прислушиваешься к фантазиям матери? – вкрадчиво спрашивает Марий. – И как, ты что-нибудь выяснила?

– Нет, – говорит Серафина, опустив голову. – Мама ошиблась.

Я улавливаю едва ощутимое движение губ Ромула, такое легкое, что никто, кроме розовых и человека, воспитанного моей бабушкой, его не заметил бы. Облегчение. Интересно… Он опасался, что она вернется не с пустыми руками.

– Ты так сильно хотела войны? – обращается он к дочери.

– Я хотела справедливости, – говорит Серафина. Но она заметила еще кое-что и будто озвучивает мои мысли: – Почему ты не привез меня в Сангрейв? Почему сюда?

– Вся Ио уверена, что ты выполняешь мое задание, – поясняет Ромул. – Так я сказал. Если совет обнаружит правду, то есть узнает, что ты отправилась в Пропасть по собственной воле, тебя казнят за измену. Я привез тебя сюда, чтобы защитить.

– Но где тогда мама? Почему ее здесь нет?

– Я думаю, ты знаешь почему, – глухо произносит Ромул. – Она использовала тебя, дитя. Она хотела, чтобы ты разожгла для нее войну. Но, как я сказал ей, нельзя выжать кровь из камня. Здесь нет никакой тайны. Никакого заговора. Фабий уничтожил наши верфи. Все остальное – фантазии поджигателя войны. – Ромул отступает от дочери. – И что же мне теперь с тобой делать?

– Позволь мне вернуться в Сангрейв. Позволь мне служить Ио.

Ромул смотрит на дочь, но его взгляд, тяжелый от груза лет, устремлен в прошлое. Он потерял свою дочь-первенца в день триумфа Жнеца. Потерял сына Энея в ходе битвы при Илионе. И теперь он думает, кого еще ему предстоит лишиться. Я знаю это, потому что видел такой же взгляд у Кассия. У обоих лежит тяжесть на душе.

– Если бы я только мог… – говорит он Серафине.

Затем кивает черным в плащах. Они хватают девушку сзади. Она тщетно бьется в их ручищах:

– Отец!

– Будь я сильнее, я предал бы тебя суду совета лун Газовых Гигантов. Но у меня не хватит сердца смотреть, как ты уйдешь в пыль. Ты едва не спровоцировала войну. Ты нарушила закон. Теперь это место – твой дом. Жилые покои обустроены с удобством. Но здесь нет никакого оборудования связи. Никакого транспорта. Ближайший форпост в трехстах километрах отсюда. Сохаи, которых я тут оставлю, обеспечат твою безопасность. Но у них не будет крила. Не будет скорсьютов или радиационной защиты. Если попытаешься уйти пешком, пыль убьет тебя, едва ты пройдешь километр. Такова судьба, которую ты сама выбрала.

Я не знаю этих людей, но мне больно смотреть на семейную драму. Серафина все еще умоляет отца не заключать ее под стражу, а брата – остановить отца. Но ей и правда не стоило рисковать миром.

Диомед выглядит огорченным.

– Или это, или смерть. Мне жаль, Маленький Ястреб. Так должно быть.

Лицо Серафины искажается; в отчаянии от того, что ее предали, она сыплет проклятиями, пока черные выволакивают ее из зала. Мы с Кассием так и стоим на коленях, и меня охватывает тошнотворное чувство: я осознаю, что мы тоже должны кануть в Лету. Все эти недели в камере – и лишь ради того, чтобы встретить тот же конец! Общая участь ожидает меня, Питу, Кассия…

– А что насчет гахья? – спрашивает отца Диомед.

– Они могут быть шпионами Короля рабов, – бормочет Марий. – Допроси их.

Ромул становится перед нами:

– Вы спасли жизнь моей дочери. За это я даровал вам свою благодарность, а мой сын – отсрочку от пыток. По мозолям на ваших ладонях я вижу, что вы люди влиятельные, и потому я удостоил вас вниманием.

– Мы ваши гости… – начинаю я, готовый толкнуть длинную речь о чести и достоинстве.

Но Ромул перебивает меня:

– Гостей приглашают. Вы не можете остаться. Вы не можете уйти. Так что единственная привилегия, которую я могу вам предоставить, – это быстрый конец. – Он поворачивается к Пандоре. – Обезглавьте их, отнесите тела в их корабль и сбросьте его на Юпитер.

– Диомед! – взываю я, надеясь, что правильно его оценил.

Этот здоровяк слегка колеблется.

– Они спасли Серафине жизнь, – говорит он.

– И чтобы сохранить ей жизнь и далее, не должно остаться никаких свидетелей ее возвращения, кроме тех, которым мы можем доверять, – отвечает Ромул.

Я пытаюсь придумать какой-нибудь хитрый гамбит, нечто необычное, что могло бы нас спасти. Что-нибудь из арсенала самого Жнеца. Кассий готовится к нападению, только не на Диомеда, а на Ромула, чтобы попытаться взять заложника. Я понимаю ход мыслей моего друга и вижу, что могу помочь ему, закрыв его своим телом от Диомеда. Скорее всего, меня убьют, зато у Кассия будет шанс. Напряжение возникает сперва в его мускулистой шее, потом в пальцах ног, упершихся в каменный пол. Кассий готов уже броситься вперед, но за миг до этого земля содрогается у нас под ногами.

Диомед отступает от нас.

– Что это было? – восклицает он. – Вулканизм?

– Нет. – Ромул наклоняется и прижимает ладонь к земле. – Ракетный удар.

Вела хватает свой датапад и поспешно задает несколько вопросов.

– Ромул, к нам приближаются корабли. Наш эскорт сбит.

– Невозможно, – шепчет Марий. – Никто не знает, что мы здесь!

– Очевидно, кто-то знает, – отвечает Ромул. – Сколько кораблей? – Вела моргает, уставившись в датапад, и Ромул нетерпеливо переспрашивает: – Сколько?

– Десять «ястребов».

– Десять? – повторяет Диомед, пораженный этим числом.

– И еще «химеры».

– Как они могли обойти орбитальную оборону? – удивляется Марий.

– Они пришли не с орбиты, – бормочет Ромул, и все золотые напрягаются от скрытого смысла этих слов.

Вела берет руководство на себя:

– Пандора, пусть Криптея задержит их в ангаре. – Та отдает честь и направляется к выходу в сопровождении своих людей, а Вела поворачивается к остальным телохранителям. – Защищайте своего правителя.

И тут Ромул принимается хохотать.

– Отец… – произносит Диомед, бросая растерянный взгляд на Мария, Ромул же садится на подушку и кладет клинок на пол. – Что ты делаешь?

– Жду.

– Чего?

– Разве не очевидно? Вашу мать.

26. ЛисандрГнев матери

Дидона Раа, жена Ромула Раа и мать его семерых детей, входит в командный центр с таким видом, словно намерена взорвать его. Она идет во главе военизированной колонны ауреев в броне и плащах. На глазах у них оранжевые защитные очки. Лица закрывают уганы из темной ткани. В отличие от Ромула и его сыновей, у них имеется тяжелое оружие, боевые маски и прыжковые ботинки. Среди них нет ни одного черного или серого. Это дело золотых. Мы с Кассием припадаем к полу. О нас ненадолго забыли. Мы ищем какой-нибудь выход из зала, но здесь всего одна дверь.

– Здравствуй, жена, – подает голос Ромул со своей подушки.

– Муж… – глухо бросает Дидона, направляясь к нему.

В этом зале перевес явно на ее стороне: у Ромула гораздо меньше людей.

На Дидоне рыжевато-коричневый плащ, под ним – легкие каратановые доспехи цвета пыли, с радиационной защитой и капюшоном. Крил закрывает ее лицо, оранжевые светоотражающие очки – глаза, а голова обмотана уганом, как у скитальца-бедуина на Старой Земле. За спину закинуто длинное черное ружье. Дидона через каждые три шага освобождается от какого-либо предмета из своего облачения – снимает уган, капюшон, пока густая спутанная масса начинающих седеть темных волос не падает ей на плечи, обрамляя энергичное, резко очерченное лицо с острыми скулами. Серо-золотые глаза вспыхивают из-под густых темных ресниц; у нее те же тяжелые, сонные веки, что и у дочери. Весь ее облик хочется назвать сумеречным, однако у нее теплая кожа женщины, выросшей на венерианских морях, поблизости от солнечного лона.

– Ты сказал, что отправляешься на охоту. Но не говорил, что твоя добыча – гахья и заблудшие дочери.

– Возможно, моей добычей должны были стать вероломные жены, – отвечает Ромул. Он окидывает взглядом стоящих за спиной Дидоны солдат и останавливает его на высоком молодом золотом, поразительно похожем на самого Ромула: на груди у того поверх доспехов прикреплен железный кулак размером с грейпфрут, так что о характере этого человека гадать не приходится. – Беллерофонт – и ты?

– Ты достаточно долго держал нас в страхе, дядя. – В голосе молодого человека звучит веселье. Разговаривая, он шипит, как змея. На выразительном лице с крючковатым носом выделяются брови, лохматые, словно гусеницы. – Долги нужно платить.

Ромул переводит взгляд на жену:

– Мы действительно к этому пришли?

– Ты нас к этому привел. Итак, где моя дочь?

– Наверху. – Ромул вздыхает. – Ты увидишь у нее шрамы, полученные в странствиях.

Дидона кивает и подает знак троим нетерпеливым молодым копейщикам. Они срываются на бег. Она поворачивается к сыновьям:

– Здравствуйте, дети. Я вижу, ваш отец использовал вас в своих махинациях. Марий, хотела бы я сказать, что удивлена, но ты всегда был настоящим оскорблением для меня. Если какой-то ребенок и заслуживал того, чтобы его забыли в пустыне… Ну а ты, Диомед, меня разочаровываешь. Красться по ночам с дурными поручениями – обязанность асассина из Криптеи твоего отца, а не рыцаря-олимпийца.

– Мама, – говорит Диомед, кивая ей и послушно принимая поцелуй в лоб. Он явно растерян. – Почему ты здесь?

– Чтобы выразить свое несогласие.

Диомед смотрит на солдат, которых она привела:

– А эти люди?

– Эти люди пришли позаботиться о том, чтобы несогласие было услышано, – шипит Беллерофонт.

– Я не с тобой разговариваю, кузен! – огрызается Диомед. Он делает шаг к матери. – Я знаю, что у вас с отцом были разногласия, но это… это переходит все границы. Это непростительно!