– Плавает, сэр. – Лицо Воркиан темнеет от отвращения. – Вместе со своей свитой.
– Великолепно. Всем известно, что я люблю празднества на воде. – Аполлоний усмехается, сверкнув зубами. – Улыбнись, Воркиан, конец позора близок. Прикажи стражникам и слугам уйти на этот вечер в казармы и жилища. Там вы останетесь и отдохнете, ибо это семейное дело.
– Некоторые солдаты не знают тебя, господин. Это люди Повелителя Праха.
– Их можно одолеть?
– Да. Верные наготове.
Ее люди кивают.
– Прекрасно. Передайте весть о моем возвращении. Отведите сторонников Повелителя Праха в казармы, облейте машинным маслом и сожгите. Потом отрежьте им головы и руки и скормите крабам.
– С удовольствием, господин.
Воркиан и ее бойцы убегают в темноту, а мы идем к главному дому. Все вокруг утопает в зелени, лианы карабкаются по стенам, деревья склоняются над дорожками. Наш путь ведет через прозрачные двери в основании стеклянной пирамиды. Мы снова проходим мимо охранников. Предупрежденные Воркиан, они преклоняют колени при приближении Аполлония. Двое волокут офицера-серого, избитого до полусмерти.
– Непобедимый Минотавр! – приветствуют они своего устрашающего лорда и возвращаются к своему темному делу.
Вскоре комплекс превращается в город-призрак.
– Их должно быть больше, – бормочет Севро себе под нос.
Мы находим нужного человека – он наматывает круги в воде в задней части комплекса, там, где крыша простирается над скалистой бухтой. Океанская вода подсвечена снизу. Еще четверо золотых устроились у воды на диванах, потягивают вино и едят с маленьких тарелочек. Двое обнажены, остальные в шелковых халатах. Трое розовых порхают вокруг, разнося бокалы и разминая ноющие мышцы.
Закончив плавать, Тарсус скользит к берегу и выбирается из воды. Он обнажен и менее мускулист, чем Аполлоний, – довольно дряблые руки и ноги да недавно приобретенное брюшко. Он идет к своему полотенцу, но вместо него берет бокал с вином. Трудно поверить, что он единственный из подразделения скелетов, избежавший плена. Последний раз я видел Тарсуса воочию, когда он пытался купить у Кассия труп Севро. Он наклоняется, чтобы глотнуть вина, и игриво ласкает грудь одной из золотых. Она шлепает его по руке с раздраженным смешком, но потом соглашается на глубокий поцелуй.
Тарсус капает вином на живот золотой, пока оно не скапливается в пупке. Он наклоняется и вылизывает вино; женщина тихо постанывает. Розовый, массировавший ее ступни, ускользает прочь. Нас никто не видит. Мы сканируем пространство – нет ли где часовых.
– Ты говоришь, этот корабль везет франкские вина? – удивленно спрашивает мускулистый золотой. Из одежды на нем лишь бриллиантовое ожерелье.
– Верно, – говорит Тарсус.
– Он выглядит как штурмовой фрегат. Где ты его отыскал?
– Корабль похищен моей дерзкой армадой у самого Квиксильвера. Сокровища, мой дорогой, таятся меж звезд.
– Даже сокровища магната, – добавляет другой прихвостень.
Одна из розовых подает ему бокал.
– Надо устроить празднество вакхических масштабов, – говорит мускулистый золотой. – Новые ограничения рациона просто драконовские. Мы практически грызем хлебную корку. Я чувствую себя одним из Раа.
– Да ты и уродлив, как они, – фыркает Тарсус.
– Осмелюсь сказать, празднество – очаровательная идея, Грегариус, – говорит женщина. – Если, конечно, Тарсус сможет достаточно долго контролировать свой аппетит, чтобы и нам что-нибудь досталось.
– Можно пригласить Повелителя Праха, – добавляет Тарсус и тянется за интеркомом.
– О, этот старый отшельник… – откликается женщина. – Смею заметить, требуется нечто посерьезнее праздника, чтобы выманить его из скорлупы. – Она содрогается. – А вдруг он приведет Аталантию с ее любовником?
– Воркиан, – говорит Тарсус в интерком. – Воркиан, где это чертово вино? Корабль приземлился двадцать минут назад. Если ты заставишь моих гостей ждать еще хоть минуту, я тебя выпорю.
– Ты имел в виду – моих гостей? – спрашивает Аполлоний, вступая в тенистый внутренний дворик.
Мы следуем за ним, продолжая высматривать неизвестно куда подевавшихся охранников.
Тарсус разворачивается к нам, но не может разглядеть наши лица.
– Это еще кто? Как вы смеете носить броню в моем присутствии? Воркиан!
– Тут нет Воркиан, – говорит Севро.
– Вы кто такие?! – возмущается Тарсус.
– Неужто ты не узнаешь родную кровь, братишка? – посмеивается Аполлоний, выходя на освещенное место.
Тарсус делается белым как мел и пятится. Севро присоединяется к Аполлонию и убирает шлем.
– Привет, пацан. Давно не виделись. Тебе как, все еще нужны мои ребра?
Тарсус смотрит на него в полнейшем ужасе.
– Арес! – шипит одна из золотых, все еще не выпуская из рук бокала с вином.
Остальные в замешательстве смотрят на Севро. В этот миг они ощущают частицу того страха, который их рабы испытывают каждый день. Розовые уставились на нас, разинув рот. На утонченных лицах двоих мелькают ухмылки. Они бросаются прочь, понимая, что будет дальше.
– Возьмите Тарсуса. Убейте остальных, – приказываю я, доставая из кобуры на правом бедре рельсотрон.
Я нажимаю на спусковой крючок. Голова мускулистого золотого взрывается. Безъязыкий стреляет. Женщина, из пупка которой пил Тарсус, вскидывает руку, словно это может остановить тороид раскаленного водорода, движущийся быстрее скорости звука. Ее рука исчезает, а вместе с ней – челюсть. Один из золотых бросается на нас, и Безъязыкий палит в него. В корпусе золотого возникает огромная окровавленная дыра – плазма прожигает его грудь. Но тело все еще движется. Севро отстреливает ему ногу, золотой боком падает на землю, стонет и умирает.
Тарсус спрыгивает в воду.
– Этот мой, – говорит Севро.
Он стреляет из импульсной перчатки в воду слева от Тарсуса. Электричество с треском проходит через воду и бьет в человека. Тарсус корчится, потом всплывает на поверхность. Последний золотой использует тело первого убитого как щит и лихорадочно ищет оружие.
– Аполлоний, стой! – командую я.
Но он игнорирует меня и скользит вперед, перекрывая мне линию выстрела. Прячущийся мужчина при виде его приближения кидается к воде. Аполлоний хватает его сзади. Они борются на земле, пока Аполлоний не перекатывает мужчину набок и не ломает ему шею одним движением. Потом медленно встает с трупа и с довольным видом наблюдает, как Севро ныряет в воду за полумертвым Тарсусом.
С помощью Безъязыкого Севро вытаскивает Тарсуса на берег.
Аполлоний возвращается ко мне.
– Я велел тебе стоять, – говорю я.
– Разве Афина удержала руку Одиссея, когда он вернулся на Итаку? Ни один цвет не защищен от моего гнева. – Он льет вино на лицо лежащего без сознания брата. – Тарсус… Беги от света. Не время спать. Вернись в усталый мир живых.
Глаза Тарсуса открываются. Он выплевывает воду.
– Аполлоний? – хрипло шепчет он.
– Привет, брат. Ты скучал по мне?
46. ДэрроуБратский гнев
Мы завладели внутренним двориком. Тарсус сидит в халате среди мертвых тел. Его первоначальное потрясение сменилось затравленностью и презрением.
– С какой отвратительной компанией ты теперь водишься, брат, – шипит Тарсус, обращаясь к сидящему напротив Аполлонию.
– Цель оправдывает средства, Тарсус. Именно так.
– И ты привел их сюда! В мой дом!
Аполлоний аккуратно бьет брата по лицу.
– В мой дом, – поправляет он. – Я наследник дома Валий-Рат, не ты. Я знаю, что ты этого не забыл. Иначе вряд ли я провел бы столько времени в тюрьме.
– Я пытался спасти тебя, – пытается убедить его Тарсус.
– В самом деле, дорогой брат?
– Я не жалел денег. Набрал наемников, потерял половину своих шпионов…
– Извини, Тарсус, – вмешиваюсь я. – На Дипгрейв было совершено лишь одно нападение, и устроено оно было не ради Аполлония и не тобой.
– Иди в шлак, полукровка! – говорит Тарсус и плюет в меня.
Аполлоний снова дает брату пощечину, на этот раз настолько сильную, что Тарсус летит из кресла на пол. Аполлоний ждет, пока тот встанет.
– Следи за манерами, брат. Когда ты находишься во власти врагов, раздражительность унижает лишь тебя самого.
– Я приберегаю манеры для людей, рабы обойдутся, – цедит Тарсус.
Я смотрю на него без всякой жалости. В Аполлонии есть определенное величие, но Тарсус – всего лишь маньяк с длинными ресницами. Его красивое лицо не более чем эволюционное приспособление хищника.
– Ты запутался, дорогой брат, – говорит Тарсус с безумным смехом. – Потерялся в видениях собственного смятенного разума, пока рядом не было меня, чтобы помочь тебе разобраться. – Он мягко улыбается своему более крупному брату. – Теперь же я содрогаюсь при мысли о том, чего они хотят и что они тебе пообещали. Но им нет дела до тебя – в отличие от меня. Когда они получат что хотят, то просто вышвырнут тебя. – Он смотрит на Севро. – Это выродки без кодекса и традиций.
– Может, я и полукровка, – говорит Севро. – Но в конечном счете ты все равно сука, а у меня все еще два уха. – Он вытаскивает нож из ботинка, хватает Тарсуса за волосы и отсекает ему левое ухо.
Тарсус кричит от боли, и Безъязыкий делает шаг к Аполлонию. Но этого не требуется. Тот бесстрастно наблюдает, как корчится Тарсус.
– Аполлоний… – шипит Тарсус.
– Я тебе говорил: следи за манерами.
– Мать была права. Ты сумасшедший!
– Я не сумасшедший! – рычит Аполлоний, делает шаг вперед, и Тарсус отшатывается, внезапно охваченный ужасом. Но гнев Аполлония развеивается так же быстро, как и вспыхнул. – Я не сумасшедший, – повторяет он тихо, потом расплывается в улыбке. – Я просто жажду жизни и острых ощущений войны. Так почему я должен был отказывать себе в удовольствии, когда эти двое спустились, чтобы предложить мне величайшую игру? – Он вздыхает. – Я знаю, тебе трудно снова видеть меня, дорогой брат. О, насколько, должно быть, легче тебе было, когда твой сварливый родич томился в бездне! Зато мне было нелегко переносить все это. Ни изоляцию, ни скуку, ни страх, что нить моей жизни оборвется, прежде чем я достигну пика славы. Но знаешь, в чем заключалась самая глубокая, самая темная моя скорбь? – Он подается вперед. – Знаешь? Это был страх, что милый, любимый брат, соратник в борьбе против всего мира, причастен к моему заключению в тюрьму.