Она не отвечает.
– Мэм? – Холидей беспокойно ерзает.
Правительница встает с кресла, идет к окну и стоит там почти минуту, прежде чем заговорить.
– Это не монстр, Лирия. Это головоногий моллюск. Осьминог. Символ синдиката. – Она поворачивается к нам. – Мой сын у синдиката.
Темный страх сочится из ее глаз. И впервые она, кажется, не контролирует ни эту комнату, ни этот мир, ни судьбу собственного сына.
– Синдикат… – повторяю я.
Даже мы на Марсе слышали о синдикате. Алые отдавали этим воротилам заработок за три года, чтобы переправить свои семьи в Эгею, или Аттику, или даже на Луну. Многие так и не успели расплатиться.
– Это высокоразвитая преступная организация, которая уже много лет правит уголовным миром Луны, – поясняет правительница. – Когда Сообщество пало, у них случилась междоусобная война и длилась до тех пор, пока не появился новый лидер, объединивший выживших, а потом зачистивший остальные банды. Ее называют королевой синдиката. Человек, которого ты видела, вероятно, один из ее приспешников. Скорее всего, это герцог Длинные Руки, принц воров. Насколько мне известно, ты единственный не входящий в синдикат человек, который встретился с ним и остался в живых. Твой Филипп, скорее всего, был шипом.
– Это не могут быть они, – шепчет Холидей. – Они просто преступники. Они не посмели бы перейти дорогу правительнице…
– Октавии не посмели бы, да. Но меня они не боятся. Как и «Вокс попули». – Виргиния умолкает и смотрит на дверь, в которую вышли ее советники. – Возможно, Виктра была права. Я сама это накликала. Я сделалась беззубой.
– К черту Виктру. Республика никогда не должна стать Сообществом, – твердо говорит Холидей. – Разве не в этом суть?
– Как там однажды сказал Лорн? «Милосердие поощряет негодяев».
– Зачем им понадобился ваш сын? – спрашиваю я.
– Чтобы оказать давление. – Она явно о чем-то догадалась, но не делится своим прозрением. – Холидей, пусть Теодора свяжется с Дэрроу. Созови экстренное заседание совета правительницы. Потом найди Танцора. Я хочу, чтобы через час он был у меня в кабинете.
– А что с девушкой?
Правительница смотрит на меня:
– Мне потребуется, чтобы ты дала показания. И будут еще вопросы. А пока что мой управляющий позаботится, чтобы тебе предоставили еду и комнату.
Холидей указывает мне на дверь. Меня отсылают. Я хочу пожелать правительнице успеха, сказать ей, что я буду молиться за ее сына. Но сомневаюсь, что эти слова будут встречены благожелательно.
– Надеюсь, пистолет поможет, – говорю я. – Я только сейчас подумала про отпечатки пальцев. Голова была как грязью набита. Но, может быть, его отпечатки там еще сохранились.
– Пистолет? – Правительница разворачивается. – Какой пистолет?
Судя по виду Холидей, она понимает не больше своей начальницы.
– Пистолет, который был при мне, когда я пришла на контрольно-пропускной пункт, – поясняю я. – Я украла его из машины Филиппа. Это его пистолет.
Теперь Виргиния стремительно поворачивается к Холидей:
– Где эти стражи?
– В камере.
– Отправь команду на КПП. Немедленно. Вели перерыть там все.
– Что происходит? – удивляюсь я.
– Нам не передали пистолет.
– Я говорила им, что это его оружие.
– Ну а нам об этом не сказали, – хмурится Холидей.
Отряды Львиной гвардии прибывают на КПП по воздуху. Мы смотрим через голографические камеры на их шлемах, как они обыскивают здание. Они находят пистолет в сумке для обуви на дне шкафчика кого-то из стражей.
– Это вулканский «всеядный», – отстраненно говорит Холидей. – Таких выпустили всего одну партию лет шестьдесят назад. Коллекционная вещь. Стоит десятки тысяч. Должно быть, один из жестянщиков украл его, чтобы продать.
Я замечаю странную интонацию серой на секунду позже, чем правительница.
– Провожу экспертизу, – говорит один из гвардейцев в интерком.
Над столом для совещаний появляется изображение пистолета. Мои отпечатки пальцев видны на стволе, спусковом крючке и рукояти. А вот на аккумуляторе выделяется второй комплект отпечатков – они побольше.
– Фильтрую по базе данных, – произносит Холидей голосом автомата. – Соответствие найдено. Отпечатки зарегистрированы в страховой компании «Пирей» в семьсот сорок первом году эры Покорения. – Она судорожно сглатывает. – Эфраим Хорн, страховой следователь.
В воздухе появляется загорелое лицо мужчины лет тридцати. У него узкие лукавые глаза, на губах насмешливая улыбка. Он намного младше Филиппа, его нос меньше, а лицо более худое.
– Это твой Филипп? – спрашивает правительница.
– У этого нос меньше. И щеки другие.
– Он мог использовать пластический грим.
Правительница включает запись интервью из его личного дела. Я подаюсь к голограмме. Мужчина сидит, закинув ноги на стол, и скучающе говорит в камеру с лунным акцентом: «Похоже, дело о пропаже Ренуара сводится не к ловкости домушника, а к банкротству из-за морального разложения. Это мошенничество. Простое. И незатейливое. Я рекомендую отказать в возмещении ущерба и отправить этого урода в Уайтхолд».
– Это он, проклятая скотина! Он самый! – И Холидей тяжело, уязвленно вздыхает.
– Холидей, ты его знаешь? – удивляется правительница.
Коренастая женщина кивает и печально смеется в ответ на свои мысли.
– Можно сказать и так. Это мой зять.
51. ЭфраимНебесный порт
Это мой последний день на Луне. Все еще тянется темный цикл, но на востоке видны отсветы восхода. Я сижу со стаканом водки на подогреваемой террасе снятого мною гостиничного люкса и наблюдаю за нарождающейся зарей. Я зафрахтовал частный челнок, и завтра мы с Вольгой улетим на Землю, куда отправляются все враги государства, чтобы исчезнуть. Цифровому слежению на старой планете далеко до лунного. Можно было податься и на Марс, но там слишком нестабильно, на мой вкус. Я пью, с тех пор как до меня дошли слухи, что один из бандитов синдиката убил девушку-алую неподалеку от склада. Я наливаю стакан водки – за маленького кролика. И добавляю золадон – для себя.
Она умерла, окровавленная, объятая страхом, в каком-то переулке. Ее изрубили топорами и клинками, как и ее семью. Боль в моей груди слабеет, по мере того как золадон запускает в меня свои прохладные беспечные пальцы. Над скопищем Громады и сверкающей панорамой города я вижу Гиперион. За ним на избитом небе кровоточит бледное розовое пятно. Небо усеяно скайхуками, мигающими спутниками и пронизано венами, по которым утекают корабли, отправляющиеся в космос из АМП.
Скоро я буду на одном из них. Но этой минуты надо еще дождаться.
Львиное Сердце отправит на поиски убийц, включая Холидей, и они перероют весь Гиперион снизу доверху.
Я смотрю вверх, когда на террасу выползает Вольга. Мы пришли сюда прямо со встречи с герцогом и заплатили наличными за один из люксов на уровне пентхауса. Номера звукоизолированы и оснащены автономными системами безопасности, а также тонированным стеклом – для приватности. Я лезу под мышку, желая ощутить успокаивающее прикосновение «всеядного», но под пальцами лишь кожа. Без этого пистолета я все равно что голый.
Я смотрю на город, который был мне домом с тех самых пор, как моя мать произвела меня, младшего щенка из шестерых, на свет. Я был для нее лишь чеком от правительства. А для правительства я был всего лишь очередным псом в стае. Я никогда не обманывал себя мыслями, что моему городу есть дело до меня, но мне было дело до него – куда больше, чем до Сообщества. Я сражался, чтобы освободить его. Я сражался за него, когда золотые явились, чтобы снова завладеть им. Теперь он изменяется вокруг меня. Старое поглощается новым. И в сердце этого нового – нечто такое, чего я не понимаю. Какое-то дикое, бешеное требование власти и богатства – война всех против всех.
Я подыгрывал ей, но это не мое.
Чем больше я думаю о синдикате, тем отчетливее понимаю: вполне естественно, что им наскучило править игрушечным криминалом этого спутника. Конечно же, они потянулись к следующей ступени – к политике. И я дал им толчок.
Зачем им понадобились дети?
Я думал, что смогу перевернуть страницу и распрощаться с этим делом, как со всеми предыдущими. Но оно другое, более значительное, и я не могу обманывать себя, преуменьшая его важность. Кира и Дано мертвы, потому что я втянул их в это. Не просто в работу на синдикат, а в такую жизнь. Я смотрю через террасу на Вольгу: она обхватила себя руками, словно забаррикадировалась. Мой единственный друг. Она не была преступницей, пока не встретилась со мной. Она была влюблена в саму идею города: много людей из разных мест. Потом я заманил ее в тень, потому что мне нужна была сторожевая собака. Ей было бы лучше без меня. Всем было бы лучше без меня.
В объятиях золадона эта идея подается холодной, завернутой в чистую логику.
Из гостиной люкса сюда доносятся отголоски новостей. На Гиперион надвигается буря. Жнеца видели на Марсе, а по всей республике исчезают черные. В новостях ни намека на похищение. Лишь краткое упоминание о том, что правительственный корабль упал из-за технической неисправности, но все остались живы.
Замалчивание – часть игры.
Правительница скомпрометирована. Ее сын у них в руках. Но она скрывает это, чтобы не дать Танцору и ему подобным одержать над ней верх. Что же синдикат потребует в качестве выкупа? Вопрос на миллиард кредитов.
– Ты сожалеешь об этом? – спрашивает Вольга.
– Выражайся конкретнее. О продаже детей? Нет. Милое дело. Что надо мной насмехался психопат – воротила преступного мира, а теперь охотятся социопаты-золотые? Это даже забавно. Или, может, ты имеешь в виду наших коллег, которых разделали у нас на глазах?
Чувствуя напряжение в шее и бурление в мозгу, я достаю вторую таблетку золадона и катаю по ладони. Я уже наклонился, предвкушая сладкое оцепенение, но тут Вольга выбивает у меня таблетку и забирает дозатор со стола.
– Вольга, не будь жопой.