– Хватит.
– Вольга, отдай дозатор.
– Я устала от того, что ты ходишь словно во сне. Устала видеть тебя бесчувственным. У тебя все слишком просто. Плохо себя чувствуешь – глотнул пилюлю. Нюхнул пыли. Тяпнул спиртного. И тебе хорошо.
– Я похож на человека, который хорошо себя чувствует?
– Нет. – Она кривится. – Ты не чувствуешь ничего.
– Отдай дозатор.
– Нет.
– Вольга, бледное ты дерьмо! Отдай мой дозатор.
– Ты мне не хозяин. Если тебе так нужен золадон – приди и забери, – говорит она, пожимая плечами.
Я кидаюсь за дозатором, но она толкает меня в сторону, я спотыкаюсь о стул и падаю. Правое колено пронзает ослепляющая боль – старая рана. Когда я выползаю из-под стула, Вольга и не думает извиняться.
– Отдай.
– Сходи и принеси. – Она швыряет дозатор с террасы, и тот летит по спирали к воздушной линии, проходящей внизу.
Я кидаюсь к краю и смотрю, как он исчезает из виду.
– Ты маленькое чудовище, – бормочу я.
Ее ноздри раздуваются. Она снова толкает меня левой рукой с огромной силой, и я отлетаю назад. Треснувшие ребра причиняют дикую боль. Я задыхаюсь. Вольга идет за мной и снова бьет меня в грудь, сшибая с ног. Я тяжело падаю на мраморный пол, врезаясь лопатками в камень.
– Ты что-нибудь сейчас чувствуешь? – гремит она.
– От… вали, – выкашливаю я.
Она ставит ботинок на мой живот и надавливает:
– А теперь?
Изогнувшись, лезу правой рукой в свой ботинок за шокером и вжимаю его ей в ногу. Ее кожа под брюками потрескивает от разряда. Вольга кривится от боли. Ее глаза темнеют. Боль пробуждает кровожадность, записанную в ее генах.
– Вольга… – успеваю прохрипеть я. – Вольга, нет!
Она в гневе поднимает меня, легко, словно подушку, и держит двумя руками, явно собираясь сбросить с террасы. Я смотрю на воздушные линии в сотнях метров внизу.
– Ну давай, – фыркаю я. – Бросай. Давай, чудовище.
Хватка слабеет, и мир в моем поле зрения переворачивается, когда черная отпускает меня. Я сижу на полу, тяжело дыша. Вольга падает в кресло, едва не ломая его, и смотрит на меня со слезами на глазах.
– Я не чудовище. Не чудовище! – Она не сводит с меня взгляда. Глаза у нее припухшие. – В отличие от тебя. Это же были просто дети.
– Ты знала о наших планах, – говорю я, потирая ребра. Явно ее стараниями треснуло еще несколько. – И была в курсе, что кто-то может умереть. И теперь ты плачешь, потому что не справляешься с чувством вины? – фыркаю я. – Давай взрослей. Ты сделала свое дело. Так же, как и я. А теперь купи себе крепкий хребет и хорошенько потрахайся на все эти сраные деньги. Видит Юпитер, тебе нужно и то и другое.
Вольга смотрит на меня так, словно не верит собственным ушам. Я не знаю, чего еще она ждала. Дело сделано. Пора двигаться дальше.
– Зачем ты вообще подписалась на этот заказ, если понимала, что у тебя кишка тонка?
– Я сделала это для тебя! – жалобно говорит она. – Я сделала это потому, что ты нуждался во мне. Ну а я всегда нуждаюсь в тебе. Ты привел меня сюда. Ты моя семья. А у меня никогда не получалось сделать что-нибудь для тебя. Каждый раз, как я пыталась, ты злился: «Иди домой, Вольга. Вольга, отвали». Но тут… В этом вот… Я могла что-то сделать, чтобы помочь тебе. Я могла прикрыть твою спину, как ты прикрывал мою. Я не знала, что это будет так тяжело.
Она изо всех сил сдерживает слезы. Огромные плечи вздрагивают.
Я не знаю, что делать.
– Ты только подумай про все приключения, которые нас ждут, – сдержанно говорю я. – Тур по Африке. Морепродукты. Животные. Шлюхи Пиратского берега!
Она смотрит на меня припухшими глазами:
– Как ты думаешь, они их убьют?
– Нет. Не убьют. Ты же слышала герцога. Никакой грубости. Какой толк в мертвом заложнике? Думаю, они потребуют деньги или еще что-нибудь. Не знаю. Да и не важно. Это не наше дело.
– Не наше дело? Мы часть этого, Эфраим. Часть республики.
– Почему? Потому, что мы живем здесь? Они стараются внушить тебе это дерьмо, чтобы ты думала, что это касается тебя лично. Это все надувательство, принцесса. Ты никогда не сражаешься за себя. Ты всегда сражаешься за них. За дом Луны, за Августусов, за Жнеца – какая, к черту, разница?
– Почему ты такой?
– Какой?
– Злой.
Я вздыхаю:
– Я не злой.
– А какой же?
– Сознательный. Нельзя позаботиться о ком-то другом. Это так не работает. Все, что ты можешь сделать, – позаботиться о себе. Никому другому это и в голову не придет.
– Я бы о тебе заботилась.
Я закатываю глаза:
– Ты думаешь, этим детям есть дело до тебя? Думаешь, они вырастут и тогда отнесутся к тебе с вниманием? Для них ты всего лишь оружие.
– А для тебя? – спрашивает Вольга. – Если бы я не была оружием, ты бы не держал меня при себе.
– Ну, я уж точно держу тебя при себе не для разговоров.
По взгляду Вольги я понимаю, что в конце концов зашел слишком далеко.
Что-то ломается. Что-то важное.
– Вольга…
Она отступает на шаг. Нерешительно тяну к ней руку, будто для поддержки. Но потом опускаю руку, и Вольга это видит. Она разворачивается и выходит. Дверь номера хлопает. Она ушла. И в глубине души, под холодной волной золадона я понимаю, что на этом наша совместная история окончена.
Снова один. И к лучшему.
Я покидаю номер отеля вскоре после ухода Вольги. К себе не возвращаюсь – опасаюсь, как бы разведка республики или Горго не нанесли визит. Вместо этого я вдруг оказываюсь на улице рядом с домом Киры и смотрю вверх, на стеклянное здание. Оно будто колышется в небе, как кусок веревки на конце воздуховода. Я хотел посмотреть, где жила Кира. Не знаю зачем. Возможно, для подведения итогов. Вероятно, увидев, как она жила, я смогу понять, почему она воткнула нож мне в спину. Но внутрь зайти не получится. В холле стоят сканеры сетчатки глаз, и в здании есть частная охрана.
Так что я стою на улице под дождем, глядя на здание и размышляя, из какого стеклянного окна выглядывала и никогда больше не выглянет Кира, и понимая, что я никогда на самом деле не знал ее. Ни ее, ни Дано. Потому что я держал их на расстоянии, ограничиваясь поверхностным общением, и они платили мне тем же.
Я иду по улице сквозь пар, поднимающийся от канализации, минуя лес торговцев лапшой и продавцов биотеха, зазывающих прохожих. Они транслируют калейдоскоп секс-рекламы через голографические вещатели, восседающие у них на плечах, словно металлические горгульи. Я шагаю давним маршрутом, которым мы с Триггом возвращались с Променада, мимо Гравитационных садов и на юг, к неказистому Старому городу. Решаю идти еще дальше, чем мы ходили вдвоем, и продолжаю бродить до раннего утра, достаточно долго, чтобы увидеть, как ночная стража сменяется дневной. Наконец улицы омывает туманный, розовый, долгий восход.
Когда город просыпается, я завтракаю кофе и вязкой лапшой с корицей у одного из моих любимых старых киосков рядом с верфью и кормлю чаек, как это делал Тригг. Внизу, в водах моря Ясности, большие роботы-уборщики собирают мусор. Потом я ловлю такси и еду к себе на склад. В одной из приватных комнат другой стройный робот с руками-грузоподъемниками ставит металлический ящик на стол и оставляет меня одного. В ящике мои собранные в дорогу сумки. Две, из лоснящейся черной кожи. Удивляюсь, как угнетающе действует мысль о том, что эти сумки – все, что я нажил. Вор, у которого нет ничего стоящего. Звучит как скверная шутка. Возможно, именно это я искал. Шанс начать с чистого листа. У меня нет ничего, кроме стопок жестких пластиковых купюр в сумках, нескольких удостоверений личности и накладок с ДНК, двух костюмов, двух пистолетов и запаса таблеток золадона. Я кладу их в карман, но пока не глотаю.
Я беру такси до частного скайхука – парящего в трех километрах над городом порта в форме звезды. Предназначенный для богатых и знаменитых, он подвешен на гравилифтах; здесь достаточно места для швартовки десяти частных яхт. Нанимать частное судно оскорбительно дорого, но мне нужно быть при оружии, а значит, коммерческие рейсы отпадают. Меня высаживают на верхнем уровне порта рядом со стойкой регистрации. Такси съезжает с бетонной летной полосы и снова ныряет в поток наземного транспорта, оставляя меня в месте, похожем на парк над облаками. За стойкой регистрации стоит стильная розовая в белой форме, сдвинутой назад фуражке и шубе. Я дрожу в разреженном воздухе.
– Добрый день, гражданин. Добро пожаловать в «Зефир транс-терестриал». Вы желаете зарегистрироваться на сегодняшний рейс?
Опустив руку в карман, я натягиваю на палец одну из прозрачных накладок ДНК. Делаю вид, будто облизываю палец, и провожу им через устройство для отбора проб.
– О, мистер Гарибальди! – Она любезно улыбается, пока ее компьютер регистрирует одно из моих фальшивых удостоверений личности. – Мы очень рады видеть вас сегодня. «Ветер Эвридики» будет готов принять вас на борт через тридцать минут. Пилоты проводят предполетную проверку.
– Я первый прибывший пассажир?
Розовая сверяется с полетным листом:
– Да, госпожа Бьорл еще не прибыла.
– Сообщите мне, когда она появится.
– Конечно. Вы можете улететь в любой момент после завершения предполетной проверки, но мы будем рады, если до того вы воспользуетесь нашими всепланетно известными услугами в терминале. – Она отправляет со своего датапада голографическую карту; мой датапад принимает ее. – Как вы можете видеть, у нас имеется два спа-салона, а также бассейн с морской водой, капсулы альтернативной реальности, ожидающие гостей массажисты и персонал удовольствий. Также у нас есть игровая комната, два зала ожидания повышенной комфортности – сумерки и небо…
Я следую за посыльным, который относит мои сумки в хорошо укомплектованный бар. В углу залитого рассветным солнцем помещения играет на рояле музыкант. Устраиваюсь на барном стуле, обтянутом кремовой кожей, спиной к смотровым окнам – за ними облака и жутковатое розовое небо – и смотрю на дверь, ожидая, когда в дверном проеме возникнет массивная фигура Вольги. Другие пассажиры приходят и уходят. В основном это золотые и серебряные, и их разговоры звенят, словно прикосновение ложечки к превосходному фарфору. Я узнаю нескольких актрис и пару знаменитых гонщиков. Вскоре их голоса начинают казаться мне комариным жужжанием, раздражающим и вызывающим клаустрофобию. У меня начинается золадоновая ломка. Но я все равно не принимаю следующую дозу.