— А профессор Лайнбрейкер не распрашивал вас про эту камбоджийскую крепость? — все-таки осмелился спросить Хеллборн.
— Нет, никогда, — отрицательно покачал головой старый манчьжур. — Мы и разговаривали с ним всего-то несколько раз, много лет назад, и ни разу — о пирамидах…
"В таком случае — повезло тебе, старик ".
— …мне и в голову не пришло с ним это обсуждать, — продолжал Ман Да Рин. — Никогда не интересовался этим эпизодом, пока госпожа Кам Бик Фай (вежливый полупоклон в сторон принцессы) не попросила меня приготовить для вас материалы.
— Большое вам спасибо, — поспешил сказать Хеллборн. — Было бы совсем прекрасно, если бы я мог как-нибудь получить фотокопии…
— Я пришлю вам все материалы в посольство, — пообещал хранитель. — А переведенную книгу — даже целиком. У меня много экземпляров — они только что вышли из печати, и мы еще не успели их разослать коллегам в другие страны. Еще и эта нелепая война… Но не мне судить, — поспешно добавил старик, покосившись на свою госпожу.
"Еще раз спасибо — до свидания — всего хорошего — приходите еще!".
На том и расстались.
— Кам Бик Фай? — переспросил Хеллборн, когда они вышли на улицу.
— Старик выболтал мое любимое nom de guerre, — усмехнулась пилот-принцесса. — Дела давно минувших дней…
— Куда мы направимся теперь?
— В театр! — ее лицо прояснилось.
— Китайская опера или этот, как его, театр "Бамбуки"? — неуверенно уточнил Джеймс. Насколько ему было известно, и то, и другое — редкая гадость.
— Ни в коем случае, — усмехнулась Мэгги. Похоже, и она считала вышеназванные жанры чем-то недостойным своего внимания. — Это сюрприз.
Сюрприз удался.
— Прекрасные леди! И вы, джентельмены!
Сегодня расскажем мы вам,
О людях из очень далекой вселенной,
Подвластной холодным снегам.
Их тело скрывал меднобронзовый панцирь —
Их руки сжимали мечи!
И звались они, говорят, египтянцы,
О прочем легенда молчит.
Не знали английских лужаек зеленых,
И наших прекрасных холмов,
Они кочевали в стране Альбиона,
Среди вековечных снегов.
Их пращники в небо метали снаряды,
И метко бросали ножи,
Их в битву носил верблюдонт. Без пощады —
Им кот саблезубый служил!
Герои сегодня представленной драмы
Узнав мудрецов простоту,
В стране возвели пирамидные храмы —
И в них поклонялись Кресту.
Забыты Геката, Нептун и Юпитер,
Беллона и сам Бельзавел,
Их мудрый король Иоаннес Пресвитер
Христу поклоняться велел.
Как солнце взошел над неправедным миром,
Но сгинул в холодной земле…
И вместе с Уильямом нашим Шекспиром
Расскажем о том короле!
Рассказчик раскланялся и скрылся за кулисами. Последовали бурные продолжительные апплодисменты и второе явление. Те же и король.
По единодушному мнению альбионцев, шекспировская трагедия "King John the Prester" сильно уступала "Абелунгам" Кристофера Марло. Особенно в исполнении довольно-таки провинциального Фрэнсисбергского театра "Полюс". Другое дело — Лондон или Париж; там залетные альбионцы спешили на представление "Короля Джона", как на встречу с добрым земляком. Осталось выяснить, насколько преуспели в постановках альбионских трагедий вестернизированные манчьжуры и китайцы.
Вступление на высоком уровне, отметил Хеллборн, у Рассказчика неплохой английский язык. А его китайская физиономия — как и азиатские лица других актеров — только подчеркивает тот факт, что действие происходит не в старой доброй Англии, а в далекой стране на другом конце планеты… Увы, первоначальное впечатление быстро растворилось под напором шотландской рыцарской брони и пистолетных кирас английской республики. Шекспириада, как она есть.
Разумеется, об исторической достоверности говорить не приходилось. В каком-нибудь "Короле Лире", с его французами и бургундцами в десятом веке ДО Рождества Христова, достоверности и то было на порядок больше. Тем более что "Король Джон Пресвитер" был написан в тот короткий романтический период, когда английские первопроходцы еще принимали альбионских аборигенов за потерянных христианских братьев.
Тем временем действие на сцене набирало новые обороты и расширяло границы сознания. Мудрый король египтянцев разгромил всех своих врагов, объединил страну и даже освободил еврейских рабов, которые строили у него пирамиды. Но после того, как его армия утонула в Южном ледовитом океане (по его высохшему дну освобожденные рабы уже переправились в Африку), король задумался о вечном и решил сменить веру.
Все соседние владыки (турецкий султан, эфиопский император, китайский богдыхан, Великий Могол, Великий Инка и т. д.) прислали своих придворных священников, иногда подкрепленных солдатами и пушками. Особенно эффектно выглядела высадка в Альбионе турецкого контингента (Намек на старого жулика Пири Рейса. Чуть позже, в 20-х годах семнадцатого века, турки попробовали на самом деле, но потерпели полный крах. После чего отправились грабить беззащитную и легкодоступную Исландию).
Разумеется, мудрый король Иоанн твердо решил стать христианином. Коварные магометане, буддисты и прочие язычники не могли этого допустить. Поэтому началась кровавая бойня в лучших традициях "Тита Андроника". Не менее сотни персонажей потеряли головы, ноги, руки или девственность; нередко — все перечисленное сразу. Одним из последних пал сам главный герой — от руки предателя-брата, дважды мусульманского ренегата. И казалось бы, сгинуть Альбиону в беспросветном черном мраке мавританского язычества и невежества… Но в самый трагический момент на сцене появились англичане под командованием сэра Фрэнсиса Дрейка и перебили всех еретиков и других врагов Всевышнего, Англии, королевы и церкви. В финальной сцене заключившие братский союз англичане и египтянцы покинули поле битвы под торжественное пение "Non nobis, Domine". Занавес. Овация.
Сюрприз удался.
— Неплохо, неплохо, — вынужден был признать Хеллборн. — Ничуть не хуже, чем в "Глобусе".
— "Глобусу" до нас далеко! — принцессу распирала гордость за национальное театральное движение. — У нас в планах еще и экранизация! "Харбинколор" планирует начать съемки уже этим летом. Если только война не помешает, — озабоченно заметила она.
В фойе они наткнулись на Эверарда и Гордона. Американцы были не одни, каждый держал под ручку ту или иную прекрасную даму.
— Разрешите представить: медик-сержант Рут Аллен, лейтенант Синтия Денисон, — объявил Гордон. — Я раздобыл в Американском Культурном Центре целую кипу билетов, бросился раздавать всем встречным и поперечным. Жаль, что мы разминулись. То есть не жаль… — добряк Гордон окончательно запутался и покраснел. — То есть вы все равно здесь!
— Все-таки в Харбине есть другие центры светской жизни, — заметил Эверард. — Послезавтра они обещали "Короля Стивена".
— "Чем меньше на поле кровавом пойдет на бохайцев ножи, тем больше достанется славы тому, кто останется жив!" — машинально продекламировал Хеллборн. — Обожаю эту вещь.
— "Все прежние битвы ничтожны пред этой у Гастингс-села. Ее описать невозможно — настолько ужасной была. Все слилось в убийственном вихре, дорог и веков поворот, но слава о ней не утихнет, и память о ней не умрет!" — подхватил Эверард.
— "Других не оставив известий, иных не достигнув высот, живет он в легендах и песнях, и в сказках народных живет", — добавила Мэгги и как-то злорадно улыбнулась.
— "Я мог бы рассказывать сказки, но слыть не хочу болтуном. Не строй победителю глазки, нет смысла в строительстве том", — подключился Гордон. Это была не самая удачная цитата, что подтвердило последовавшее неловкое молчание.
— Нам пора, — поспешила заявить Восточная Жемчужина.
"Было приятно увидеться — познакомиться — спасибо — приходите еще!".
— Здесь я живу, — небрежно заметила Мэгги, когда черный "олдсмобиль" проехал через четвертые по счету ворота.
Судя по всему, Золотой Император был не только велик, но и скромен. Хеллборн не увидел за стенами Запретного Города никаких хрустальных фонтанов или замков из слоновой кости. Только стекло и бетон. Ну что ж, архитекторы всей планеты в один голос утверждали — сочетание этих прекрасных материалов не устареет и через сто лет. Поживем — увидим. Здешнее стеклобетонное сооружение представляло из себя трехэтажный полумесяц, растянувшийся метров на триста и пропадавший за поворотом дороги. Величие и скромность в одном флаконе.
Мэгги остановила машину прямо посреди дороги, и дальше они пошли пешком. На одной из лужаек (скромных) гонялись друг за другом мальчик и девочка лет десяти. Восточная Жемчужина что-то сказала им по-манчьжурски и получила в ответ (в течение одной минуты) песочную бомбу, объятия, поцелуи и охапку небрежно сорванных цветов в подарок.
— Племянники, — пояснила Мэгги, когда дети остались позади. — Платье придется выбросить, наверно.
Где-то за стеной проревел верблюдонт. Она поморщилась.
— Хорошо, хоть ветер в другую сторону. Нужно знать меру, даже когда речь идет о достойных боевых животных!
У очередного "подъезда" (пятого или шестого по счету) на скамейке сидели двое — старый знакомый Маршалл Янг и незнакомый бородатый манчьжур лет 40–60 (точнее Хеллборн не мог определить — и не пытался). Внешность самая заурядная, один из тех миллионов китайцев, которые и так "все на одно лицо". В скромном "пижамном" костюме, какие обычно носят китайские чиновники не самого высокого ранга. Господин Ман Да Рин и то был богаче одет. Возможно, причина заключалась в том, что музейному хранителю приходилось чаще иметь дело с важными иностранными гостями.
Джеймс раскланялся с принцем Янгом и выжидающе посмотрел на его соседа.
— Это и есть Джеймс Хеллборн, братец, — заговорила Мэгги. Самого "братца" (понятно, еще один кузен) она представить не поспешила.