[4], педофилов и педерастов! И мы надеемся, что все настоящие белые люди и правоверные христиане присоединятся к нам, чтобы свергнуть хеллено-масонское иго!
"Что там говорил полковник Кэнди? "Это не наш метод"? — не к месту задумался Джеймс. — А если у белголландцев получится? Блин, чем им греки-то не угодили?!!!"
— Наши мамлюкские легионы открыты для всех! — добавил белголландский офицер. — Кто-нибудь из вас желает вступить в ряды?
Молчание.
— У вас еще будет время подумать, — снисходительно кивнул капитан. — Увести!
Спотыкающихся пленников развернули направо и погнали прочь. Хеллборн оказался в хвосте колонны. Через несколько шагов он услышал, как идущий впереди американец пробормотал вполголоса:
— Да он просто зверь…
Один из конвоиров услышал эти слова, но прикладом размахивать не стал, только ухмыльнулся:
— Вы еще не видели нашего капитана!
"А кто в таком случае издевался над нами до сих пор?!" — удивился Хеллборн, но от дополнительных вопросов на всякий случай воздержался.
Трюм, куда их бросили, не имел ничего общего с благоустроенным кубриком "Виллема Молчаливого". Было очень странно обнаружить такую вонючую дыру на борту воздушного корабля.
Хеллборна впихнули внутрь последним, массивная дверь принялась медленно закрываться.
— Эй, подождите! — все-таки рискнул альбионец.
— Чего тебе? — уставился на него сержант-абиссинер.
— Нам хотя бы руки развяжут? — уточнил Хеллборн.
— Вы можете попробовать сами, — заметил абиссинер. — Зубами, например. Но потом вас расстреляют. И развязанного, и развязавшего.
И дверь захлопнулась.
— Когда-то это был склад боеприпасов, — принюхался многоопытный Эверард. — Оружейное масло, солидол… Но с некоторых пор к этому букету примешались новые запахи.
"Кровь и дерьмо", — подумал Хеллборн.
— В прошлый раз нас держали в другом отсеке, — продолжал американец. — И капитан был куда более любезен…
— Это не был капитан корабля, — машинально уточнил Джеймс.
— А кто же тогда? — удивился собеседник.
— Командир отряда воздушной пехоты, — предположил Хеллборн. — Да, скорей всего.
— Но разве на борту корабля, морского или воздушного, не должен быть только один капитан? — спросил Эверард.
— Это наши, англосаксонские традиции, — напомнил альбионец. — Я был уверен, что и у белголландцев есть нечто подобное… Похоже, что далеко не у всех. У этих ублюдков точно нет ничего святого.
Он окинул взглядом тесный и сумрачный арсенальный отсек. Черт побери, люди снова смотрели на него. И было их в несколько раз больше.
Джеймс Хеллборн откашлялся.
— Я суб-коммандер Джеймс Хеллборн. Присутствует ли на палубе альбионский или союзный офицер старше меня по рангу?
— Никак нет, сэр, — отозвался Гордон.
— Очень хорошо, — кивнул Джеймс. — Принимаю на себя командование нашим экипажем.
ДЕЖА ВЮ!
— Итак, солдаты, приказ номер один. Нас оставили со связанными руками, поэтому сейчас каждый пробует шевелить пальцами и проверяет, свободно ли поступает к ладоням кровь. Если нет — это может быть опасно в долгосрочной перспективе. Заражение крови, гангрена, ампутация…
"Какой же ты все-таки болван, Джеймс ", — заметил Внутрений Голос.
Как видно, они попали в руки опытных тюремщиков, потому что через несколько минут все пленники доложили — кровь поступает свободно. Что ж, их явно не собирались убивать столь изощренным способом.
— Очень хорошо, — сказал Хеллборн, выслушав последний доклад. — Мистер Гордон, постройте людей.
Это был явно не просторный кубрик крейсера, поэтому пленики выстроились в пять рядов. Кроме того, Гордон не стал изображать парадный шаг (тесно) и отдавать честь (как? связанными рукками?!).
— Смирно! Равнение на центр! Сэр, экипаж построен.
— Вольно, — Джеймс порылся в своей памяти. — Солдаты, мы оказались в плену. Тяжело, опасное и позорное положение. Позорное, но не постыдное. Вам нечего стыдиться. Это был славный корабль, и экипаж храбро сражался до последнего. Мы нанесли тяжелый урон агрессору и заставили его нас уважать. Теперь мы должны держаться вместе и надеяться на лучшее. Надеяться, что враг все-таки будет соблюдать Женевскую конвенцию…
("Это было лишнее. Мы же все видели, как они себя ведут!!!")
— Если нет — мы должны держаться до последнего. Помните о долге и присяге. Вы — альби… Вы — солдаты Альянса, — поправился Хеллборн. — Нас помнят, нас не оставят в беде.
— Аминь!
— Вопросы, жалобы, предложения?
Нет, это были явно не хладнокровные альбионцы. Да и пленитель на этот раз был другой. Американские аэронавты заголосили чуть ли не хором:
— Сэр, что с нами будет?
— Да это же настоящие звери!
— Этот капитан законченый ублюдок!
— Мы должны сопротивляться!!!
— Это полная задница, сэр!
— Убить всех негров!!!
И так далее.
— Хватит! Тишина! — не выдержал Хеллборн. — Мы найдем выход, я вам обещаю. Сейчас — всем отдыхать. Вам потребуются силы. — Еще раз окинул взглядом строй. — Среди нас дама, надо выделить ей отдельный уголок.
— Сэр, в этом нет необход…
— Отставить. Выполнять. Старшие офицеры — совещание через пять минут. — Джеймс оглянулся. Здесь не было душевой кабинки. — Вон в том углу.
— Четыре мушкетера, — ухмыльнулся Беллоди. Цвет его лица колебался между синим и фиолетовым, и виновата в этом была отнюдь не тусклая лампочка. Все-таки здорово его отделали. "А меня?" — подумал Хеллборн и пересчитал языком зубы. Вроде бы все на месте.
— Вот уже второй раз, — продолжал Беллоди.
— Девятый или десятый, — признался Мэнс Эверард.
— Аналогично, — откликнулся Джон Гордон.
— Не могу решить, — не удержался Хеллборн, — столь богатый опыт говорит в вашу пользу или наоборот?
— Что ж, — спокойно ответил Эверард, — я выбрался и никого при этом не предал. Наверно, все-таки в мою.
— Извините.
— Ничего страшного.
— Ваши предложения, господа? — вздохнул Джеймс.
— У нас остался человек снаружи, — напомнил Беллоди.
— Да, конечно, — кивнул Хеллборн. — Пожалуй, в настоящий момент, это самая большая наша надежда.
— Вы уверены в ней? — спросил Гордон.
— Да, абсолютно уверен. И не только по той причине, о которой вы сейчас подумали, — отозвался альбионец. Офицеры и джентельмены покраснели. Все четверо, одновременно.
— Но ведь это же действительно звери! — не выдержал Гордон.
— Бывало хуже? — поинтересовался Джеймс.
— Было по-всякому, — неопределенно пожал плечами американец. Эверард только молча кивнул.
— Будем надеяться на лучшее, — промямлил Хеллборн. — Если станет совсем плохо… что ж, тогда рвем веревки зубами и бросаемся на них, как только откроется дверь.
— Если откроет… — Беллоди оборвал себя на полуслове. — Конечно, рано или поздно…
— Вот именно. Кто знает, что придет в голову этим садистам, но вряд ли они заперли нас в этот отсек, чтобы заморить голодом. Могли бы утопить в шлюпке. Воздух поступает, — Хеллборн принюхался и тут же пожалел об этом. — Будем ждать. Рано или поздно, они вернутся для продолжения разговора. ОК, всем отдыхать.
Джеймс первым прислонился к переборке, устроился поудобнее (да, связанные за спиной руки мешали) и прикрыл глаза. Голову немедленно наполнили мрачные мысли, и, чтобы разогнать их, он стал вспоминать все, что знал про абиссинеров.
Белголландцы — нет, тогда это были просто Свободные Нидерланды, Республика Восемнадцати Провинций — окончательно выгнали португальцев и других европейских конкурентов из Аденского залива около 1650 года. Тогда же они принялись превращать временные крепости и торговые форпосты на эритрейском и сомалийском берегу в постоянные поселения. Уничтоженных аборигенов — эфиопов, арабов, сомалийцев при этом никто не подсчитывал. Транзитная торговля процветала, колония тоже.
Полтора столетия спустя в европейскую метрополию пришел Наполеон, превративший старые добрые Нидерланды в новую нехорошую Белголландию. Когда Наполеон пал, из метрополии в Африку прибыли новые поселенцы. Тогда же за белыми колонистами окончательно закрепилось прозвище "абиссинеры", а колония получила свое настоящее имя. Заметную часть новых переселенцев составляли люксембуржцы и белгерманцы[5] из Эйпена, Буллингена и других "Восточных Кантонов". С тех пор они совершенно смешались с голландцами и фламандцами, и говорили на одном языке ("африкаансе"), но Белголландская Абиссинская Республика/Белголландский Абиссинский Рейх сохранила/сохранил свое двойное голландо-немецкое имя.
Около 1880 года доминион БАР-БАР внезапно поднял мятеж против метрополии. Как это обычно бывает, из-за какой-то ерунды, вроде торговых пошлин на фрукты. Первыми на подавление мятежа прибыли не европейцы-бенилюксеры, а морские пехотинцы ВИК. С тех пор абиссинеры недолюбливали своих восточно-азиатских кузенов и называли их не иначе, как "виксосы". (Тесное общение с египтянами не прошло даром. Между прочим, верхние египтяне называли "гиксосами" каирских французов).
Воодушевленные своими успехами виксы даже собирались включить умиротворенную Абиссинию в состав ВИ-Конфедерации, но тут запростестовали уже кузены из другого океана. Добрые граждане Доминиона Белгондурас совершенно справедливо решили, что виксы лезут в чужую зону влияния. Метрополия, не желавшая чрезмерного усиления и без того могущественных азиатских доминионов, поддержала гондурасцев, и виксы неохотно отступили.
Репрессии среди побежденных мятежников были сведены к минимуму, больше того, им кинули сладкую косточку — помогли завершить покорение Эфиопии. Увы, дальнейшее продвижение в Африку было невозможно. Пока шла гражданская война в Абиссинии, хитроумные англичане в союзе с Верхним Египтом совершенно покорили Судан. Тогда абиссинеры развернулись на 180 градусов и поспешили оккупировать Йемен. И в итоге все остались довольны. Кроме покоренных, конечно, но проблемы туземцев не волновали белых шерифов.