Кайя посмотрела на Корни, приподняв брови. А Луис склонился над девушкой, удерживая ее худое тело.
– Он ведь знает, что делает? – спросила женщина у Корни.
– Конечно, – кивнул тот в ответ.
Луис пошарил в кармане, достал коробочку и осыпал тело девушки белым порошком – вероятно, солью. Она выгнулась, закричала. Колючие лозы вновь пришли в движение, извиваясь подобно змеям.
– Ей же больно! – охнула мать Лалы.
Луис даже не поднял головы. Он бросил на девушку еще пригоршню. Лала завизжала, соль заставила ее кожу натянуться и дрожать, затягиваясь на шее и душа ее.
Рот девушки распахнулся, но вместо звука наружу вырвались покрытые шипами ветви и, извиваясь, устремились в сторону Луиса. Он рубанул их ножом. Железо с легкостью рассекло колючие лозы, но их место заняли другие. Они тянулись к Луису, закручиваясь в воздухе точно щупальца.
Корни заорал, убирая ноги на диван. Кайя в ужасе смотрела на вырывающиеся изо рта девушки лозы, а мать Лалы протяжно завизжала, точно кипящий чайник.
Одна лоза обвила запястье Луиса, еще пара перехватила поперек туловища, а остальные извивались на полу. Длинные шипы вонзились парню в кожу. Глаза Лалы закатились, тело содрогалось в конвульсиях, а на губах выступила кровь.
Луис бросил нож и обхватил лозы руками, разрывая их. Корни, бросившись к нему, схватил нож и замахнулся.
– Нет, идиот! – рявкнул Луис.
Вдруг прекратилось: изо рта Лалы выскользнули червеобразные белые корни, блестящие от слюны и слизи. Огромные извивающиеся лозы стали чернеть и засыхать.
Девушка закашлялась. Рядом на колени упала ее мать, рыдая и гладя дочь по волосам.
Руки Луиса покрывали царапины. Он поднялся и отвел взгляд, словно в растерянности.
Мать помогла дочке подняться и повела ее к двери.
– Gracias, gracias[7], – бормотала она.
– Подождите, – вдруг окликнул их Луис. – Мне нужно поговорить с вашей дочерью. Без вас.
– Я не хочу, – запротестовала Лала.
– Может, вы поговорите потом, когда она отдохнет? – предложила ее мать.
Луис покачал головой, женщина замялась на мгновение, но все же сдалась:
– Вы спасли ей жизнь, вам можно доверять, но пожалуйста, не задерживайте ее слишком долго. Мне хочется поскорее отвести ее домой, подальше от всего этого. – И она закрыла дверь, выходя в коридор.
Луис посмотрел на Лалу. Она, слегка покачнувшись, схватилась рукой за стену.
– Ты ведь утаила кое-что от матери, – сказал он.
Девушка поколебалась, но потом все же кивнула.
– Один из парней угостил тебя кое-чем… и ты попробовала. Возможно, самую малость? Всего одно зернышко?
Она снова кивнула, стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Но теперь ты знаешь, что этого лучше не делать, правда? – спросил Луис.
– Да, – прошептала Лала и убежала в коридор к матери.
Луис посмотрел ей вслед и повернулся к Корни.
– Твоя пикси все же рискнула поговорить с моим братом? – спросил он, ткнув пальцем в сторону Кайи.
– А что ты думаешь? – усмехнулся Корни.
– Думаю, – Луис зевнул, – что нужно поскорее от вас избавиться. Так что выдвигаемся на рассвете. Идем, покажу, где можно устроиться спать.
Корни разместился на одном из старых матрасов, покрывающих пол в комнате, которая, вероятно, раньше была столовой. У дальней стены, под лепными украшениями, завернувшись в груду одеял, уже спал Дэйв. Кайя пошатываясь вышла из гостиной, свернулась клубочком, обняв мягкую диванную подушку, и тут же провалилась в сон. Луис лег неподалеку.
Корни стал разминать пальцы, наблюдая, как резина натягивается на костяшках. Перчатки уже потускнели. К утру они могут потрескаться. Он осторожно снял перчатку и коснулся края одеяла Луиса. Тонкая ткань расползлась, сквозь нее полезли растрепанные перья. Корни смотрел, как поток ветра из приоткрытого окна подхватил их, облаком вздымая в воздух, как перья закружились подобно снегу, осыпая все вокруг.
Луис заворочался во сне, и перья запутались в его косичках. Одно опустилось ему на щеку, у самого уголка рта, и теперь трепетало при каждом вздохе. Казалось, это должно быть щекотно. Корни собирался смахнуть перо. Пальцы его дрогнули.
Луис приоткрыл глаза:
– Куда смотришь?
– Ты пускаешь слюни, – выпалил Корни. – Знаешь, как это мерзко?
Луис хмыкнул и перевернулся на другой бок.
Корни снова натянул перчатку. Сердце билось так сильно, что кружилась голова.
«Он мне нравится, – в ужасе подумал он, несправедливость этого довершала общую картину, вызвав в его душе гнев. – Твою ж мать! Он мне нравится».
Кайя проснулась от солнечных лучей, льющихся сквозь большие окна. Рядом, слегка похрапывая, растянулся Корни. Неведомым образом за ночь он умудрился стащить все ее одеяла. Дэйв с Луисом исчезли.
Во рту стоял отвратительный привкус, а пить хотелось так сильно, что Кайя даже не думала, где и почему находится, пока не доплелась до ванной и не сделала несколько глотков прямо из-под крана. У воды был привкус железа. Железо, казалось, таилось здесь повсюду: пузырилось в трубах, капало с потолка.
На цыпочках пробираясь по холодному полу в поисках чего-нибудь съестного, Кайя услышала странный звук: словно где-то звенели монеты. Запах плесени стал сильнее, и девушка ощутила, как исчезают окутывающие ее чары. Она взглянула на свою травянисто-зеленую руку и, двигаясь на шум, вошла в комнату с обшарпанным диваном и небольшой жаровней, в которой полыхал огонь.
У окна стоял мужчина средних лет с короткими вьющимися волосами, на полу рядом лежала заполненная курьерская сумка. Он что-то сказал, когда Кайя вошла, но вместо слов с его губ посыпались медные монеты. Они со звоном падали на пол, рассыпаясь по истертому паркету.
Луис положил руку ему на плечо.
– Ты исполнил все в точности, как я сказал? – спросил он, наклоняясь, чтобы поднять монетки. – Знаю, на вкус металл похож на кровь, но ты обязан сделать это.
Человек кивнул и жестом указал на свой рот.
– Я же говорил, лекарство простое – надо проглотить слова. То есть каждую монету, вылетевшую изо рта. Хочешь сказать, что так и сделал?
Мужчина заколебался.
– Ты потратил их? Умоляю, только не говори, что обменял горсть в монетоприемнике. Это же безумие!
– Ну… – выдавил мужчина, и на пол снова посыпались монеты.
– Иди и найди остальные. Это единственный способ вылечиться. – Луис скрестил руки на груди. Сквозь тонкую ткань футболки проступили рельефные мышцы. – И больше никаких сделок с волшебным народом.
Как же много, оказывается, Кайя еще не знала о фейри.
Мужчина явно хотел что-то сказать – возможно, возмутиться, что им командует мальчишка, – но сдержался, кивнул и просто достал бумажник. Отсчитав пачку двадцаток, он собрал с пола монеты и удалился, даже не поблагодарив.
Луис постучал купюрами по ладони и повернулся к Кайе:
– Я же сказал держаться подальше от чужих глаз.
– Со мной что-то происходит, – выдавила девушка. – Чары слабеют.
– Хочешь сказать, мой клиент видел зеленокожую девицу с крыльями? – застонал Луис.
– Нет. Но мне становится все труднее замаскировать свою внешность.
– В городе полно железа, а оно высасывает из фейри магию, – со вздохом пояснил парень. – Поэтому волшебный народ здесь не живет. Если есть выбор. В городе остаются только изгнанники, которые по той или иной причине не могут вернуться и жить при своем дворе.
– А почему они не присягнут другому двору? – удивилась Кайя.
– Может быть, кто-то и присягает. Но это опасно: тебя могут как принять, так и убить. Так что изгнанники живут здесь, позволяя железу медленно себя уничтожать. – Он снова вздохнул. – Если становится совсем плохо, фейри принимают невермор – одно снадобье, оно помогает избавиться от слабости. Сейчас я не смогу его достать…
– Невермор[8]? – задумчиво протянула Кайя. – Как у По в «Вороне»?
– Да, невермор. Брат придумал это название. – Луис неловко поерзал, поправляя косички. – Людям это снадобье дарует магическую силу, делает нас похожими на фейри. С ним чувствуешь себя всесильным. Но никогда нельзя употреблять его чаще одного раза в день; никогда не использовать больше двух дней подряд и не принимать слишком много за раз. Никогда. И да, не позволяй другу его пробовать. Ни за что.
– Ох… да, конечно.
Кайе вдруг вспомнились голодные глаза Дэйва и его почерневший рот.
– Отлично. Готова идти?
Она кивнула.
– Только можно еще вопрос… ты слышал что-нибудь о проклятии, когда все, к чему прикасаешься, увядает?
– Да, одна из вариаций кары царя Мидаса, – кивнул Луис. – Все, чего ты коснешься, ста-анет… пропуск можешь заполнить сама. Золотом? Дерьмом? Пончиками с джемом? Довольно сильное проклятие. – Он нахмурился. – Только молодой, безрассудный и по-настоящему взбешенный фейри может без сожаления потратить на простого смертного столько силы.
– Проклятие царя Мидаса, значит. Знаешь, как его снять?
– Соленой водой, – Луис нахмурился. – Мидас зашел в реку с соленой водой, и она унесла его проклятие. Лучше искупаться в океане, но вообще, принцип тот же. Вода должна быть соленой.
– Что тут у вас за совет? – В комнату, широко зевая, вошел Корни.
– Итак, Нел, – протянул Луис, опуская взгляд на перчатки. – Что случилось? Она случайно тебя прокляла?
Корни на мгновение растерялся, придуманное вчера имя сбило его с толку. Но затем он прищурился и сказал:
– Нет. Меня прокляла не она. И не случайно.
Глава 7
Не кусты и не цветы
Принесут свои плоды,
Клевер здесь не зацветет,
Дерево не прорастет.
Только сорная трава
Заявит свои права,
Там, где в тишине болот
Горький мак один растет.