Зеленые и золотые рыбки метнулись под дном лодки. «Чтобы дышать, рыбам нужно все время куда-то плыть», – вспомнила Кайя. И кажется, она их прекрасно понимала. Как маленькая рыбка, Кайя искала безопасное место в своих мыслях, но никак не находила. Она не могла думать ни о Ройбене, ни о матери, ни об оставшихся на берегу, медленно умирающих людях. Оставалось только двигаться, все дальше и дальше, пока отчаяние наконец не заморозит ее.
– Кайя, ты только посмотри! – позвал Корни. – Как в сказке.
Сквозь туман виднелись очертания острова, покрытого высокими елями. Когда они приблизились, небо просветлело, а воздух потеплел. Хотя солнце давно зашло, берег был освещен, точно днем.
Корни взглянул на часы и протянул руку к Кайе, демонстрируя циферблат. Электронные цифры замерли, показывая двадцать первое декабря, вечер. Шесть часов, тринадцать минут и пятьдесят две секунды.
– Чудеса…
– По крайней мере, стало теплее, – вздохнула Кайя, растирая руки краем пальто, надеясь, что это поможет стереть с них мурашки от холода.
– Не пришлось бы плыть в ледяной лодке, было бы вообще круто.
– Не знаю, как вы, – проворчал Луис, а потом слегка улыбнулся, точно смущаясь. – Но я уже не чувствую собственную задницу. Даже вплавь было бы легче добраться.
Корни рассмеялся. Но Кайя не смогла даже улыбнуться. Из-за нее Корни оказался в опасности. Снова.
Последняя дымка расчистилась, и оказалось, что деревья на острове были укутаны не снегом, а белоснежными шелковыми коконами. Кайя содрогнулась, когда, казалось, заметила на деревьях извивающихся гусениц шелкопряда.
Лодка зарылась в прибрежный ил. Они вылезли, и их ноги немедленно промокли. Шагая по берегу, они слушали шумный чавкающий звук.
«Глупая грязь, – подумала Кайя. – Глупая лодка. Глупый волшебный остров».
Внезапно она ощутила, что абсолютно истощена.
«Глупая, глупая я…»
Издалека доносилась тихая музыка и отголоски смеха. Двигаясь на звук, они вошли в рощу цветущих вишневых деревьев. Их цветы были не розовыми, а голубыми, и от каждого дуновения ветра осыпались на землю, подобно ядовитому дождю.
Кайя вспомнила, как ведьма чертополоха объясняла ей природу подменыша: истинную сущность становится все труднее и труднее скрывать по мере взросления. В конце концов, все подкидыши возвращаются в Фейриленд.
Нет, это неправда. Кайя решительно не желала верить в это.
Корни, задрожав, словно его тело свело от холода, скинул грязные ботинки. На острове было тепло, но не жарко – идеальная температура, точно забыть о таком понятии, как погода.
По поляне гуляли обитатели острова. Мальчик в юбке из серебряной чешуи вел под руку пикси с большими лазурными крыльями. Облака крошечных гудящих фейри парили в воздухе, словно стаи комаров. Рыцарь в белых доспехах бросил на Кайю внимательный взгляд. А издалека доносилось пение нежного, проникающего в самую душу голоса. С ветвей деревьев на новоприбывших смотрели лица с заостренными подбородками.
Навстречу к ним вышел рыцарь с бирюзовыми глазами и низко поклонился.
– Госпожа рада вашему приезду. Она просит вас присоединиться к ней. – Он взглянул на спутников Кайи. – Вас одну.
Кайя кивнула, в волнении кусая губы.
– Там, под деревом, – он указал на массивную иву опускающимися к земле ветвями, покрытыми шелковыми подрагивающими коконами. Время от времени один из них лопался, и оттуда вырывалась на свободу белая птица.
Кайя раздвинула тяжелые ветви и вошла под полог.
Свет просачивался сквозь листья, мерцал на лицах Силариэль и ее фрейлин. Королева Светлого двора сидела не на троне, а на груде гобеленовых подушек. Придворные дамы суетились вокруг своей госпожи, создавая причудливый орнамент: рогатые и нет, худые, как палки, и покрытые корой, с листьями, покрывающими голову.
Волосы Силариэль были распущены и спадали на грудь двумя мягкими волнами. Пряди сияли, как медь, и на мгновение Кайе вспомнился мужчина, изо рта которого вместо слов сыпались монеты. Светлая леди улыбнулась. Она была такой сияющей, такой ошеломляюще прекрасной, что Кайя забыла поприветствовать ее или поклониться – сделать хоть что-нибудь. Она просто стояла и смотрела.
Было больно видеть такую красоту.
Возможно, как и ужасную боль, великую красоту лучше забыть.
– Попробуешь что-нибудь? – предложила Силариэль, указывая на блюда с фруктами и кувшины с поблескивающим соком. – Если, конечно, тебе такое по вкусу.
– О, мне точно по вкусу. – Кайя откусила кусочек от крупного белого плода. Черный сок окрасил ее губы, побежал по подбородку.
Придворные дамы засмеялись, прикрывая рты длинными пальцами, и Кайя задумалась, на кого именно она пытается произвести впечатление. Она просто позволила им насмехаться над ней.
– Замечательно. А теперь долой этот глупый флер. – Леди Благого двора повернулась к сидящим рядом фейри. – Оставьте нас!
Фейри свиты лениво поднимались, собирая арфы и кубки, подушки и книги. Они уходили с надменным видом, точно обиженные кошки.
Силариэль кивнула на подушки, и Кайя присела на краешек, вытирая рукавом с губ черный сок. Она отпустила магию, позволяя чарам рассеяться, и испытала странное облегчение, когда увидела свои зеленые пальцы. Сейчас ей не нужно их прятать.
– Я не нравлюсь тебе, – проговорила Силариэль. – Не беспричинно.
– Вы пытались убить меня, – напомнила Кайя.
– Жизнь одного моего подданного – любого подданного – крошечная цена, когда на кону была победа над королевой Темного двора.
– Но я не ваша подданная! – возразила Кайя.
– Как же нет? – Силариэль улыбнулась. – Ты родилась в этих землях. Здесь твое место.
Кайе нечего было ответить, и она промолчала. Ей ужасно хотелось знать, кем были ее родители и почему подменили ее, но она не хотела услышать об этом из уст леди Силариэль.
Наблюдая за Кайей сквозь опущенные ресницы, королева взяла с тарелки спелую сливу.
– Эта война началась задолго до моего появления на свет. Когда-то давным-давно в мире существовало множество мелких дворов, каждый из которых мог с легкостью разместиться рядом с зарослями терновника или у поросшего клевером луга. Но время текло, места становилось все меньше, и мы стали объединяться. Высокий двор совершал набеги на других фейри. Моя мать покоряла себе острым мечом и не менее острым языком.
Всех, но не моего отца. Он и его народ жили в горах. Им не нужна была поддержка двора, мудрость и сила моей матери их не впечатляли, по крайней мере, первое время. Однако годы текли, и мать очаровала даже моего отца, став его супругой, получив власть над его землями и родив ему двоих детей.
– Никневин и Силариэль, – догадалась Кайя.
Светлая леди кивнула.
– Девочки были совершенно не похожи друг на друга, словно чужие. Никневин была подобна матери, коварна и кровожадна. Я была похожа на отца, предпочитая менее жестокие развлечения.
– Например, заморозить кучу людей до смерти и расставить их вокруг озера? – сказала Кайя.
– Я не считаю это развлечением, это – необходимость, – отрезала Силариэль. – Никневин убила нашего отца, поскольку он помиловал и благословил волынщика, которого сама она собиралась казнить. Говорят, наша мать смеялась, когда дочь рассказывала ей, как лишала жизни собственного отца. Смерть была для матери всем, заменяла ей пищу и воду. Мое же горе стало для нее самым изысканным блюдом. – Королева подняла взгляд к покачивающимся ветвям ивы. – Я не позволю землям отца остаться в руках моей сестры.
– Но Никневин не нужны ваши земли. Она умерла.
На мгновение на лице Силариэль промелькнуло удивление и тут же пропало. Пальцы ее сжали сливу.
– Да, умерла. Умерла, прежде чем мой план воплотился. Я долгие годы стремилась к миру между нашими дворами, выстраивала свой план, выжидая, а она вдруг умерла, не позволив мне свершить месть. Я не дам ее двору возможности выстроить свой план, как это сделала я. Я заберу ее земли и подданных, и это станет моей местью. Это обеспечит безопасность Светлому двору.
Здесь твой дом, хочешь ты этого или нет, и твоя война. Ты должна выбрать сторону. Я знаю об обещании Ройбену, о заявлении… Он сделал правильно, бросив тебя. Он был отправлен в Неблагой двор в качестве залога мира. Как думаешь, желает ли он, чтобы ты стала его супругой и так же была связана клятвой с подданными двора? Хочет ли, чтобы ты страдала так же, как он?
– Конечно, нет, – отрезала Кайя.
– Я знаю, каково это: отказаться от того, чего желаешь больше всего. Знаешь ли ты, что до того, как Ройбен отправился к Неблагому двору, он был моим возлюбленным? – Она нахмурилась. – Время от времени страсть застилала ему глаза и заставляла забывать свое место, но… ох, как же сильно я сожалею, что отказалась от него.
– Кажется, вы забываете, кто он теперь.
Силариэль внезапно рассмеялась.
– Позволь мне поведать тебя историю Ройбена в те дни, когда он был при моем дворе. Я часто вспоминаю ее.
– Хорошо, – кивнула Кайя.
Невысказанные слова душили Кайю. Она не верила, что Силариэль не желает ей вреда, но сказать подобное королеве стало бы настоящей глупостью.
И она действительно хотела услышать историю Ройбена. Любую. Силариэль говорила о нем, а в сердце Кайи поселялась надежда, что он еще жив.
Напряжение и страх отпускали.
– Однажды в терновом кусте, неподалеку от места, где мы пировали, запуталась лиса. Крошечные фейри метались вокруг, пытаясь освободить ее. Лиса не понимала, что фейри не намерены вредить ей. Лисе было больно. Она огрызалась на фейри, пыталась поймать их зубами, но от резких движений шипы только сильнее впивались в нее. Ройбен увидел лисицу и пошел успокоить.
Он мог бы схватить лису за морду, испугать и позволить еще сильнее пораниться о терновый куст. Мог отказаться от своей мысли и не помогать ей, стоило лисе в первый раз его укусить. Но нет. Он позволял лисе впиваться зубами в руку снова и снова, пока фейри не освободили ее от шипов.
– И в чем же смысл этой истории? – спросила Кайя. – Хотите сказать, что Ройбен страдает ради помощи другим? Или что он был добрым и милым, а теперь изменился?