а надо бы убить Жернаса да посмотреть, что за сердце у него в груди - звериное или человеческое. Да только кто на это пойдет? - Миндовг? Козлейка? У этого Козлейки, поди-ка, у самого вместо сердца глиняный горшок с остывшими угольями.
Сидя в бричке рядом с Миндовгом, Далибор, убаюканный дорогой, задремал...
Первое, что он увидел, открыв глаза, было перекошенное от гнева, темное лицо Миндовга. Какой-то всадник, молодой и растерянный, разворачивал перед бричкой кунигаса непослушного коня.
- Какую новость привез, Кинцибут? Похоже, беда? - резко спросил кунигас.
- Беда, - хрипло выдохнул всадник. - Пока ты был на ловах, подступил с большою силой Давспрунк и ударил по Руте. Город горит.
Словно подброшенный землетрясением или морской волной, Миндовг соскочил с брички, очутился рядом с черным вестником и выкрикнул:
- Что еще?
- Некоторые из твоих бояр, кунигас, переметнулись на сторону Давспрунка и со спины напали на дружинников, что стояли на стенах. Большая кровь в городе.
- Кто эти подлые псы? - схватил всадника за грудки Миндовг. Тот кубарем скатился с коня, чтобы (Боже упаси!) не оказаться выше кунигаса.
- Манивид, братья Кезгайлы, Юндил...
- Кто бьется за меня?
- Все мы бьемся за тебя, - низко поклонился всадник. - Новогородокская дружина - тоже. Стоят, как львы.
При этих словах Миндовг заблестевшими глазами взглянул на Далибора, подошедшего на возбужденные голоса, и крепко поцеловал его.
- Спасибо, спасибо Новогородку! - произнес взволнованно и снова приступил с расспросами к гонцу: - Где княгиня с моими близкими? Где Войшелк?
- Войшелка ранили в плечо. Он убил старшего Кезгайлу и еще многих...
- Воздал-таки псу по заслугам? Молодчина! - потер руки Миндовг. - Кто еще поднял на своего кунигаса меч?
- Родичи Висмонта и Спрудейки. Они на всех углах кричат, будто ты...
Но Миндовг не дал ему договорить:
- Им надо было пойти войной на пущанского тура, затоптавшего тех недотеп, - сказал с кривою усмешкой. - Чем еще порадуешь? - В голосе его звучал металл.
Всадник побелел, облизнул побелевшие губы.
- Кунигас, нас выбили, выкурили из Руты. Давспрунк привел очень большую рать.
Миндовг, показалось, так и присел от услышанной новости. Потом сбросил тулуп, сорвал с руки кожаную перчатку, хлестнул ею вестника по лицу.
- И ты до сих пор молчал, пес?! Коня мне! - И, уже сидя в седле, сдерживая коня, который вставал на дыбы, рыл копытами землю, крикнул: - И княжичу Глебу!
Оставив Козлейку с подводами и охотничьей добычей, они, нещадно нахлестывая коней, поскакали в сторону Руты. За ними поспешали сотни полторы Миндовговых дружинников.
Рута горела, как смоляной пень, - с ярким пламенем и густым черным дымом. Из города неслись удары била, крики, полные отчаянья. Сновали взад-вперед люди, металась скотина. Огненно-рыжий, в пятнах сажи петух взлетел на голову дубовому Пяркунасу, ошалело разевал клюв, хлопал крыльями, но не звонкое "Ку-ка-ре-ку!", а жалкий пшик вырывался из горла - потерял с перепугу голос.
Уцелевшие рутчане, из тех, кто не ждал пощады от Давспрунка, спасались как могли. Кто прыгал с обрыва в речку и бежал, борясь с течением, на тот берег, кто без оглядки драпал в лес и в поле.
Далибор вертел головой, тщетно силясь увидеть в этом пекле хоть кого-нибудь из своей дружины. Неужели воевода Хвал и Костка с Найденом пали в сече? Неужели весельчак Вель смотрит сейчас в задымленное небо мертвыми глазами? Мороз пробегал у княжича по коже.
Со свирепостью отчаянья обрушился Миндовг на вражеских конников, которые, будучи уверены в полной своей победе, гонялись на окраинных улицах Руты за его людьми, как за куропатками. Этого Миндовг не мог вынести и изрубил почти всех чужаков в куски. Даже тех, кто, бросая оружие, падал на колени, не пощадил.
Далибор грудь в грудь столкнулся с рослым темноволосым литовцем в накинутой на плечи звериной шкуре, который, размахивая мачугой, летел прямо на него. Мачуга просвистела в пяди от головы. Если б литовец был точен, если б задел, - только красные брызги полетели б. Тем более что у Далибора не было щита. Но он каким-то чудом увернулся от страшного удара. Приподнявшись в стременах, закусив тубу, новогородокский княжич уже вдогонку литовцу, когда их кони, тернувшись друг о дружку боками, разлетались, тяжело полоснул мечом. Темноволосый гигант выронил мачугу, схватился обеими руками за шею и вывалился из седла.
Миндовг, разгоряченный первой стычкой, ощутивший на губах вкус победы, хотел сразу же ворваться в крепость.
- Где Давспрунк? - размахивая окровавленным мечом, кричал в ярости кунигас. - Гнойноглазый, где ты? Не прячься! Выходи на поединок со мной!
Но, глухо проскрипев, закрылись крепостные ворота. Со стен полетели в Миндовга и его дружинникоь бревна, камни, горшки со смолой и печным жаром.
- Давспрунк, ты всегда допивал то, что оставалось у меня на дне чаши, - кричал, беснуясь, Миндовг. - Ты целовал женщин, которых я прогонял со своего ложа!
В это время поступило донесение, что к Руте с двух сторон подходят Товтивил с Эдивидом. Скрежетнув зубами, вытерев со щек черный пот, Миндовг приказал своим отходить к болотному городку, сооруженному верстах в десяти севернее Руты. Каждый литовский и жемайтийский кунигас, едва встав на ноги, расправив крылья, в первую очередь старался обзавестись таким городком-убежищем. Дороги туда не было. Вернее, она была, но на всем протяжении шла... под водой. Под водой лежали гати, мощенные камнем броды. Дорога была извилистой, с неожиданными поворотами, наподобие ужа-гивойтаса, которому испокон веков поклонялся здешний люд. Видно, тот первый мудрец, что додумался построить для себя и своих людей болотный городок и потайную дорогу к нему, все время держал в памяти быстрого верткого ужа.
Много труда и сил потребовала эта подводная дорога, имя которой - кальгринд. Сперва на самое дно трясины почти целый солнцеворот валили камни. Трясина глотала и глотала их, но в конце концов насытилась. Потом валили сосны и вперехлест клали бревна. Старательно мостили дорогу. Как было не стараться, если от нее зависела жизнь. В мирное время дорогу метили вешками из лозы. Едва же подавал о себе знать враг, едва в пуще на подходе к болоту загорались сигнальные костры, вешки вырывали и дорога исчезала с глаз. Знало ее первое лицо в болотном городке и его ближайшие слуги. Большинство же из тех, кто в пору опасности находил прибежище в городке, без проводника ни за что не смогли бы ее найти. Случалось, неожиданно умирал или погибал человек, хранивший тайну дороги. Его наследники и сородичи тонули тогда в трясине в поисках ходов-выходов и очень часто так и не добирались до суши.
Незадолго до того, как углубиться в болото, Далибор, к великой своей радости, увидел, наконец, воеводу Хвала, Костку, Веля, Найдена, почти всех дружинников-новогородокцев.
- Троим нашим не повезло. Лежат в Руте, - сказал Хвал, отечески обнимая княжича. - Думал я, грешным делом, что и тебя затерли где-нибудь нехристи, что больше мы не увидимся. Однако Бог милостив. И с того света скажу ему спасибо.
Воевода размашисто перекрестился.
Найден, увидев Далибора, так и присел от радости, всплеснул руками:
- Княжич, княжич, беды мне с тобой не обобраться. Где ты ездишь? Где ходишь? Меня же князь Изяслав по шею в землю вгонит, ежели без тебя в Новогородок ворочусь. А ты хоть поел на этих, будь они прокляты, ловах? Помнишь, как славно мы в Новогородке едали? По четыре утки-пташечки, по горшочку сытной кашечки...
Все рассмеялись.
Подошел Костка, сказал в четверть голоса:
- Зря мы с Миндовгом важдаемся. Давспрунк и Товтивил с Эдивидом в большую силу вошли. Можно сказать, вся Литва у них в кармане.
Далибор пристально посмотрел на ляха:
- Откуда тебе это известно?
- А ты не видишь, княжич? Целая выправа крыжова против Миндовга сплотилась, хотя тут, в Литве, своим богам молятся. Со всех сторон идут на рутского кунигаса. Не устоять ему.
- Свою судьбу и на коне не объедешь, - подумав, ответил Далибор. - Но сдается мне, Костка, что ты плохо знаешь кунигаса Миндовга.
- Кунигас как кунигас, - помрачнел Костка: не привык, чтобы ему перечили даже те, кто рожден в княжьих палатах.
- Все же он не совсем обычный кунигас, - вел свою линию Далибор - Не такой, как все. У него есть за что свою и чужую кровь проливать.
- А у Товтивила с Эдивидом... - начал было Костка.
- Товтивил и такие, как он, видят перед собою только стол, полный питья и яств. Миндовг видит перед собою державу, - решительно перебил его Далибор. - Если мы в Новогородке хотим взять под свою руку то, что когда-то обронил Полоцек, нам надо опереться на Миндовга и его людей. Пусть за нас, а не против нас поднимается их меч.
Последними словами княжич и лях обменивались, бредя уже по колено, а потом и по грудь в зеленой болотной воде. Впереди всех, высоко подняв горящий факел, шел проводник. Он то и дело останавливался, морщил лоб, припоминал одному ему известные повороты на этом изматывающем пути, брал то влево, то вправо - ни дать ни взять заяц, спасающийся от лисы. Вели на поводу коней, и несколько из них сломало ноги. Приказ Миндовга был: коней приканчивать, а окорока нести на себе. Осада могла длиться не один день, а вою, если приходится совсем круто, не привыкать есть конину.
Наконец дошли, доползли, ступили на твердую землю. Одежда у всех взялась жесткой коркой.
Болотный городок был обнесен бревенчатым тыном. На самом высоком месте острова, в специально вырытой яме, хранили оружие и зерно. Воду брали из колодца-студни, подле которого Миндовг сразу же выставил охрану. Было тесно и шумно. Разложили костры, обсушивались, сдирали с себя налипшую болотную тину.
- Мы как лягвы зеленые, - смеялся Найден, драя конской щеткой Далиборов кожух.
- Ты, может, и лягва, а я новогородокский вой, - в тон ему ответил дружинник Вель. - А коль ты лягва, так лезь назад в болото.