Железные желуди — страница 22 из 59

"Так и она на меня сегодня глянула" - терзался княжич, чувствуя, как колотится его сердце, норовя вырваться из груди.

Встал. Наткнувшись в темноте на люльку Руклюса, по­дошел к окну. Мертвая ночь камнем лежала на всей округе. И ни звука - княжич как бы растворился в этой тревожной липкой тишине.

В самый раз было заснуть после хлопотного, трудного дня. Днем голова человека, его мозг взбаламучены, как во­да под ветром. Ночью они обретают покой, и, как яркие, с переливами камешки на дне спокойной реки, человеку видятся сны. Но Далибор не мог заснуть. Стоял чуть в сторо­не от темного окна. Ждал.

И вот послышалось тихое-тихое царапанье в дверь. Та­кой звук может издавать разве что мягкокрылый ночной мотылек или ветер, запутавшийся в густой траве. Но Дали­бор, с облегчением вздохнув, нащупав у пояса рукоять ме­ча, бесшумно прокрался к двери, припал к ней ухом, при­слушался.

- Кто? - тихонько спросил наконец.

- Я, Вель, - прошелестело снаружи.

Далибор, почти не дыша, снял тяжелый дубовый запор, вышел из нумаса, двинулся за своим дружинником. Было еще темно, однако чувствовалось приближение утра: на са­мом горизонте разливалась легкая розовость.

У сожженных городских ворот княжича уже ждала без­молвная дружина. Копыта у лошадей были обернуты пла­стами мха и полотняными лентами.

- Войшелк здесь? - негромко спросил Далибор.

- Здесь, - был ответ из темноты.

Чувствуя, как пересыхает в горле, он спросил еще тише:

- А княжна Ромуне?

- И княжна здесь.

Вель подвел княжичу коня. Далибор в порыве нахлы­нувшей легкости тут же очутился в седле. Конь, узнав хо­зяина, по которому успел соскучиться, хотел было заржать, но Далибор одной рукой натянул поводья, а второй ласково и в то же время требовательно зажал ему храп. Горячий воздух из трепетных конских ноздрей обдал ладонь.

Четверых воев-дозорных, охранявших ворота, связали, заткнули им рты и одной длинной просмоленной веревкой примотали к опаленному давешним пожаром священному дубу. Все это проделывали в полном молчании. Осторожно ступили в зябкий утренний туман кони. И все же, как ни старались, без шума не обошлось. Далиборов конь разбу­дил, сорвал с гнезда здоровенного глухаря. Тот с гулким хлопаньем крыльев пронесся устрашающей тенью низко над землей. Кони в испуге захрапели.

- Пошли! Пошли! - прокричал воевода Хвал, и все бег­лецы как один дали коням шпоры, дали волю их быстрым ногам. Тут уже было не до осторожности. Казалось, топот копыт, голоса дружинников летят под самые облака, что чистым перламутром занялись над темной землей. Одна мысль была у всех и каждого - только бы отъехать по­дальше от Руты, только бы не села на хвост погоня.

Путь держали в сторону Новогородка. Туго приходилось коням, но их не жалели. Потом, когда можно будет пре­рвать этот безумный бег, когда расправит светлые крылья новый день, на своих родных лугах получишь роздых, вер­ный друг и спаситель.

Вынеслись на поросший лесом холм. Всё внизу, как мо­локом, было залито туманом, дали же открылись для глаза.

- Погоня! - оглянувшись, выкрикнул Вель.

Далибор выхватил из ножен меч. Лезвие было в чистой утренней росе. "Как там Ромуне? - пришло вдруг беспо­койство. - Только бы не отстала". Он еще не видел в эту ночь юную княжну и ее брата. Не отыскал их глазами и сейчас. Зато в какой-нибудь версте различил конную лаву преследователей. Они кричали, размахивали мечами, чадя­щими факелами.

- Не догонят. Кони у них недомерки, - уверенно сказал Вель.

Какое-то время спустя большая часть догонявших оста­новилась. Стали разворачивать коней. Лишь человек три­дцать с возросшей яростью продолжали погоню. Это был разгоряченный Эдивид с его личной охраной. Эдивид по­клялся, что умрет, но вернет обратно Ромуне. Он вне себя нахлестывал коня и кричал:

- Войшелк! Трусливый отпрыск Миндовга! Стой! Хочу, чтоб ты отведал, как сладок мой меч!

Далибор не переставал высматривать среди своих Вой­шелка с Ромуне и пока что не находил. Нелегко было на полном скаку в частом кустарнике разглядеть человеческое лицо. Мокрые ветки секли, хлестали по лицу, и он, как все, мчался с зажмуренными глазами, чтобы не воротиться в Новогородок кривым или слепым.

Наконец вырвались на травянистую луговину, сплошь усеянную скользкими от росы мелкими камнями. Копыта защелкали по этим камням. И тут один из коней, подломив ногу, грудью поехал по траве. Светловолосый сухощавый наездник кубарем скатился с него.

- Ромуне! - вскричал Далибор.

Он догадался, учуял сердцем, что именно с нею стряс­лась беда. Придержал, развернул своего коня, помчался к ней. И увидел Войшелка. Рутский княжич уже спрыгнул на землю, держал сестру на руках. Глаза у нее были закрыты. Но вот она через силу разлепила их, увидела брата с Далибором и виновато усмехнулась.

- Где мой конь? - спросила.

Конь ее лежал неподалеку. На знакомый голос жалобно заржал, сделал попытку подняться, но не смог.

На глаза у Ромуне навернулись слезы. Но она, устыдив­шись Далибора, смахнула их кулачком.

Погоня тем временем приближалась. Уже было видно красное от гнева и пота лицо Эдивида. Новогородокские дружинники, промчавшись с полсотни сажен, заметили, что Далибор и Войшелк с Ромуне отстали, стали осаживать ко­ней.

- Войшелк! - по-турьи круша на своем пути кусты, кри­чал Эдивид. - Отведай моего сладкого меча!

Лицо у Войшелка передернулось, потемнело. Он был не из тех, кто пропускает оскорбления мимо ушей. В мгнове­ние ока вскочил в седло, оставив Ромуне на попечение Да­либора.

- А мой меч горек, поэтому обойдусь секирой, - прокри­чал он. - Кто меня ищет? Я - Миндовгович! Кто хочет уви­деть, какого цвета у меня кровь?

Они сошлись, столкнулись грудь в грудь на сыпучем рыжем песке, поросшем жестким сивцом. Эдивид бросил своего коня навстречу противнику, со свистом рассек воз­дух широким мечом. Войшелк встретил его ударом секиры и с потягом чуть не выдернул, не выбил из руки меч.

- Хочешь мою сестру в наложницы? Возьми! - снова за­нося секиру, крикнул Войшелк. - Но сперва покажи то, что мужчина бережет пуще глаза и чем он отмыкает женщину. Говорят, у тебя тот ключ, как у годовалого младенца. По­кажи свой ключик, Эдивид!

Рутский княжич глумливо захохотал. Эдивид прямо ошалел от нанесенной ему черной обиды - кроил и кроил воздух мечом.

Место поединка уже обступили новогородокцы и вои из охраны Эдивида. И те и другие угрожающе сжимали в ру­ках оружие, готовые, казалось, вот-вот сойтись в бою. Но стародавний обычай требовал стоять в стороне и ждать, по­ка рубятся один на один вожи. У кого у первого брызнет из раны кровь, тот проиграл. Ну и, само собой, проиграл тот, у кого хрустнет, как орех, череп и душа, покинув мерт­вое тело, отлетит в заоблачную горнюю державу.

Между тем Далибор подсаживал Ромуне на своего коня. Нежно смотрел на нее и краем глаза наблюдал за поедин­ком. Ромуне же неотрывно смотрела на брата. По ее глазам, даже стоя спиной к дерущимся, можно было прочесть, как идет схватка. Глаза темнели, делались совсем черными - значит, отступал под ударами Эдивида Войшелк. Светлели - значит, брат теснил врага.

Наконец Войшелк точным ударом оглушил, выбил Эди­вида из седла. Тот, взмахнув руками, рухнул на взрытый копытами песок. Его охрана спешилась, несколько человек опустились на колени вокруг своего княжича. Это было признанием, что погоня не удалась. Эдивид кивком одоб­рил их поведение. Если он и дышал, то на одну неполную ноздрю.

Далибор со своими дружинниками, с Войшелком и Ро­муне продолжили путь.

- А я думала, княжич, что ты изменил моему отцу и пе­рекинулся к Давспрунку, - сказала Ромуне, не без лукавст­ва глядя на Далибора. Она ехала на его коне, Далибору же отдал коня Найден. Сам холоп, держась за хозяйское стре­мя, трусил рядом. Горошины пота скатывались со щек, срывались с ушей. Что поделаешь: не жалеют людей, рож­денных на старом тряпье под соломенной крышей те, кто вкушает свой хлеб земной на злате и серебре.

- Новогородок - союзник и побратим Миндовга. Мы од­но целое. Как же я мог пойти против самого себя? - торже­ственно и в то же время с улыбкой проговорил Далибор. - Кунигас Миндовг - и Новогородок это знает - самый силь­ный и самый надежный человек на Литве.

Ромуне, по всему, было приятно слышать эти слова. Ще­ки у нее зарумянились, как прихваченное солнцем летнее яблочко. Она уже не скрывала своего расположения к Да­либору. В цвете ее глаз зеленое брало верх над черным. А княжич, набравшись смелости, продолжал:

- Давспрунк, конечно, тоже не слабак и с головой на плечах. Но в одном он сильно проигрывает Миндовгу.

- В чем же? - быстро повернула головку, ни дать ни взять птаха в гнезде, Ромуне. Не зря мудрецы говорят, что длинноволосые дочери Евы, где бы они ни родились, в Литве ли, на Руси, очень легко впадают в грех любопытства.

- У него нет такой прелестной дочери.

Ромуне легко и весело рассмеялась. Наблюдательный че­ловек заметил бы, что новогородокский княжич нравится ей все больше и больше.

Ехали без привалов целый день. Да и что такое осенний день - щепотка. Моросил тихий дождик. Тучи плыли над лесом, как серый текучий дым. Казалось, где-то далеко бу­шуют небесные пожары и всю золу, весь пепел гонит ветер сюда, в Принеманье. Лишь под вечер прорезалась на гори­зонте пронзительно-синяя щель. Прощальное летнее тепло было в этой синеве. Далибор видел, как жадно и взволно­ванно смотрит Ромуне на живую яркую полоску. И сам смотрел туда же.

Переночевали в лесу, а чуть свет снова тронулись в путь. Он уже был недолог. Далибор не поехал прямо домой - свернул на Темную гору. С Ромуне и Войшелком подошел к священному дубу.

Волосач сидел на прежнем месте - под легким навесом, как бы притертым к вековечному комлю. Костерок мигал, вился у его ног. Вещий старец, не отрывая глаз от розовых лепестков пламени, мелко ломал сухой хворост - кормил огонь. Он не скрывал, что рад гостям.

- Ты обманщик, враль, - напротив, разгневанно начал Далибор. - Могильный хлад чуешь, вот и льнешь к огню. Зачем соврал про Миндовга? Как посмел клясться, что мы с ним одной крови? Отвечай, пес!