Уже вечером, когда, вернувшись из алки, кунигас додумывал свою трудную думу, ему повстречался Астафий Константинович, или, как его все называли, Астафий Рязанец. И ему задал Миндовг мучивший его вопрос.
-- Вера как щит, - ответил Астафий Константинович. - Коль чувствуешь, что старый щит износился, плохо держит удары, - заказывай оружейнику новый.
Кунигасу пришлись по душе его слова. Он подумал: если удастся отбиться от врагов, если вернется мир на Литву, надо будет приблизить башковитого Рязанца к себе.
Торжественно отбыло посольство из Руты к ливонскому магистру Стырланду. Возглавлял его Миндовгов любимчик Парнус, знаток немецкого и латыни, уже не раз бывавший в соседних державах. С Парнусом ехал Лингевин, который с разрешения кунигаса хотел уговорить магистра, чтобы тот выдворил из своих владений и заставил воротиться в Литву трех его, Лингевина, братьев. Три брата сбежали от него, старшего, да еще с намерением завещать все свои земли, все имущество Ордену.
- Достояние нашего отца, всего нашего рода хотят отдать немцам, - не находил себе места Лингевин. - Не смогу уговорить Стырланда - с каждым из них поквитаюсь сам. Нож в спину, и дело с концом.
Миндовгу так и не удалось собрать в Новогородке боярскую раду. Войшелк, его союзник Глеб Волковыйский, иерей Анисим и многие другие не явились в назначенный день на детинец. Кунигас смирился с таким ослушанием. Само собой, если б не поджимала война, если б не полыхали по всему окоему пожары, он бы им не спустил - как миленькие прибежали бы на суд и расправу. Но сейчас Миндовг чувствовал свою слабость и решил не дразнить православное новогородокское боярство. Возложит ему на голову папа королевскую корону, вот тогда и настанет время считаться. Теперь же главное - пробить брешь во вражеском стане, вывести из войны Ливонский орден. Но это оказалось не так-то просто. Андрей Стырланд не принял его послов, но Парнусу дал понять, что весьма желателен визит в Венден самого кунигаса и что дары могли бы быть пощедрее. Как побитый щенок, вернулся в Ругу Парнус. Боялся смотреть Миндовгу в глаза. Однако тот встретил его любезно. Даже наградил и загадочно, как за ним водилось, сказал:
- Не хвали лед, пока по нему не пройдешь.
И без долгих сборов пустился в путь сам, взяв с собою Козлейку, Лингевина, малолетних сыновей и того же Парнуса, а также добрый воз серебряных и золотых сосудов. Следом гнали табун взращенных в пуще быстроногих коней, везли мед и воск, меха, новогородокские луки и литовские мечи. Не поскупился на дары кунигас, ибо знал: отдашь сегодня - возьмешь завтра.
Ливонский магистр встретил гостей честь по чести. Стеной стояли по обе стороны дороги рыцари в нарядных, до блеска начищенных доспехах, радостно приветствовали грозного Миндовга. Еще вчера каждый из них счел бы за счастье приволочь его в Венден на веревке, и коль уж такого не случилось, то рыцари винили в этом не себя, не свою робость в бою, а литовских лесных реган, взявших кунигаса под свою защиту.
- Брат мой, вот мы и встретились! - оказал Стырланд, крепко обнимая Миндовга. Дугообразные, чуть ли не желтые брови магистра подрагивали. Вообще он был темен волосом, и эта неожиданная желтизна в бровях навела кунигаса на недобрую мысль. "Поди, пламя от наших весей и замков тебя облизало", - подумал Миндовг, ощущая, как подступают враждебность и ненависть к магистру. Однако то, что привело кунигаса в Венден, пересилило, и он, широко улыбаясь, ответно обнял и облобызал Стырланда.
- Под покровительство твоего креста хочу отдать всю мою державу, - произнес торжественно.
- Святой крест в руках Господних, а я, как и все братья-рыцари, не более чем смиренный раб Христа, - скромно ответил магистр, не скрывая, однако, радостного блеска в глазах.
- С малых лет жил я там, где живут ветры, где вольно шумят леса, - проникновенно заговорил кунигас. - Как и мой народ, жил я под защитой громоносных небес. Вера дедов и прадедов давала нам силы...
- Ваша вера - бесплодная смоковница, - резко оборвал его Стырланд.
Нечасто случалось, чтобы кто-нибудь осмеливался вставить слово Миндовгу наперекор. Кунигас словно споткнулся, словно зацепил на полном ходу жесткий дубовый корень. Какое-то время ошеломленно смотрел на магистра. Из глубины черно-зеленых глаз остро проступали белые звездочки гнева. Казалось, сейчас Миндовг сорвется на крик, в ярости топнет ногой. Ливонский магистр со светлой улыбкой на устах ждал, что будет дальше. Разве что самая малость иронии была в этой улыбке.
- Увы, она и впрямь бесплодна, - глухо сказал кунигас. - Потому я и пришел к тебе с просьбой: хочу стать твоим крестником. - Он склонил голову.
- Христос все видит, и еще в этой жизни он щедро вознаградит тебя, великий король, - с пафосом воскликнул Стырланд. - А теперь пойдем в трапезную, чтобы сообща отведать хлеба, посланного нам свыше, совместно запустить руки в солонку.
Назавтра на ристалище в честь кунигаса венденские рыцари устроили турнир. Чтобы произвести впечатление на литвинов, дрались боевым оружием до первой крови. Светловолосый юноша-герольд вдохновенно протрубил в серебряный рог.
Миндовг любил хорошее оружие (а тут не выпускали на арену с чем придется), любил лихие схватки лицом к лицу и поэтому жадно следил за поединками. Когда бой принимал особенно жаркий оборот, он сжимал кулаки, лупил ими один о другой, кусал губы. Наконец не выдержал, тронул Стырланда за рукав:
- Хочу своего бойца выставить.
- Как великий король пожелает, - почтительно улыбнулся Стырланд и махнул перчаткой, чтобы рыцари остановили коней и опустили мечи.
Миндовг, возбужденно дыша, осмотрелся. По правую руку от него сидел Козлейка. Под взглядом кунигаса он вздрогнул, все увидели, как кровь ударила ему в лицо, словно кто-то плеснул в него вином. Миндовг недовольно хмыкнул, ткнул пальцем в грудь Лингевину, не сводившему с него преданных глаз:
- Ты!
Лингевин тотчас же надел доспехи, взял щит, копье и боевой топор, вскочил на подведенного ему коня. Гулко протрубил рог, и прерванный турнир возобновился. Теперь бились тройка на тройку. Миндовг да и все остальные смотрели только на Лингевина: как покажет себя этот пущанский медведь в стычке с прославленными европейскими рыцарями? Магистр Андрей Стырланд, сидевший рядом с кунигасом, едко посмеивался. Он был уверен, что ни один боец из Литвы ли, из Самагитии, как они называли Жемайтию, долго не удержится в седле, сойдясь лоб в лоб с хорошо вышколенным ливонцем. Литвины и жемайтийцы берут иногда верх потому, что нападают скопом, а в последнее время с ними заодно выступают новогородокцы, услонимцы и волковыйсцы, известные стойкостью своих пешцев и своими отменными лучниками.
- Андрей, я вышибу литвина из седла, как куропатку! - подняв забрало, крикнул магистру его любимчик граф Ингрид. Не так давно этого графа с женским именем захватили было жемайтийцы и ладно-таки поджарили на костре, прежде чем удалось его отбить. Между собою рыцари называли графа Ингрида Печеной Щекой. Магистр ободряюще улыбнулся Ингриду и послал вслед ему крестное знамение.
Миндовг же не видел никого, кроме Лингевина. Казалось, вся Литва с Новогородком, вся Ятвезь и Жемайтия слились сейчас в человеке по имени Лингевин. "Дай тебе небо тысячу рук и тысячу глаз!" - рвалось из самой души у кунигаса.
Андрей Стырланд отлично понимал его состояние. "Он из тех, кто ставит на карту все до последней нитки", - думал ливонский магистр. Ему припомнилось, как седмицу назад приезжали Миндовговы послы с обильными и дорогими подарками. (Он, магистр, конечно, не показал, что доволен, - наоборот, хмурился.) Тогда же передали они устно - и в этом была безрассудная смелость - просьбу кунигаса: "Если убьешь или хотя бы выживешь с подвластных тебе земель Товтивила, получишь еще больше". Хитрый Андрей Стырланд обратил услышанное в шутку, но счел разумным лично повидаться с Миндовгом.
Между тем Лингевин дрался совсем нехудо. Можно было подумать, что перед тобою ливонский рыцарь, - так искусно прикрывался он щитом, так умело управлял конем, то ослабляя, то натягивая поводья. Наконец, к удивлению всех ливонцев, и в первую очередь магистра, граф Ингрид получил сокрушительный удар топором, зашатался в седле и... упал на свежевзрытый песок ристалища. "Бедный Ингрид, - содрогнулся магистр. - Этот варвар, похоже, расколол ему голову". Зрители словно онемели. Оруженосцы проворно выбежали на арену, за руки и за ноги унесли Ингрида.
- Лингевин! - вскричал, завопил радостно Миндовг, в один прыжок очутился перед своим боярином, помог ему слезть с коня и прилюдно расцеловал.
Большинству рыцарей эта часть турнира не понравилась. Они скрипели зубами, хватались за мечи. Со всех сторон слышалось:
- Проклятые язычники!
- Смоем с песка благородную рыцарскую кровь их поганой кровью!
- Магистр, прикажи!
Но Андрей Стырланд поднялся во весь свой огромный рост, резким властным голосом оборвал шум, возвестил:
- Победил рыцарь Лингевин из Руты!
Тут-то Лингевин, видимо, подученный Миндовгом, и подбежал к Стырланду, пал ему в ноги:
- Великий магистр, я честно дрался против твоего рыцаря и, как видишь, одолел его. Знаю: за это положен приз. Мне не надо ни серебра, ни золота, ни боевого коня, ни заморского меча. Отдай мне моих братьев, жалких предателей Туше, Милгерина и Гингейку. Всему миру известно, что вы, немцы, - благородный и знающий себе цену народ и вы тоже ненавидите изменников. Отдай моих братьев, чтоб я, как старший в роду, решил, что с ними делать. Вон они, мерзавцы. - Рукою, все еще сжимавшей боевой топор, Лингевин указал туда, где, прячась за спинами ливонцев, дрожала от страха поименно названная им троица.
- Отдай, магистр, перебежчиков, - присоединился к его просьбе и Миндовг. - А я обещаю: если кто-нибудь из твоих людей изменит тебе и станет искать прибежища в моих землях, тут же будет отправлен обратно. Отдай.
Над ристалищем тяжеленным камнем повисла тишина. Стронуть этот камень с места одним своим словом мог только ливонский магистр. Он понимал лежащую на нем ответственность и долго молчал. Наконец произнес, как сигнетом припечатал: