Шутки шутками, но хлопоты на небольшеньком участке захватили меня и всех моих домашних. Мы, как, впрочем, и наши соседи, мало-помалу начали ощущать себя антеями, которым дает силу уже одно только прикосновение к родной земле. А я же отдал участку целое лето, потому что решил собственноручно залить фундамент под свое летнее жилье.
Нужно заметить, что сыновья у меня не без фантазии. "Хорошо бы вот сейчас выкопать хоть небольшой горшочек с золотому, - мечтательно сказал как-то младший, вытирая со лба жарко-соленый пот. "Золото? На этом поле?" - иронично посмртрели на него средний и старший. Юные скептики были правы: история здешних мест не сулила столь радужных находок. Когда-то ледник, как неумолимый, исполинской силы бульдозер, приполз сюда из Скандинавии и, выдохшись, оставил после себя сплошной разлив моренных холмов. А где морена - там пески, иногда суглинки, густо нашпигованные валунами. Не одну лопату порвал я с моими помощниками о камни. "Ну, не горшочек с золотом, так почему бы нам не найти древнюю берестяную грамоту, - не сдавался младший. - До Заславля отсюда два километра, а Заславлю - тысяча лет". При этих словах его оппоненты приумолкли и усерднее налегли на лопаты. А я с неожиданным смущением поймал себя на том, что еще неделя-другая - и садовод нокаутирует во мне писателя, который, по заверениям всезнающих критиков, "разрабатывает историческую тематику". А я ведь и впрямь ковыряю лопатой священную землю! Без малого тысячу лет назад тут могла ходить Рогнеда! А почему бы и Изяславу не ехать вслед за матерью на спокойном, неспешно идущем конике? Тот, кому предстояло стать полоцким князем, был еще мальчонкой, и коня для него седлали сообразно с возрастом.
Назавтра в нашем семейном котловане, который мы рыли уже чуть ли не месяц, начали свершаться чудеса. "Нашел!" - вдруг воскликнул старший сын, упал на колени и голыми руками принялся разгребать рыжий сырой песок. "Какая-то желтая бумага! Какие-то древние письмена!" - взволнованно подхватили братья. Ах, врунишки! Ах, милые мои чертенята! Вот чего они накануне весь вечер кружили возле керосиновой лампы - доводили, красили у огня "под древность" лист бумаги, чтобы утром подбросить ее в котлован. Классический пример археологической фальсификации! Бывало уже такое, ребятки, бывало не раз. Недавно я узнал, например, что есть ученые, категорически отрицающие существование всей античности, то есть не верящие в Древние Грецию и Рим, во все эти великолепные сооружения, статуи, фрески. Они, мол, "подделаны" титанами Возрождения. Вот уж поистине "титанический" труд! Но что ни говори, а я был благодарен сыновьям: очень кстати они напомнили мне, что земля, на которой мы строили свою "хату", не могла быть и не была бесплодной в историческом плане. Историю и экзотику мы, белорусы, ищем обычно во Франции, читая Дюма, в Англии и Шотландии, читая Вальтера Скотта. Но ведь еще Сенека сказал: "Родину любят не за то, что она велика, а за то, что она - родина".
Так из садовода-любителя я снова превратился в беллетриста. И всеми моими мыслями завладел, властно позвал к себе северо-западный угол Беларуси. Почему северо-западный? Нам многое известно, мы много читали о Полоцке и Минске. А что мы знаем (прости, Заславль!) о Новогрудке? Только то, что там есть замок Миндовга и что в тех краях родился и ту прекрасную землю до самой своей кончины воспевал Адам Мицкевич, называя ее Литвою. В голове занозой засело: Новогрудок, Новогрудок... Я не раз бывал там, видел залитое лунным светом озеро Свитязь, трогал рукой холодные валуны Миндовгова замка. Издали руины замка напоминают зубы, клыки некоего доисторического животного, которое в драматическом напряжении силится выпростать из-под земли голову.
Меня заинтересовало само название города. Почему Новогрудок? Это след полонизации, толковали мне: слово "городок" под влиянием польского языка стало произноситься как "грудок". Я поначалу позволил себе не согласиться. А почему название не могло пойти от древнебелорусского "груд", "грудок", что означает возвышенное место, бугор? Пришли откуда-то люди, увидели красивое высокое место, груд, и заложили город со словами: "Пусть под Божьим солнцем будет новый град на новом груде". Но, когда перечитал белорусско-литовские летописи, пришлось отказаться от такого, на первый взгляд, обоснованного и смелого предположения. Все. летописцы называли город "Новогродком", а населяли его "новогорожаны", "новогорожане". Значит, все-таки не "груд", "грудок", а "город", "городок".
Очень волновало меня, подстегивало мою мысль и фантазию то обстоятельство, что в свое время Новогрудок был столицей Великого княжества Литовского. Кстати, в "Большом советском энциклопедическом словаре" об этом не было сказано. И - тоже кстати - нельзя пройти мимо такого факта: наша наука то белорусско-литовское государство, столицей которого был Новогрудок, упорно называет Великим княжеством Литовским, тогда как летописцы называли его Великим княжеством Литовским, Русским и Жемайтийским.
Короче говоря, я заболел Новогрудком. Это было как шифр как потайной сигнал - Новогрудок или Новаградок, как сегодня называет свой город тамошний люд. Стоило услышать, прочесть это слово - и перед глазами вставал Неман, батька Неман по-народному, как бы готовый заключить в объятия древний город-тородок, долетали гром яростных сеч, конское ржание, клики воев. Казалось, я слышу неумолчный шум бора, шорох льющего без устали дождя, вижу крестики птиц на небосклоне. Куда они, вольные, летят? Что их ждет? Может, их вот так же видит кто-то из оконца, прорезанного в мрачной каменной стене? Бледное девичье лицо светится в глубине оконца. Давно спит город. Мрак, ночная зябкость... Не знают сна только часовме да влюбленные. Чутко прислушивается девушка - вот-вот ухо уловит топот копыт. Седмицу назад младшая дружина пошла в поход за Неман, чтобы мечом и пикой перечесть ребра у рыцарей-крыжаков. Привези, приведи, конь, любого, а не залитое теплой кровью седло!
По доверчивости и неопытности я рассказал о своих "новогородокских видениях" одному известному, хотя и молодому еще, журналисту.
- Брось, старик, - хмыкнул владелец необъятного желтого портфеля. - Зачем тебе все это? Новогрудок, Литва, крестоносцы... Ты же не Адам Мицкевич. Пиши о современности. Хочешь, поедем в Солигорск? На радио очеркишко о шахтерах заказали, А история... - он махнул рукой. - Пустое все это, никакой перспективы.
Я тогда промолчал, но подумал, имея отчасти в виду вышеназванного рыцаря современной тематики: "Грош цена птице, которая гадит в собственном гнезде", И мне вспомнились слова мудрого человека: "Время и наша жизнь, как стрела, летят только в одном направлении - вперед. В движении назад мы можем опереться лишь на память".
Почему большинство из нас не знает имен собственных прадедов? Вы скажете, что мы-де не шляхта, не дворяне, что рабоче-крестьянская масса в силу социальной забитости и униженности была лишена возможности вдаваться в тонкости своего происхождения, видеть даже скелетные ветви своих генеалогических дерев. Что ж, в этом есть доля истины. Но китайские и вьетнамские крестьяне, если их спросить, уверенно назовут имя любого своего предка, жившего тысячу лет назад. Значит, надо воспитывать в себе историческую память. Иного пути нет, если мы хотим оставался народом.
PS.
С того дня, как я поставил последнюю точку в этом романе, прошло, пролетело, прогремело двенадцать лет. Рухнул Советский Союз. Рухнул, к удивлению многих и многих, как карточный домик. Коммунисты, к коим принадлежал и я, не вышли на баррикады. Не случайностью, а некой предопределенностью видится мне тот факт, что в последнем акте исторической драмы под названием "Закат СССР" ярко высвечены слова - Литва, Беловежская пуща... Литва первой из республик вышла из Союза, а в Беловежской пуще, как известно, было создано СНГ. Земля, на которой живут потомки Миндовга, Далибора, Курилы Валуна, Лукерьи, явила изумленным соседям пример жесткой, решительной и в то же время демократичной смены государственного строя и геополитической ориентации. А чему, собственно, удивляться? Здесь же, на этих нешироких полях, в этих зеленых лесах, над этими синими озерами крепло, набирало силу, дышало полной грудью, любило, боролось с врагами Великое Княжество, отчизна Франциска Скорины и Миколы Гусовского, Льва Сапеги и Константина Острожского, отчизна наших прадедов. Как бы кому ни хотелось, его не стереть из памяти. Оно было! Оно жило! Оно дает всем нам духовную устойчивость и защищенность.
Мы - не перекати-поле.
Ноябрь 2001 года.
Перевод с белорусского Вл. ЖИЖЕНКО.