Император усмехнулся и посмотрел в мою сторону. Он всё ещё никак не подпишет Гражданский кодекс Российской империи, а также семейный и административный кодексы. Ещё даже не будучи канцлером, я предоставил данные документы на рассмотрение его императорскому величеству. Вот только как раз-таки здесь сработала русская система мировоззрения, когда никто никуда не спешит, А, если что-то и делается быстро, так это компиляция, подражание законам, принятым в других странах.
— Господа, — обратился ко всем собравшимся государь, — если мы разобрали все вопросы законотворчества, предлагаю перейти к военным вопросам.
Конечно же, у собравшихся никаких возражений по этому поводу не было. Более того, война интересовала почти всех более остального. Я знал, насколько утомляются господа-члены Государственного Совета во время утверждения законов. Кстати, мне это весьма помогает. Это способствует меньшей волоките принятия законов. Что ж, остаётся только в соответствии с законодательством опубликовать в московских и петербургских ведомостях принятые законы и они вступают в силу.
Что же касается рассмотрения военных дел, то я был крайне против, чтобы эти вопросы рассматривались на Государственном Совете. Не то, чтобы я был уверен в шпионской деятельности будь кого из присутствующих, однако, логика, как и некий опыт предыдущей жизни, прямо-таки кричал, что война, планы военные — это сугубо профессиональные вопросы для ограниченного круга лиц.
— Раз мы коснулись вопросов войны, то я представлю вам, господа, министра военных дел действительного тайного советника господина Алексея Андреевича Аракчеева, — сказал Император.
— Хм, — не выдержал Растопчин и зло усмехнулся.
Аракчеев с каменным, непроницаемым лицом поднялся со своего стула, вышел из-за большого, скорее, длинного стола и направился к трибуне. Так вышло, что именно мне довелось поучаствовать через своего человека, обер-гофмаршала, и заказать нужную мебель, создавая привычный для меня антураж зала любого зала заседаний. В данном случае Государственного Совета в Зимнем дворце.
— Господа, — обратился Аракчеев присутствующим. — Я бы хотел воздать должное гению присутствующего здесь Александра Васильевича Суворова. Благодарю вас, господин фельдмаршал, за то, что предоставили исчерпывающие сведения о состоянии дел в армии и на театре военных действий.
— В театре военных действий… — смаковал выражение государь. — Слышится влияние одного господина, впрочем, продолжайте господин военный министр.
— Благодарю, ваше императорское величество. Есть сведения, что шведы готовят большой десант к Гельсингфорсу… — начал доклад Аракчеев.
Я знал всё, о чём сейчас говорил Алексей Андреевич. К слову сказать, сведения, которые принялся озвучивать министр военных дел, были переданы мною Суворову и министру морских дел Синявину. Агентура Швеции работала. Конечно, сложно рассчитывать на получение оперативных данных, процесс доставки сведений через Пруссию долгий и не факт, что безопасный. Но это уже второй раз, когда я получаю сведения.
На данный момент в Швеции действовало четыре группы. И, похоже, настало время им показать себя во всей красе. Переданный мной приказ звучал образно и красиво: «Пусть земля горит под ногами наших врагов!». Примерно через пять-шесть дней этот приказ должен дойти, где и базируется законспирированный координационный центр диверсантов. Выбор целей, методов — всё на усмотрение командиров групп. Приоритетные же задачи заключаются в том, чтобы сорвать любые планы шведского командования.
Безусловно, чтобы не допустить десант уже на русские территории, сил не хватит. Но чуточку подгадить шведскому флоту диверсанты обязаны. Для нас сожжённый фрегат, а лучше парочку, а ещё лучше несколько линейных кораблей — это подарок, который позволит Фёдору Фёдоровичу Ушакову, если не победить, то не проиграть с разгромным счетом.
— Соотношение сил не в нашу пользу на флоте, — выступал уже содокладчик Аракчеева, министр морских дел Синявин. — Всё, что нам удалось собрать, вооружить, обеспечить экипажами — это двадцать восемь линейных кораблей, девятнадцать фрегатов, восемь брандеров и сорок четыре иных кораблей. В этот список не входит галерный флот. Вместе с тем, если учитывать захваченные галеры у Свеаборга, то у нас их сто три. Самих кораблей больше, но найти команды уже не представляется никакой возможности. Были отозваны все офицеры флота, которые ушли в отставку, но которые ещё могут командовать, не взирая на старость и несущественные болезни, всех призываем на службу. Морской корпус, навигацкие школы — все сделали досрочный выпуск мичманов. Мы вынуждены давать этот чин даже неподготовленным основательным образом гардемаринам.
— Был ли когда-нибудь русский флот на Балтике сильнее, чем нынче⁉ И как жаль, что этого не хватит для безупречной победы, — произнёс огорчённым, скорее, разочарованным голосом Император.
Еще около часа были обсуждения по поводу вероятных действий, а так же некоторые «знатоки» выразили мнение, что Наполеону ну не как не высадиться в Норвегии уже потому, что английский флот ему помешает. А после я поспешил домой. По сути, мой рабочий день еще не закончился.
Как же меня бесят все эти говорильни! Три часа потрачены были на то, чтобы в очередной раз поссориться с Растопчиным, обсудить нужные и своевременное законы, потешить эго Его Величества.
Но я понимаю — все это нужно, пусть и кажется пустым времяпровождением. В моём понимании, Государственный Совет — это, скорее, громоотвод, чтобы не допустить мысли о моём фаворитизме, ну и привлечь многих вельмож к делу, чтобы не возмущались.
А законы, на самом деле, понемногу иссекают. На доработке лежит ещё около двадцати семи проектов, а дальше работа несколько сбавит обороты. Вместе с тем, нужно ведь не только принять закон, необходимо осуществлять контроль за его исполнением. И первоначально это буду делать я. После делегирую функции, пока еще до конца не решил кому. Льва Цветкова не хочу далеко от себя отстранять, очень дельный у меня помощник.\
По дороге домой умудрился подремать. Пусть пятнадцать минут, но даже поспал. Почувствовал себя несколько бодрее, даже спрыгнул со ступеньки кареты, не дожидаясь, пока охранник откроет дверцу. Хулиган, да и только! Ха!
— Как я на самом деле рад тебя видеть, Николай! — сказал я, когда приехал с заседания ГосСовета домой.
Я обнял некогда своего управляющего, а ныне предпринимателя-миллионщика. Принимал Николая Тарасова его в своей, в родной, так сказать, обители, в уютном, но для меня уже маленьком доме. Мне сообщили ранее, что по полудни Тарасов прибыл и временно расположился в моём доме. У него же есть своя квартира, причём, в доходном доме, принадлежащем мне. Большие апартаменты на восемь комнат с прислугой. Однако, чтобы меня словить дома, нужно в моём доме поселиться. Уж больно нечасто я бываю в родной обители.
— Ну, что привёз мужицких заводчиков? -спросил я.
— И, куда они денутся! — улыбнувшись, отвечал Николай.
Тарасов должен был привезти ко мне на беседу две незаурядные личности. Одна из этих личностей даже работала на моём предприятии.
Савва Васильевич Морозов уже полгода должен был осваиваться на одной из наших, совместных с Куракиными, текстильных мануфактур. Ну, как мануфактур? Скорее, это уже фабрики. Ведь там все производство выстроено на использовании машин. Пусть, это без какой-либо доработки Кулибина и компании, а английские станки, но их более, чем хватало для того объёма производства, что было.
Положа руку на сердце, текстильное направление почти стояло. Был ранее взят армейский заказ, но я вовремя не обратил внимания, ну не всемогущ я, как заказ, словно по дуновению волшебной палочки, ушёл в неизвестном направлении. Конечно, после это направление я определил, разозлился, но ничего особого не предпринял. Между тем, было уже поздно. Да и нет у меня особого желания ставить палки в колёса своим же соотечественникам. Правда, с этим заводчиком разговор состоялся. Не я говорил, не хватало на подобное ещё тратить время, но благо, людей вокруг меня уже достаточно, нашлось, кому сказать убедительное слово без особых членовредительств. Кстати, заказ армии был выполнен, что во-многом спасло заводчика. Пусть работает! Пусть все работают! Мне найдется с чего заработать свой рубль.
Савва Васильевич Морозов, когда я о нём вспомнил, был всего лишь крепостным крестьянином, но уже делал основную выручку для всего поместья своего Барина. Насколько я вспомнил об этом родоначальнике знаменитейшей купеческой фамилии, в иной реальности Савву выкупили за баснословные деньги: то ли тридцать тысяч, то ли вовсе сорок тысяч рублей обошелся, а, может и того больше. Мне он обошёлся в семь тысяч рублей. Ну, так не был же ещё тем великим заводчиком, коим обязательно стал в будущем, хотя Савва имел капитал и сравнительно не маленький, даже будучи крепостным. Вот тебе и крепостное право!
Другим моим гостем был Василий Алексеевич Злобин. А вот этот делец уже мог бы и нос воротить, так как являлся более, чем миллионщиком. Однако, нос свой он держал по ветру, да и в целом, искал встречи. Где-то они с Тарасовым пересеклись. Как водится, набрались алкоголя и, как это бывает, Тарасов наобещал с три короба, бахвалясь, что водит личную дружбу самим канцлером.
Но, даже одергивать не буду Тарасова по этому поводу. Во-первых, его реноме нужно поддерживать всяческими способами. В современных деловых кругах любят приукрашать, не без этого, но, как и в будущем, за свои слова необходимо отвечать. Во-вторых, нужно почаще акцентировать внимание на том, что мы с Тарасовым знакомы. К нему тогда сами липнут «жирные мухи» зачаточного русского бизнеса.
— Ну, мужики, будет вам картузы замять на спину гнуть! — приветствовал я двоих, с виду будто близнецов, русских промышленников.
— Знаете небось, стервецы, что я вышел из поповских! Так что с людьми умными, да с теми, кто и для Отечества нашего постарается и для собственной мошны умеет копейку заработать, с теми не считаю зазорным сесть за один стол, — сказал я и приказал подавать ужин.