– Она злобно улыбнулась мне, обнажив тупые пожелтевшие зубы и бивни. – Начинаем на рассвете. До завтра, щенок.
Я съела свой скудный ужин и устроилась спать под полками с луком, репой и какими-то странными синими овощами. Одеяла у меня не было, но на кухне и без того было жарко. Я пыталась использовать мешок с зерном как подушку, но вспомнила про свой рюкзак и выползла за ним. Он был пуст, если не считать сломанного телефона, но все же мой, единственное воспоминание о прежней жизни.
Я стащила оранжевый рюкзак с полки и пошла обратно в свою крошечную комнатушку, как вдруг почувствовала – в рюкзаке что-то зашевелилось. Испугавшись, я чуть не уронила его, внутри что-то тихо захихикало. Я поставила ношу на стол, схватила нож и расстегнула молнию, готовясь вонзить лезвие, что бы оттуда ни выпрыгнуло.
Там был только мой телефон, мертвый и беззвучный. Вздохнув, я застегнула рюкзак и отнесла в кладовку. Бросив его в угол, я свернулась калачиком на полу и, положив голову на мешок с зерном, дала волю мыслям. Я думала об Итане, о маме и школе. Скучали ли по мне дома? Разыскивали ли меня? Может, полиция уже отправила собак по моим следам туда, где меня видели в последний раз? Или мама забыла меня, как наверняка забыл Люк? Будет ли мне куда вернуться, если я вообще найду Итана?
Я дрожала, в глазах защипало, и вскоре по щекам потекли слезы, запачкав мешок и намочив мои волосы. Уткнувшись лицом в грубую ткань, я зарыдала. Я достигла дна. Лежа в темной кладовке, без надежды на спасение Итана, не ожидая ничего, кроме страха, боли и истощения, я была готова сдаться.
Позднее, когда рыдания стихли и дыхание стало размеренным, я поняла, что не одна.
Подняв голову, я только сейчас обратила внимание на рюкзак на полке. Он был открыт и лежал, словно зияющая пасть. Внутри мерцал телефон.
Затем я увидела глаза.
Сердце мое замерло, я вскочила, стукнувшись головой о полку. На меня посыпалась пыль, пока я, задыхаясь, покатилась в дальний угол. Я уже видела эти глаза, зеленые и умные. Эта тварь была небольшой, меньше гоблинов, с маслянисто-черной кожей и длинными тонкими руками. Если не считать гоблиновских ушей, она напоминала ужасную примесь обезьяны и паука.
Тварь улыбнулась, и зубы осветили уголок рта бледно-голубым светом. Она заговорила, и голос ее звучал плавным эхом во мраке, как шипение радиоприемника. Поначалу я ничего не поняла, но тварь будто меняла радиоволну, шипение рассеялось, и я смогла разобрать слова.
– …ждем, – потрескивала она, голос терялся в помехах. – Приходи к… железному… твой брат… его держат в…
– Итан? – Я вскочила, снова ударившись головой. – Где он? Что ты о нем знаешь?
– …Железный Двор… мы… ждем… – Тварь мерцала в темноте, становясь нечеткой и пропадая, как слабый сигнал. Зашипев, она исчезла, снова погрузив комнату во мрак.
Я лежала в темноте, обдумывая то, что она сказала; сердце колотилось. Из жуткого разговора много не почерпнуть, но ясно было одно: мой брат жив, и некий Железный Двор чего-то ждал.
«Ну ладно, – сказала я себе, тяжело вздохнув. – Они все еще где-то там, Меган. Итан и папа. Нельзя сдаваться. Хватит ныть, соберись».
Я схватила телефон и сунула его в задний карман. Если эта тварь снова явится с новостями об Итане, надо быть готовой. Лежа на холодном полу, я закрыла глаза и начала разрабатывать план.
Следующие два дня пролетели незаметно. Я делала все, что велела троллиха: мыла посуду, натирала полы, нарезала мясо с туш животных, пока кровь не перестала смываться с рук. Заклинаниями меня больше не мучили, и Живодерка Сара неохотно озиралась на меня с уважением. Пища, которую мне давали, была простой: хлеб, сыр да вода. Тролль заявила, что более экзотическая еда может нанести вред моему хрупкому получеловеческому организму. По ночам я в изнеможении заползала в кладовку и моментально проваливалась в сон. Призрачная тварь больше не появлялась, и ночные кошмары больше не посещали мой блаженный сон.
Я не переставала держать глаза и уши открытыми, собирая информацию, которая может мне помочь, когда решусь на побег. Пока Живодерка Сара не спускала с меня глаз, о побеге можно было и не мечтать. Стоило помыслить о передышке или улизнуть в кладовку после завершения очередного задания, и она была тут как тут.
Как-то ночью я пыталась улизнуть с кухни, но за входной дверью вместо туннеля из колючих кустарников меня ожидала другая кладовка. В тот момент я едва не отчаялась, но заставила себя набраться терпения.
«Придет время, – сказала я себе. – Просто будь готова».
Я общалась с другими работниками на кухне, когда выдавалась возможность, – их называли домовыми и домашними гномами, – но они были так заняты, что выудить удалось немного. Но я узнала кое-что, отчего сердце мое заколотилось. Элизиум – празднество, из-за которого вся кухня стояла на ушах, – должно состояться через несколько дней. По традиции, Благой и Неблагой Дворы встречаются на нейтральной территории с политической целью: заключить новые соглашения, поддержать шаткое перемирие. Поскольку стояла весна, Неблагой Двор отправлялся на территорию Оберона, зимой же он принимал гостей на своей земле. Были приглашены все жители Двора, и кухонный персонал в том числе.
Я продолжала усердно работать, строя свои планы на Элизиум.
На третий день после того, как меня отправили на кухню, к нам пришли посетители.
Я ощипывала мертвых перепелов в корзине после того, как Живодерка Сара свернула им шеи. Я старалась не обращать внимания на то, как тролль лезет в клетку, хватает хлопающую крыльями птицу с яркими глазами и одним легким хлопком сворачивает ей шею. Затем она бросала безжизненное тело в корзину, как свежесорванный плод с дерева, и тянулась за следующей.
Двери резко распахнулись, впуская дневной свет, и в кухню вошли трое рыцарей фейри. Длинные серебристые волосы, собранные в простые хвосты, блестели в полумраке комнаты; лица у них были высокомерные и надменные.
– Мы пришли за полукровкой, – прогремел один из них на всю кухню. – По приказу короля Оберона она пойдет с нами.
Живодерка Сара взглянула в мою сторону и, фыркнув, взялась за очередного перепела.
– Мне же лучше, одна морока с ней. Забирайте с моей кухни, скатертью ей дорога! – В завершение она резко свернула птице шею. Из духовки вылез домовой и, оттолкнув меня, запрыгнул на табурет, заняв мое место.
Я пошла за рыцарями, но вспомнила про рюкзак в кладовой. Бормоча извинения, я побежала туда, нашла его и закинула на спину. Никто из домовых и не посмотрел на меня, когда я уходила, только Живодерка Сара сердито сворачивала птицам шеи. Испытывая облегчение и непонятное чувство вины, я вышла за рыцарями на улицу.
Они провели меня через извилистый туннель из зарослей к еще одной двери и, не мешкая, открыли ее передо мной. Я вошла в маленькую спальню, не такую красивую, как первая, но достаточно уютную. За боковой дверью виднелся круглый дымящийся бассейн, и я с тоской размечталась о ванне.
По устланному коврами полу послышались глухие шаги, и, обернувшись, я увидела, как в комнату вошла высокая, статная женщина с белоснежной кожей и прямыми волосами цвета воронова крыла в сопровождении двух девушек-сатирок. На ней было платье черного цвета, словно поглощающего свет; пальцы рук были длинными, тонкими, паукообразными.
Одна из сатирок взглянула на меня из-за ее спины, и я узнала Тэнси. Она робко улыбнулась мне, словно боялась, что я сержусь на нее из-за встречи с Титанией. Я не злилась: она была пешкой в игре королевы, как и я. Но не успела я и слова вымолвить, как высокая женщина подошла ко мне, схватила костлявыми пальцами за подбородок и принялась черными глазами, без радужной оболочки и зрачков, пристально изучать мое лицо.
– Мерзость! – прохрипела она резким голосом, словно лезвие вспарывало шелк. – Какой невзрачный, грязный экземплярчик. Не понимаю, чего Оберон от меня ждет. Я кудесница, но не чудотворец!
Я повернула лицо, и девушки-сатирки завизжали. Даму, казалось, это позабавило.
– Что ж, полагаю, надо попробовать. Полукровка…
– Меня зовут не «полукровка», – огрызнулась я, устав слышать это слово. – Я Меган. Меган Чейз.
Женщина и глазом не повела.
– Ты так легко раскрываешь свое имя, дитя, – упрекнула она, озадачив меня. – Тебе повезло, что это не твое Настоящее имя, иначе бы ты оказалась в серьезной беде. Ладно, Меган Чейз. Я леди Уивер, слушай внимательно. Король Оберон просил привести тебя в порядок к Элизиуму, который состоится сегодня. Он не допустит, чтобы его дочь-полукровка расхаживала перед Неблагим Двором в крестьянских лохмотьях или, что еще хуже, в одежде смертных. Я сказала ему, что сделаю все, что в моих силах, но чудес ждать не стоит. Однако попробуем. Для начала, – она указала на соседнюю комнату, – от тебя несет человеком, троллями и кровью. Прими ванну! – она хлопнула в ладоши раз, и девушки-сатирки поспешили ко мне. – Тэнси и Кларисса проводят тебя. А мне нужно изобрести такой наряд, чтобы отец гордился тобой!
Я взглянула на Тэнси, но она избегала моего взгляда. Я молча последовала за ними к бассейну, сняла отвратительную одежду и погрузилась в горячую воду.
Какое блаженство! Пару минут я просто нежилась, позволяя теплу обволакивать кости, облегчая боль последних трех дней. Интересно, фейри потеют, пачкаются? Ни разу не видела, чтобы кто-то из придворных выглядел неопрятно.
От горячей воды меня потянуло в сон. Должно быть, я задремала, потому как мне снились беспокойные сны о пауках, ползающих по телу огромными черными массами и обволакивающих меня паутиной, словно я была гигантской мухой. Проснулась я от зуда и дрожи, но уже в кровати, надо мной стояла леди Уивер.
– Что ж, – вздохнула она, когда я с трудом поднялась на ноги. – Работа не из приятных, но придется. Подойди сюда, девочка. Встань перед зеркалом.
Я сделала, как она просила, и ахнула при виде своего отражения. На мне было мерцающее серебристое платье из ткани легче, чем шелк. При малейшем движении оно колыхалось, как вода; кружевные рукава вздымались, стоило едва поднять руку. Волосы были элегантно завиты и уложены в изящные локоны на затылке блестящими заколками. На шее вспыхнул огненный сапфир размером с детский кулачок.