— Что случилось? — хрипло спросил он. Ответом ему было молчание. Секунду спустя его нарушил Крюгер:
— Вот он.
На земле лежало какое-то тело. Несмотря на темноту, Штайнер сразу узнал Дитца. Она опустился на колени, снял с юноши ранец и перевернул его на спину. Крюгер посветил фонариком, и взводный расстегнул китель Дитца. Солдаты подошли ближе, когда Штайнер распахнул на раненом рубаху. К счастью, на груди или животе следов ранения не было. Когда Штайнер перевернул Дитца на живот, все напряглись. Чуть ниже правой лопатки оказалось два пулевых отверстия размером с лесной орех. Крови не было видно, лишь розовые кружки вокруг ран.
— Черт побери! — прошептал Крюгер. Фонарик в его руки задрожал.
— Он мертв? — спросил Ансельм.
Штайнер не ответил. Он просунул руку под поясницу Дитца и приподнял его. Затем принялся бинтовать рану. Сердце юноши все еще стучало, правда, с перебоями.
— Приведите лошадей! — приказал взводный.
Привязав двух лошадей друг к другу, солдаты переложили раненого на плащ-палатку. Затем подняли его и опустили на спины лошадей. Никто при этом не проронил ни слова.
Молчание нарушил Штайнер.
— Нужно уходить, — сообщил он и повернулся к Крюгеру: — Пойдешь со Шнуррбартом сзади. Смотрите, чтобы русские не появились у нас за спиной.
Забросив на плечо автомат, он зашагал в том направлении, откуда только что пришел. Пастернак и Дорн вели лошадей, остальные шли по бокам, следя за тем, чтобы Дитц не упал. Теперь сквозь полог леса время от времени проникал звездный свет. Треск сухих веток под ногами казался пугающе громким. Шнуррбарт и Крюгер следовали за взводным на значительном расстоянии и постоянно останавливались, чтобы оглянуться назад. Судя по всему, в лесу больше никого не было.
— Они отступили, — понизив голос, произнес Крюгер. — Бедняга Дитц. Только этого нам не хватало.
Шнуррбарт кивнул.
— Это только начало, — ответил он. — Теперь иваны точно сядут нам на хвост. Утром для нас начнется веселая жизнь.
— Черт! — ругнулся Крюгер, неожиданно вспомнив о Цолле. — Мерзкий ублюдок, — проворчал он. — Попался бы он мне в руки!
— Кто?
— Цолль, конечно же.
— Понятно. — Шнуррбарт немного помолчал. — Он свое получит, не сомневайся.
— Это как же?
Шнуррбарт пожал плечами.
— Сейчас лес, наверно, кишмя кишит русскими патрулями, — пробормотал Крюгер. — Когда мы выберемся из леса, иваны устроят нам теплый прием!
Его собеседник лишь вздохнул, ничего не ответив.
Дитц шел последним в строю, ведя под уздцы лошадь и сильно страдая от жажды. Неожиданно лошадь вырвалась, и к нему подбежал разъяренный Штайнер. Напуганный его злым лицом, Дитц бросился в лес догонять беглянку. Иногда он оказывался так близко от нее, что ему казалось, будто можно дотянуться рукой и схватить ее. Но она всегда оказывалась проворнее и каждый раз ускользала от него. Он вытягивал вперед руки, кричал и плакал. Неожиданно лошадь остановилась. Когда он приблизился к ней, то увидел, что она превратилась в русского с пятью головами, уставившегося на него пятью парами злобных глаз. Когда он закричал, пятиголовый монстр тоже издал громкий вопль. Затем он превратился в одну обычную человеческую голову гигантского размера, и Дитц узнал в нем бригадира со стройки, нагнувшегося за огромным кирпичом. Дитц бросился прочь, старясь бежать как можно быстрее. Крики сделались тише, но тут его неожиданно ударило чем-то в спину и швырнуло на землю. Он упал и зашелся в рыданиях.
Затем Дитцу показалось, будто он поднялся в воздух. Где-то рядом прекрасные голоса пели песню неземной красоты. Он вскинул голову, и на его лице появилась счастливая улыбка. Кто-то как будто подсказал ему, что следует подпевать этому чудесному хору. Дитц открыл рот и запел:
— О горы, о долины!..
По его щекам потекли слезы. Петь он больше не мог, потому что теперь сотрясался от рыданий. Закрыв глаза, он слушал дивное пение до тех пор, пока оно не прекратилось. Когда Дитц снова открыл глаза, то первое, что он почувствовал, было нежное покачивание, которое убаюкивало его и навевало приятные воспоминания.
Он увидел себя в своем родном доме в Эгере. Он шел по улицам старой части города, затем свернул к берегу реки и принялся кидать камешки вдоль поверхности воды. После этого он сел в лодку и греб вверх по течению до тех пор, пока не устал. Отпустив весла, он любовался зелеными лесами Фихтельгебирге и увидел себя бредущим по тихим горным долинам и маленькими деревушкам. Лодка покачивалась на спокойной водной глади, спину ласково пригревало теплое солнце. Неожиданно до его слуха донесся сварливый голос матери. Она ругала его, называла ничтожным бездельником, уклоняющимся от работы. Ему снова стало грустно. Горечь окутала его черной мантией, которая с каждым мгновением становилась все тяжелее и тяжелее, медленно тянула к земле и в конечном итоге погребла под собой.
Некоторое время спустя он как будто открыл глаза и увидел склонившееся над ним мрачное лицо Штайнера. Дитц попытался сесть, но тот удержал его сильной рукой и сказал:
— Лежи, Малыш! Тебе нужно спокойно лежать.
— Спокойно лежать, — прошептал юноша и кивнул.
Штайнер посмотрел на часы. Второй час ночи. Все, за исключением караульных, спали, закутавшись в одеяла. Лошади, опустив головы, стояли среди деревьев, окружавших небольшую поляну, которую взвод выбрал для ночлега. Солдаты наткнулись на нее после двух часов скитаний по непролазному лесу. Штайнер без всяких сомнений решил остановиться здесь. Поставив часовых, он сел возле Дитца, придерживая его голову, и приготовился к самому худшему. Когда юноша пошевелился, он зажег фонарик и осветил его лицо. Ему было знакомо это скорбное выражение, предшествующее скорой смерти. Он уже сотни раз видел его. Ниже скул появились черные ямки, кожа на подбородке натянулась и сделалась восковой, под глазами залегли тени, которые как будто медленно распространились на все лицо. Дитц не доживет до утра. Когда Штайнер понял это, в нем как будто что-то сломалось. Однако он уже был не способен испытывать горе.
Немного позже, когда Дитц открыл глаза, взводный склонился над ним.
— Тебе больно? — спросил он. Собственный голос показался ему неприятно скрипучим. Дитц, широко открыв глаза, посмотрел на него. Затем пошевелил головой и прошептал:
— Пить!
Он отпил из фляжки, которую поднес к его губам Штайнер.
— Еще? — спросил взводный.
Дитц кивнул. Сейчас он был в полном сознании и пытался ухватиться за порванную нить воспоминаний, чтобы найти объяснение своему нынешнему состоянию. Он явственно чувствовал, как холодная вода течет в горло, попадает в желудок и утоляет жажду. Однако события минувшего дня переплелись в причудливый узел вместе с его недавними бредовыми видениями. Слегка повернув голову, он спросил:
— Что со мной?
Штайнер ответил не сразу. Голос Дитца принял жалобную интонацию:
— Скажи, что со мной случилось? Почему ты молчишь?
— Ничего особенного, — наконец ответил Штайнер. — Тебя немного царапнуло пулей, только и всего. — Немного помедлив, он добавил с деланой жизнерадостностью: — В самом деле, только и всего.
— Плохи мои дела?
— Нет, всего лишь царапина. Ничего серьезного.
— Неправда, — возразил Дитц. В его голосе прозвучала такая уверенность, что у Штайнера перехватило дыхание.
— Почему неправда? — беспомощно спросил он.
— Неправда, что со мной ничего серьезного. Не лги мне. Я чувствую, что мне изрешетило всю грудь.
— Ничего особенного с твоей грудью не случилось, — поспешил заверить его Штайнер. — Тебе просто попали в спину, только и всего. — Он почувствовал, как от напряжения у него на лбу выступил пот. — Завтра мы положим тебя на носилки, поместим их на лошадей и отвезем в батальон. Послезавтра ты будешь уже в санитарном поезде и отправишься домой.
Дитц ничего не ответил. Как только Штайнер упомянул про лошадей, он вспомнил, что с ним произошло. Приподняв голову, юноша прошептал:
— Извини, что так вышло, я хочу сказать, мне жаль, что я упустил ее. Я…
Штайнер перебил его:
— Господи, да не переживай ты так из-за этой паршивой клячи. Нам все равно придется избавиться от них.
— Ты серьезно?
— Конечно. Иначе зачем я стал бы об этом говорить?
Дитц закрыл глаза и задумался. Он погнался за лошадью и не смог поймать ее. Затем он остановился и тогда… Он широко открыл глаза и издал громкий крик. Солдаты встрепенулись и тревожно посмотрели на него. Крик все не прекращался и, казалось, рвался из самых глубин тела Дитца. Солдаты обступили его.
— Он сейчас накличет на нас русских! — проворчал Керн.
Штайнер посветил фонариком на лицо умирающего юноши.
— Успокойся, не надо бояться. Мы с тобой. — Крик прекратился. — Жаль, что с нами нет врача, — сказал Штайнер. — Он бы сделал ему укол морфия.
— Он хотел стать врачом, — сообщил Пастернак и, немного помолчав, добавил: — Как ты думаешь, с ним все будет в порядке?
Штайнер не ответил. Помолчав, он произнес:
— Давайте-ка лучше ложитесь!
— Сам ложись, — сказал Шнуррбарт. — Я вместо тебя посижу с ним. Тебе тоже нужно хотя бы пару часов поспать.
Штайнер отрицательно покачал головой:
— Я не устал.
Солдаты вернулись по своим местам. Заметив, что Шнуррбарт задержался и остался стоять рядом с ним, Штайнер нахмурился.
— В чем дело? — раздраженно спросил он. — Я же сказал, что не устал.
— Не будь таким упрямым, — отозвался Шнуррбарт.
Штайнер уже собрался сказать что-то резкое, но в это мгновение заговорил Дитц. Ни он, ни Шнуррбарт не заметили, что глаза юноши были открыты.
— Вы не должны ссориться, — еле слышно произнес он. — Почему вы опять ссоритесь?
Штайнер тут же повернулся к нему:
— Мы не ссоримся, — заверил он Дитца.
— Вы ссоритесь. Помиритесь, прошу вас. Пожалуйста.
Штайнер выключил фонарик.
— Пожалуйста! — прошептал юноша.
Штайнер посмотрел на Шнуррбарта, молча стоявшего рядом с ним. Он почувствовал, как Дитц пытается найти в темноте его руку, и успокаивающе положил ладонь на лоб юноши.