Они проспали почти весь день. Погода оставалась без изменений, и стемнело очень рано. В поход взвод выступил около шести часов. Лошадей пришлось бросить. Пройдя через луг, солдаты обнаружили, что местами почва сильно заболочена. Через несколько минут их сапоги были полны воды. Ручей оказался неглубоким. Когда Штайнер с равнодушным видом вошел в него — промокнуть больше было уже невозможно, — то так и не смог понять, в каком направлении двигаться дальше. Он, наверно, в десятый раз пытался вспомнить местоположение города, который два дня назад видел лишь с большого расстояния. Его силуэт казался нечетким, однако у Штайнера тогда возникало впечатление, будто к югу от Крымской вздымались ввысь отдельные горы, окутанные туманом.
Когда он уже собрался перейти на другой берег ручья, что-то заставило его остановиться прямо в воде. Остальные также застыли на месте. Примерно в полукилометре от них, прямо над горами, вертикально взлетела белая сигнальная ракета. Она на несколько секунд застыла в воздухе, как будто подвешенная на незримой нити. Затем медленно опустилась вниз и исчезла где-то в траве. После этого снова стало темно.
Штайнер медленно вышел из воды и посмотрел в направлении гор. Невидимый солдат, выстреливший из ракетницы, прятался где-то справа. Там же, по всей видимости, находилась и Крымская. Перейдя ручей, товарищи окружили взводного, стоявшего в высокой траве.
— Что будем делать? — шепотом спросил Шнуррбарт.
— Держать ухо востро, — ответил Штайнер. — И не отставать друг от друга.
Немного подумав, он принял решение. Сняв с плеча автомат, он сказал:
— Если увидите что-нибудь, стреляйте не раздумывая. Понятно?
Взвод, стараясь двигаться осторожно, зашагал дальше и вскоре начал подниматься вверх по склону горы. Почва была лишена растительности, и поэтому идти было скользко. Время от времени кто-то из солдат скатывался вниз на несколько метров, затем поднимался, изрыгая проклятия, и вытирал руки о штаны. Наконец они поднялись на вершину и остановились, чтобы перевести дыхание. В темноте было невозможно различить что-то впереди на расстоянии более пяти шагов. Ветер утих, однако дождь не переставал. Его струи били прямо в лицо, одежда была постоянно мокрой и неприятно липла к разгоряченным потным спинам солдат. Штайнер немного подождал, дав взводу возможность немного прийти в себя, затем повел его дальше на запад. Через несколько метров им пришлось спуститься вниз, однако спуск оказался недолгим. Они прошли небольшую плоскую низину и снова начали восхождение.
Неожиданно темноту пронзил громкий крик:
— Внимание!
Кричали по-русски. Солдаты вздрогнули, как будто всего в паре метров от них разорвался снаряд. Крик прозвучал так внезапно, что показался сродни физическому удару, сбившему с ног и заставившему кровь похолодеть в жилах. Солдаты бросились на землю. Штайнер посмотрел туда, где должен был находиться Крюгер, и шепотом приказал ему:
— Ответь ему, идиот! Быстро!
Пруссак не сразу понял, что от него требуется, однако в следующую секунду проворно приподнялся и, приложив руки рупором ко рту, крикнул по-русски:
— Товарищи! Товарищи!
Все затаили дыхание. Теперь спереди до них не доносилось ни единого звука. Если у русских есть с собой ракетница, то дальше события будут развиваться со стремительной быстротой. Штайнер подполз к Шнуррбарту и прошептал:
— Проползи вперед и вправо метров на сто и жди там.
Когда к нему подползли остальные солдаты, взводный перебрался ближе к Крюгеру. Теперь они лежали рядом, всматриваясь в непроглядную тьму.
— Ничего не понимаю, — признался Штайнер. — Почему они ничего не делают?
— Должно быть, я правильно им ответил, — еле слышно усмехнулся пруссак. — Что мы будем делать?
— Двигаемся дальше, — принял решение Штайнер. — Нужно быть предельно осторожными. Старайтесь не шуметь. Они, должно быть, услышали нас, но вряд ли увидели. Вперед!
Взвод последовал за ним, напоминая какое-то огромное животное со множеством конечностей, готовое в любое мгновение броситься на врага. Примерно час взвод двигался вперед, то опускаясь вниз, то поднимаясь вверх. Монотонному передвижению по мягкой влажной земле под ночным дождем, казалось, не будет конца. Постоянное чувство опасности и огромное физическое напряжение почти полностью лишили солдат последних остатков сил. Осторожность уступила место апатии, из которого их не могли вывести даже приглушенные окрики Штайнера.
Даже Крюгер и Шнуррбарт чувствовали, что не могут идти дальше. Особенно плохо было Крюгеру. Последние полчаса он испытывал острую боль в правой пятке. Наверно, натер мозоль, подумал он. Может, снять сапог и посмотреть? Но Штайнер никогда не разрешит останавливаться ради какой-то мозоли. Крюгер шепотом выругался. Он попытался идти, ступая на мысок, но это нисколько не улучшило дело. Попавшая в сапоги вода при каждом шаге громко хлюпала. Так я натру ногу еще сильнее, решил он. Ему казалось странным, что его ноги, закаленные долгими походами, так подвели его, как будто он был зеленым новичком. Должно быть, мокрые носки перекрутились и сильно натерли размякшую от воды кожу. Боль сделалась невыносимой. Плечо саднило от тяжести пулемета. Болела и спина, на которой он нес массивную скатку. Неприятно липла к потному телу мокрая советская гимнастерка. Каждый шаг доставлял немалые страдания. Усугубляли его незавидное состояние также темнота, нескончаемый дождь и чувство неуверенности. Однако боль в ноге была мучительнее всего и заставляла забыть обо всем прочем. Крюгер неожиданно остановился и бросил пулемет на землю. Шлепок, раздавшийся при его падении, заставил Штайнера обернуться.
— Ты с ума сошел! — шепнул Крюгеру Шнуррбарт.
Пруссак ничего не ответил. Сев на землю, он принялся стаскивать с ноги сапог. Стянув носок, он нащупал на пятке мягкое вздутие. Когда к нему подошел Штайнер, он даже не поднял головы.
— Маменькин сынок натер ножку? — презрительно процедил взводный. Крюгер ничего не ответил. Он вытянул ногу, подержал ее на весу и с облегчением простонал. Штайнер нахмурился еще больше. Он наклонился, поднял пулемет и спросил:
— Сколько нам ждать тебя?
Крюгер снова не удостоил его ответом. Солдаты подошли ближе и заулыбались.
В следующую секунду все бросились на землю, как будто кто-то толкнул их в спину. На небольшом расстоянии от них, там, куда они успели дойти, прежде чем вернуться к Крюгеру, ночь озарилась яркой вспышкой огня. Тут же грохнул оглушительный взрыв. Штайнер уткнулся лицом в спину Крюгера, который в это мгновение забыл о боли в ноге. За первым взрывом последовали другие. Наконец Штайнер осторожно приподнял голову. Он понял, что остался цел. К нему снова возвращались немудреные аналитические способности, обретенные за три года войны. В следующее мгновение он вник в сложившуюся обстановку. Взвод находится не более чем в пятидесяти метрах от советских артиллерийских позиций, расположенных чуть выше среди одной из бесчисленных складок местности.
Штайнер медленно поднялся на ноги и посмотрел в направлении вражеской батареи, безостановочно продолжавшей обстрел. Глядя на него, один за другим начали вставать и остальные. На земле оставались лишь Крюгер и Пастернак. В правой руке пруссак все так же сжимал сапог и носок. Его голая ступня белела на фоне темной земли. Штайнер пару секунд молча смотрел на него, затем положил Крюгеру на колени пулемет и сказал:
— Обувайся, а то простудишься!
Солдаты беззвучно рассмеялись. Не обращая внимания на их веселье, Крюгер отложил сапог в сторону, ухватился за больную ногу, положил ее себе на левое колено и прикоснулся к мозоли.
Затем поднял голову и спросил:
— У кого-нибудь есть иголка?
Штайнер оттянул поясной ремень и вытащил большую булавку.
— Поторопись! — хрипло произнес он.
Крюгер кивнул. Вонзив иголку в мозоль, он почувствовал, как по его пальцам потекла липкая лимфа.
— Тут больше воды, чем в головах у вас всех вместе взятых! — проворчал он и, достав индивидуальный пакет, перебинтовал ногу. Затем натянул носок и сапог и быстро встал. В следующее мгновение артиллерийский обстрел прекратился.
— Кратковременное прекращение огня, — пробормотал он. — Русские, наверно…
— Тихо! — резко оборвал его Штайнер. Все подняли головы и стали прислушиваться. Где-то рядом разорвалось несколько снарядов. Солдаты многозначительно переглянулись. Лицо Крюгера приняло философское выражение.
— Если бы мы были там, где они высадились, — сказал он, — то мы бы оказались там, где нам нужно.
Остальные солдаты все еще не оправились от потрясения, вызванного внезапным артобстрелом, но тут же заулыбались и едва ли не с нежностью посмотрели на Крюгера. В эти секунды все они испытывали одно и то же чувство — чувство товарищества.
Им пришлось сделать изрядный крюк, чтобы обойти огневые позиции русских. Апатия куда-то исчезла, сменившись обостренной осторожностью. Взвод снова начал восхождение, которое на этот раз показалось солдатам бесконечным. Когда Штайнер по какой-то необъяснимой причине остановился, все тревожно вскинули головы. Дождь по-прежнему безжалостно хлестал по их усталым лицам. Все заметили, что Штайнер не отводит глаз от горы.
— Что там? — шепотом спросил Керн. Штайнер ткнул пальцем, показав что-то впереди. Несколько секунд солдаты молча и непонимающе смотрели вверх. Затем все увидели то, на что указывал взводный. На несколько секунд очертания горы сделались более четкими на фоне темноты дождливой ночи, после чего как будто снова слились с ней. Эта же картина повторилась несколько раз через нерегулярные интервалы времени. Прежде чем взвод успел понять, что это такое, Штайнер торопливо зашагал дальше.
Через несколько минут они оказались на вершине горы и снова остановились, чтобы перевести дыхание. Прямо у них под ногами земля резко обрывалась в южном направлении. Бесконечная цепочка тусклых огней протянулась внизу с востока на запад. Горизонт на западе был ярко освещен. Солдаты с трудом сдерживали охватившее их волнение, чувствуя, как к горлу подкатил комок, а глаза увлажнились. Все принялись тереть руками мокрые от дождя лица.