— Да, они уехали отдыхать, — прерывающимся голосом ответил Штайнер.
— И что? — полюбопытствовал его новый знакомый.
Штайнер выпустил кольцо дыма. Его лицо раскраснелось, на лбу выступили бисеринки пота. Он снова взял бутылку и допил ее.
— А потом… потом… — Он бросил на пол окурок и открыл последнюю бутылку. — Заткнись! — грубо произнес он. — Ты задаешь слишком много вопросов. Пей, а не болтай! Пей! Пей! — Оба замолчали, прикладываясь к бутылкам. Чуть позже блондин снова направился к стойке. Он шел медленно, время от времени хватаясь за спинки стульев, чтобы не упасть. Молокосос, подумал Штайнер, наблюдая за ним. Да что с них взять, с этих детей? Он положил руки на стол и опустил на них голову. Окружающие звуки долетали до него каким-то странным, искаженным образом. Кто-то затянул песню. Пианист снова заиграл: «Перед казармой, возле фонаря…» Штайнер начал подпевать. Неожиданно его охватило приятное безразличие. Комната начала качаться. Стены взлетели вверх, острые углы куда-то исчезли. Все сделалось каким-то мягким и округлым, как женская грудь. Когда блондин вернулся с несколькими бутылками пива, Штайнер добродушно хлопнул его по спине. Он был в прекрасном настроении.
— Отлично! Пить так пить! Напьемся до чертиков!
— Сегодня мы напьемся! — подтвердил блондин, с хлопком открыв бутылку. — Через четыре дня мне придется вернуться обратно в Смоленск, — сообщил он. — Ты когда-нибудь слышал о таком городе?
Штайнер кивнул:
— Там родился Шекспир. Все приходит из России, все остается в России. Все на свете.
Они расхохотались и чокнулись бутылками. Шахматисты сложили шахматы в коробку и придвинулись ближе.
— Вот это другое дело! — похвалил Штайнер и подвинул к ним две бутылки. — Хватить забивать себе мозги. Игра в любом случае проиграна. — Он неожиданно для самого себя запел, ударяя кулаком по столу в такт мелодии:
По улице, в направлении Туапсе
Идет строем наш батальон.
И это все, что осталось от нашей дивизии.
За соседним столом стало тихо. Пианист засмеялся и посмотрел на столик, за которым сидел Штайнер. В углу комнаты кто-то начал подпевать. Потом послышался еще один голос. Припев подхватили почти все присутствующие:
Мы посмотрели на Туапсе
И ушли прочь,
Как когда-то Наполеон.
Песня смолкла. Солдаты подняли стаканы, выпили и затянули новую песню. Когда Штайнер открыл вторую бутылку, сзади прозвучал голос, заставивший его немного протрезветь. Блондин стремительно встал и воскликнул:
— Гертруда, наконец-то! Я рад, что ты пришла!
С этими словами он взял стул, стоявший возле соседнего столика, и придвинул его к своему столу. Его лицо радостно просветлело. Блондин был настолько возбужден, что казался смешным. Штайнер поставил бутылку и медленно обернулся. Он увидел бледное лицо, пышные каштановые волосы, собранные на затылке в пучок, высокий красивый лоб, сочные губы. В больших миндалевидных глазах читалась нескрываемая самоуверенность. Черты лица отличались классической красотой. Штайнер, продолжая смотреть на нее прищуренными глазами, отнял руку от бутылки. Девушка села и дружески улыбнулась солдатам за соседним столом.
— Ты много выпил, Клаус, — произнесла она, обращаясь к блондину. У нее был приятный грудной голос, и Штайнер почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце. Он отодвинул стул назад и попытался встать.
Слова медсестры заставили блондина виновато опустить глаза. Судя по всему, он сильно смутился. Юноша пожал плечами и пояснил Штайнеру:
— Это Трудель, самая лучшая девушка из всех, кого я когда-нибудь встречал. Когда она видит парня, сидящего за бутылкой, то ведет себя так, будто он лишил себя шанса попасть в рай.
Штайнер легонько покашлял, чувствуя, что утрачивает контроль над собой, и попытался немного привести себя в чувство, закурив сигарету. Однако семь бутылок пива сделали свое дело. Он ощущал, что его лицо превратилось в бесчувственную маску, и крепко провел ладонью по губам.
— Наверно, она слишком часто читает Библию, — хрипло произнес он. Штайнер тут же пожалел о сказанном. Медсестра с любопытством посмотрела на него. Ее лицо показалось ему каким-то нереальным, как быстро тающий сигаретный дым. Черт с ней, подумал он. Какое мне дело до этих шлюх в медицинских халатах?
Он допил бутылку и с резким стуком поставил ее на стол. Девушка по-прежнему не сводила с него взгляда, и беспокойство Штайнера усилилось еще больше.
— Вам не нравится то, что я говорю? — резко спросил он.
Она сделала вид, что не слышит, и, повернувшись к блондину, спросила:
— Кто это?
— Мой знакомый, — ответил тот и испытующе посмотрел на Штайнера.
— Удивительно, — ответила девушка. — Где ты его нашел?
Ее слова вывели Штайнера из себя. Прежде чем блондин успел что-либо ответить, он оперся обеими руками о столешницу и встал.
— Вы говорите обо мне как о паре трусов, — произнес он. — Если это было бы так, то я предпочел бы быть на той вашей части, на которую их натягивают. Всем спокойной ночи! — С этими словами он, шатаясь, подошел к стойке и шлепнул на нее пятидесятимарковую банкноту: — Две бутылки, сдачи не надо!
Кельнер недоуменно посмотрел на него:
— Вы это серьезно?
— Разумеется. Ты окажешь мне великую любезность, если когда-нибудь подотрешь этими деньгами себе задницу. — Не обращая внимания на кельнера, Штайнер взял две бутылки и направился к столикам на противоположном конце помещения. Увидев краем глаза блондина, разговаривавшего о чем-то с медсестрой, он усмехнулся.
Проходя мимо пианино, Штайнер остановился. Несколько секунд он наблюдал за пальцами пианиста, порхающими над клавишами, затем схватил его за плечо и попросил:
— Сыграй песню о Волге. Знаешь такую?
— Знаю. Я играл ее пять минут назад.
— Не помню, — сказал Штайнер и встряхнул головой. — Сыграешь еще?
— Как скажешь.
Штайнер нашел свободный стул за одним из угловых столов. Сидящие там люди замолчали и недовольно посмотрели на него. Поставив на стол пиво, Штайнер спросил:
— Не нравится моя морда? Другой у меня нет, извините.
Он сел и открыл бутылку. Его новые соседи рассмеялись и приветственно подняли свои стаканы. Зазвучала мелодия песни о Волге, но за шумом ее было плохо слышно.
— Помолчите минуту, — попросил Штайнер, чувствуя, как его сердце бьется короткими тяжелыми толчками. Хотя он был совершенно пьян, самоконтроль был им еще не полностью утрачен. Он посмотрел туда, где медсестра сидела вместе с блондином. На короткое мгновение их взгляды встретились. Она быстро отвела глаза в сторону. Штайнер закурил очередную сигарету. Не стоило мне пить так много, сказал он себе, но в следующую секунду яростно тряхнул головой. Какое мне дело до этой женщины? — подумал он и презрительно улыбнулся. Неужели он дошел до того, что за каждой юбкой ему видится Анна? Он затянулся сигаретой и подумал, что в жизни должно быть что-то такое, за что можно цепляться, как за якорь. Что-то реальное и имеющее для тебя значение, а не что-то иллюзорное, то, что ты вообразил себе. Он чувствовал, как опьянение все сильнее и сильнее охватывает его. Штайнер отчаянным усилием заставлял себя держать глаза открытыми. Допив бутылку, он встал из-за стола и поставил на место стул. Сжав губы, сделал глубокий вдох через нос. Сидевшие за столом рассмеялись, наблюдая за ним. Штайнер понял это и напрягся. Подойдя к двери, он шагнул за порог.
Снаружи, перед входом, он немного постоял. Свежий ночной воздух нисколько не отрезвил его, а, наоборот, почему-то еще больше усилил опьянение.
Штайнер, шатаясь, зашагал по тропинке, ведущей к морю. Решив, что ему следует искупаться, он направился к пляжу. Пройдя немного, Штайнер упал, сильно ударившись, и даже рассек лоб. Он долго лежал, погрузившись в полубессознательное состояние. Неожиданно до его слуха донесся чей-то голос:
— Как же ты довел себя до такого состояния?
Штайнер, ругаясь, встал на колени. Когда кто-то схватил его за плечо, он ударил его кулаком и услышал сдавленный крик боли.
— Убирайся! Уходи!
Он наконец встал на ноги. По его лбу стекала кровь, заливая глаза. Почти ничего не видя, Штайнер стащил с себя одежду и бросил ее на песок. Когда он собрался нырнуть, кто-то схватил его за руку, и тот же голос произнес ему на ухо:
— С ума сошел? Ты утонешь!
Штайнер резко обернулся и увидел перед собой лицо медсестры.
Стояла ясная ночь. В небе висела полная яркая луна, отбрасывавшая желтый свет. Волны шумно набегали на берег и откатывали назад. Штайнер тыльной стороной ладони вытер с лица кровь.
— Только тронь меня и тут же полетишь в воду! — хрипло пригрозил он. — Что тебе от меня надо? У тебя ко мне какой-то особый интерес? — Он посмотрел на нее и неожиданно рассмеялся: — Насколько я знаю, бабам нет никакого толку от мужика, если он сильно пьян.
Она ответила ему спокойным взглядом. В ее глазах он прочитал нескрываемое презрение. Тем не менее медсестра не спешила уйти.
— Убирайся! — крикнул Штайнер.
Он по пояс вошел в воду и лег на спину, отдав себя на волю волн. Через несколько секунд он поплыл против течения и повернул обратно к берегу только тогда, когда почувствовал, что руки и ноги начинают неметь от холода. Подплывая к пляжу, Штайнер увидел, что медсестра ждет его. На фоне темного сада ее фигура была похожа на статую. Он вылез из воды, клацая зубами. Дойти до одежды Штайнер не успел — его затошнило. Он быстро повернулся, и его вырвало. Тело Штайнера расслабилось, он упал в воду, сознательно погружаясь в море все глубже и глубже. В следующее мгновение его схватили за ноги и рывком вытащили на берег. Жадно хватая ртом воздух, он увидел над собой ее испуганное лицо.
— Что ты делаешь? Господи, что ты делаешь? Зачем?
Он лег на спину и посмотрел на нее. Неожиданно ему стало стыдно. Во рту оставался тот же отвратительный вкус, и он испытал желание снова извергнуть содержимое желудка. Усилием воли ему удалось сдержать позыв к рвоте. По лбу снова потекла кровь. Сдержав рвущийся наружу стон, Штайнер принял сидячее положение.