— А потом и танки. Лучшей местности для них и пожелать нельзя.
К ним повернулся Брандт:
— Судя по всему, огонь в основном ведется по высоте 121,4. Не думаю, что русские пойдут в наступление вдоль дороги. Скорее всего, они попытаются захватить горный склон. Если им это удастся, то наше танковое заграждение на шоссе окажется совершенно бесполезно, и иваны нанесут нам визит с тыла.
— Мы не должны допустить, чтобы они взяли склон, — хмуро произнес Кизель. — Потому что если это произойдет, то нам конец.
Он стал рядом с Брандтом и посмотрел в ту же сторону, что и он. Уныло-серое небо постепенно приобретало цвет, а вот жуткое пламя на горизонте в свете нового дня слегка поблекло. Солнечные лучи медленно скользили с востока по направлению к горам, и незаметно из предутренней мглы возникали очертания местности. Серовато-черное облако пыли, висевшее над почерневшими склонами, стало еще заметнее, а огромное знамя дыма, загораживавшее собой почти все на востоке, отошло еще дальше.
Неожиданно Кизель поднял голову и прислушался. Сначала откуда-то донеслось лишь негромкое жужжание, от которого в землянке завибрировал воздух. Вскоре, однако, оно переросло в гул, который, казалось, заполнял собой все небо. Оба, и Брандт и Кизель, побледнели.
— Вторая фаза, — спокойным тоном произнес полковник. — Самолеты.
Зазвонил телефон, и все вздрогнули. Шпаннагель снял трубку и что-то сказал; затем повернулся к Брандту:
— Вас просит генерал.
Полковник взял у него из рук трубку и тотчас непроизвольно напрягся:
— Слушаю, герр генерал!
— Брандт, скажите, что вы думаете. Хотелось бы знать ваше мнение.
Голос звучал откуда-то издалека, словно с другой планеты.
— Все остается без изменений, — ответил Брандт. — Массированный артиллерийский обстрел наших позиций. Боюсь, что человеческих жертв не избежать, причем в большом количестве.
Гул перерос в оглушительное крещендо. Краем глаза Брандт заметил, как Кизель и Шпаннагель прижались к стенам блиндажа. Радисты бросились плашмя на земляной пол. Полковник еще сильнее прижал к уху трубку.
— Слушаю, герр генерал…
В голосе на том конце провода звучала неподдельная тревога:
— В чем дело, Брандт? В чем…
Неожиданно землянка заходила ходуном, а все другие звуки перекрыл оглушительный грохот. Свободной рукой Брандт ухватился за опору и уставился на потолок. Через смотровую щель внутрь пробивались клубы дыма. Он услышал, как Кизель что-то крикнул. В щели между досками потолка посыпался песок, а дверной проем исчез в белом дыму. Брандт закашлялся и выпустил из рук трубку. Его ноги подкосились, и он тяжело осел на землю, прижимаясь спиной к стене и жадно хватая ртом воздух. Прошло несколько минут. Грохот и рев орудий ослаб, переместившись куда-то вдаль. Пыль в воздухе также постепенно осела. Брандт поднялся и посмотрел на Кизеля. Тот по-прежнему стоял рядом с входом, словно козырьком, прикрывая ладонью глаза. Шпаннагель сидел на полу у его ног.
Кизель убрал от глаз ладонь, вытер слезы и энергично заморгал. Их взгляды с полковником встретились, и он кивнул.
— Третья фаза, — громко объявил он. — Огонь теперь ведется по зоне связи.
Словно по команде, все подошли к смотровой щели и выглянули наружу. В воздухе висел монотонный гул двигателей. Отдельные громкие взрывы свидетельствовали о том, что артподготовка еще не завершилась. Офицеры смотрели на пелену тумана, которая медленно растекалась над землей, сколько хватал глаз. Кизелю тотчас вспомнилось, как несколько лет назад он, взойдя на горный пик, увидел, что стоит высоко над плотным слоем облаков. Он почувствовал, как полковник схватил его руку.
— Дым! Они ведут обстрел дымовыми снарядами! — воскликнул Брандт и, решительно шагнув к телефону, повернул ручку. Линия была мертва. Тогда он устремился к двери, где столкнулся с солдатом, который в этот момент входил в землянку.
Солдат щелкнул каблуками и отрапортовал:
— Русские атакуют. Радиодонесение из второго батальона. Танки перешли в наступление. Просим артиллерийского огня.
После этих его слов воцарилось молчание. Брандт обернулся. Радисты уже вернулись к своим аппаратам и, надев наушники, вопрошающе смотрели на Шпаннагеля. Тот был само спокойствие. Он, пригнувшись, стоял рядом с Кизелем, пока тот смотрел в подзорную трубу, но вскоре выпрямился. Голос его был спокоен.
— Команда «Огонь»! — четко произнес он.
— Команда «Огонь»! — монотонно повторил один из радистов. Шпаннагель вновь прильнул к окуляру трубы:
— Приказ всему батальону! Огонь!
Наступление было развернуто на линии фронта протяженностью в пятьдесят километров, причем основной удар был направлен на позиции к западу от Крымской. Противоборствующие стороны почти не сдвинулись со своих позиций, хотя, по прикидкам немцев, русские бросили сюда где-то двадцать или тридцать ударных дивизий. Нескольким танковым бригадам удалось отвоевать плацдарм, откуда они затем, под прикрытием дымовой завесы, двинулись по немецким позициям и, несмотря на яростное сопротивление со стороны немецких солдат, вышли к высоте 124,1. В армейской сводке за тот день говорилось о массированном наступлении русских на кубанский плацдарм, которое потребовало огромных материальных и человеческих ресурсов, сопоставимых лишь со сражениями Первой мировой войны. Прорывы в отдельных местах, говорилось дальше в сводке, удалось остановить и даже отбросить назад контратаками, так что в целом благодаря концентрированному огню солдат вермахта продвижение русских войск было приостановлено.
Но в то же утро, спустя несколько минут после того, как русские отошли на исходные позиции, бойцам, оборонявшим высоту 124,1, показалось, что девятый вал русской пехоты почти не встретил никакого сопротивления. Те, кому удалось под вражеским огнем остаться в живых, в ужасе бежали вниз по изрытым воронками окопам и попытались добраться до командного пункта. Те, кому это удалось, было собраны Трибигом для обороны командного пункта. Солдаты Штайнера остались на своих позициях, так как не понимали, каким образом можно спасти командные пункты, которые были уже практически потеряны. Они сидели, погрузившись в отупляющую апатию, курили одну за одной сигареты и за все время почти не обменялись друг с другом ни единым словом.
Как только снаружи установилась тишина — даже гул самолетов вдали, и тот стих, — Штайнер поднял свой автомат, поправил под подбородком ремешок каски и выбрался из окопа. За ним последовали Фабер, Керн и остальные. Белая дымовая завеса скрывала все вокруг, и солдаты были вынуждены на ощупь добираться до следующей огневой точки. И вот теперь они сгрудились вокруг смотровой щели, растерянно глядя на плотный белый дым, которым была окутана вся окружающая местность. Штайнер перекинул автомат через плечо.
— Пойду поищу Мейера, — сказал он. — Приготовьте пулемет. Скоро начнется.
Фабер уныло ссутулился.
— Вряд ли ты кого-то там найдешь. И где нам встречаться, если дела пойдут не самым лучшим образом?
— Возле командного пункта нашего батальона, — ответил Штайнер, — но не раньше, чем вы израсходуете все боеприпасы.
Он на мгновение остановился, глядя, как его товарищи заряжают пулемет. Керн скорчился на земле, лицо его дергалось. Было видно, что нервы у парня сдали окончательно. Помимо Керна и Фабера в укрытии находились еще трое бойцов. Эти, казалось, сохраняли спокойствие, несмотря на то, что были еще толком необстрелянные, из последнего подкрепления. Да, не повезло ребятам, подумал про себя Штайнер, глядя на них с жалостью, не успели прибыть на передовую, и уже боевое крещение. Неожиданно до него дошло, что Шнуррбарта с ними нет. Да, а этому парню повезло. Но Голлербах и Крюгер должны… Свою мысль Штайнер не довел до конца. Он быстро выбрался из окопа и оглянулся по сторонам, прислушиваясь. Видимость была почти нулевая, максимум метра три. Отовсюду изредка и едва слышно доносились разрозненные винтовочные выстрелы. Зато опять послышался гул моторов. Правда, Штайнер не мог с уверенностью сказать, откуда тот доносится — с воздуха или со склона холма под ними. Несколько секунд он стоял неподвижно, не зная, в какую сторону пойти. Поскольку блиндаж Голлербаха был по пути на командный пункт батальона, то Крюгер должен находиться где-то слева, рядом с командным пунктом роты. Гул двигателей с каждой минутой делался все громче и громче, и Штайнер понял: времени на размышления у него не остается. Сначала он решил заглянуть к Крюгеру. Может, таким образом удастся заодно связаться и с Мейером. Пригнувшись, он бросился бегом по окопу. В отдельных местах стенки окопа обвалились, а еще кое-где на дне, перегораживая ему путь, зияли воронки. Бойцов в окопах не было, и это не прибавило взводному оптимизма. Неожиданно он увидел, что у него на пути лежит человек. Голова была оторвана и валялась между комьев земли примерно в метре от тела. Рот застыл в крике, словно голова кричала ему: «Не подходи ко мне!» Штайнер закрыл глаза и переступил через нее. Это всего лишь голова, подумал он, чувствуя, что его бьет крупная дрожь.
Траншея резко уходила влево. Командный пункт их роты должен находиться за следующим поворотом. Штайнер машинально ускорил шаг, но вскоре застыл на месте. Перед ним зияла гигантская воронка, оставленная бомбой. Откуда-то из земли торчали остатки балок перекрытия и досок. На дне ямы клубился густой туман, напоминавший белый омут. Штайнер пальцами впился в стены окопа. Неожиданно ноги его сделались ватными, безжизненными. Командный пункт их роты. Лейтенант Мейер. Несколько секунд он стоял, не в силах пошевелиться. Затем осторожно обошел воронку, спотыкаясь, отыскал продолжение окопа и на ощупь побрел дальше. Здесь дымовая завеса была даже еще плотнее, она, казалось, льнула к земле. Штайнер прошел мимо очередной огневой точки и заглянул внутрь — машинально, без какой-либо надежды. И замер в изумлении. Он увидел спину — широкую, знакомую спину. Он открыл было рот, чтобы крикнуть, но не смог выдавить из себя ни звука. Но как только спина пошевелилась, он тотчас вполз в укрытие и положил руку на знакомое плечо. Человек обернулся. Это был Крюгер. Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Крюгер вновь повернулся к смотровой щели.