— Они идут, — произнес он. Голос его — глухой и отрешенный — показался Штайнеру чужим.
— Танки, — прошептал Штайнер. Он встал сбоку от пулемета и выглянул наружу. Гул моторов сделался громче, воздух был наполнен им со всех сторон. Вражеские боевые машины были совсем близко. Можно было даже расслышать лязг гусениц. Видимость постепенно улучшалась. Дымовая завеса сползала вниз по склону холма, так что теперь можно было разглядеть, что происходит несколькими метрами ниже. Дальше, ближе ко дну ущелья, дым висел, словно густой суп, лениво перемещаясь к востоку, навстречу встающему из-за гор солнцу.
— Если с ними идет пехота, то нам отсюда не выбраться, — произнес Штайнер.
Крюгер кивнул. На его застывшем, словно маска, лице не дрогнул ни один мускул.
— А где остальные? — поинтересовался Штайнер.
— Понятия не имею. Когда нас начали бомбить, все были в блиндаже.
— А где был ты?
— Здесь.
— На протяжении всего артобстрела? — удивился Штайнер.
Крюгер кивнул.
— Мы ждали вас, — пояснил он, медленно, словно слова давались ему с трудом. — Я и Голлербах. Когда вы к половине третьего не появились здесь, Голлербах ушел, а я… — Крюгер пожал плечами. — Мне не спалось, и я сменил мальчишку, который нес караул здесь, на огневой точке. А потом все началось. Выбраться отсюда я не мог и потому продолжал сидеть, а потом стали бомбить, и наш блиндаж взлетел в воздух…
Он умолк.
— Это было ужасно, — произнес Штайнер.
Крюгер медленно повернул голову.
— Самое ужасное то, что я просидел здесь в полном одиночестве целых четыре часа. Нет ничего хуже, чем сидеть одному. Теперь я это точно знаю.
Они вместе прислушались к реву моторов. Теперь он раздавался совсем близко. Даже странно, что танки еще не видны, хотя оба не отрывали глаз от смотрового отверстия. Крюгер стоял, широко расставив ноги, позади пулемета.
— Это мне уже давно известно, — ответил Штайнер. — Мы все узнаем это рано или поздно, и чем раньше мы привыкнем к этому, тем лучше для нас самих. Нечего себя обманывать.
С этими словами он положил свой автомат рядом с пулеметом и продолжил всматриваться вперед через амбразуру.
Через минуту он приподнял голову, прислушиваясь. Рев пронесся у них над головами, сначала сделался громче, а потом постепенно стих, поглощенный белым туманом.
— Это наши стреляют, — прокомментировал Крюгер, вернее, прокричал. Буквально у них на глазах взметнулось черное облако, в котором потонул рев приближающихся танков. «Ну что мешало открыть огонь раньше? — подумал Штайнер. — Почему нужно было тянуть? Идиоты». С каким-то безумным удовлетворением он наблюдал за тем, как из клубящегося котла внизу вынырнуло длинное дуло, а затем на склон, давя гусеницами землю, выкатился и сам русский танк, на котором гроздьями повис десяток пехотинцев. «Т-34», подумал он. Вечно эти чертовы «Т-34»! Апатично, без малейшего азарта, он пронаблюдал за тем, как Крюгер развернул пулемет и открыл огонь. Облепившие танк пехотинцы моментально попадали на землю и покатились по склону горы, где их поглотили клубы дыма. Танк же продолжал двигаться вперед и вскоре исчез из вида. Он не произвел ни единого выстрела. Зато следом за ним появился второй, а за вторым третий и так далее.
Крюгер снял пулемет с подставки и крикнул:
— Уходим!
Штайнер едва кивнул в ответ. Он словно окаменел — застыл на месте и был не в силах пошевелиться.
— Ну, пойдем же! — крикнул Крюгер. В следующее мгновение танки открыли огонь. Грохот их выстрелов оглушал даже больше, чем рев артиллерийских орудий. По всему склону эхом отдавались громовые раскаты. Но неожиданно стрекот десятка пулеметов заглушил громкий рев голосов: «Ур-р-р-а-а!»
Оба — и Крюгер, и Штайнер — скорчились на дне окопа, уставившись на вход в блиндаж. Русские уже были в окопах. Немецкие орудия заговорили вновь, в течение нескольких секунд поливая окопы смертоносным огнем, а потом откатились вверх по холму. Они бросили нас, подумал Штайнер, а вслух произнес:
— Теперь нам ни за что не пробиться к своим.
Его слова потонули в грохоте выстрелов.
— Слишком поздно, — проревел ему в ухо Крюгер. Штайнер кивнул и посмотрел на белые полосы на закопченном лице Крюгера. Ему бы не помешало умыться, подумал он, причем желательно прямо сейчас. Однако, осознав всю абсурдность этой мысли, улыбнулся. В этот же момент он увидел в окопе человеческий силуэт и из положения сидя сделал несколько выстрелов. Силуэт тотчас исчез. Штайнер задумался о том, что теперь предпримут русские. Наверняка попытаются забросать их ручными гранатами, причем сразу связками по несколько штук. Ничего другого не оставалось, кроме как закрыть глаза и ждать, когда взрывы разнесут тебя на мелкие клочья. Затаив дыхание, они смотрели на окоп, который постепенно начинало заливать утренним светом. Отрешенно ожидая близкой смерти, Штайнер подумал о Гертруде. А что если тыловая колонна привезет сегодня от нее письмецо? Увы, скорее всего оно вернется отправителю не прочтенным. Фетчер напишет на конверте красным карандашом «Пал за великую Германию» — как он уже делал с бесчисленными письмами до этого. Так что встреча в Гурзуфе останется лишь мимолетным эпизодом.
Ожидание постепенно сделалось невыносимым. Крюгер поднялся на ноги и подался вперед, вглядываясь вдаль. Снаружи стояла тишина. Рокот моторов доносился откуда-то издалека; перестрелка теперь звучала все выше и выше по горному склону. Время от времени раздавался стрекот немецких пулеметов. Артиллерия смолкла. Оба — и Штайнер, и Крюгер — прислушались. Затем Крюгер медленно, невероятно медленно двинулся к выходу, где застыл на несколько секунд, после чего все-таки решился высунуть голову наружу. Штайнер, который не сводил с него глаз, отметил про себя, что напряжение оставило товарища. Он также быстро поднялся на ноги и вскинул автомат.
— Никого, — растерянно прошептал Крюгер. И верно: в окопе не было ни души. От русских не осталось и следа. Неожиданно откуда-то слева послышался новый звук, словно вдоль окопа, ритмично топая сапогами, двигался целый взвод.
— Р-р-рус-с-ские, — запинаясь, пролепетал Крюгер.
Штайнер опустился на колени и вскинул автомат. Топот ног слышался еще ближе. Уже можно было расслышать надрывное дыхание, и вскоре их взорам предстали солдаты — но не русские, а свои, из третьей роты. Они бежали со всех ног, один за другим, в основной своей массе без оружия, в рваной форме, с искаженными ужасом, измазанными кровью лицами. Крюгер простонал от облегчения. Когда последний из солдат пробежал мимо, он хотел броситься им вдогонку, но Штайнер остановил его.
— Погоди! — прошептал он. — Только не с этими!
Они прислушались. Неожиданно где-то рядом заурчал мотор, а вслед за ним раздались несколько испуганных криков. Затем заговорила танковая пушка, за ней последовали пулеметные очереди. Крики оборвались, зато один за другим послышались разрывы, которые значили лишь одно: красноармейцы начали закидывать окопы ручными гранатами.
— Они прямиком наткнулись на русских, — прошептал Крюгер, когда взрывы прекратились. Штайнер облизнул запекшиеся губы. Его так и подмывало высунуть голову, чтобы проверить, что происходит снаружи, однако в последний момент он усилием воли заставил себя не делать этого. Крюгер уставился на пулемет, за который держался, будто это была их последняя надежда на спасение. Наконец он пожал плечами и пробормотал:
— Бесполезно. Назад нам пути нет. Придется остаться здесь.
Вид у него был такой беспомощный, что Штайнер улыбнулся, правда, улыбка вышла какая-то неестественная, словно снятая с чужого лица. Нет, он не питал никаких иллюзий на будущее, тем не менее неожиданно ему показалось, что худшее уже позади. В голове его прояснялось, причем очень быстро.
— Мы не можем здесь останавливаться, — твердо произнес он. — Русские будут здесь с минуты на минуту. Вот увидишь, они растянутся по всему окопу. От кого, по-твоему, бежали наши парни?
Крюгер задумчиво потер нос.
— Не знаю. Если мы здесь останемся, они придут к нам, если уйдем отсюда — то сами придем к ним. В любом случае ничего хорошего нам не светит.
— Надо попытаться, — возразил Штайнер. — Держись ближе ко мне.
Он повернулся направо и, пригнувшись, двинулся вдоль траншеи. Крюгер переложил автомат в правую руку. Они дошли до воронки, на дне которой покоилось то, что некогда было командным пунктом, спустились в нее и вылезли на другой стороне. Вокруг было так тихо, что им приходилось передвигаться на цыпочках, чтобы не выдать себя топотом сапог.
Вскоре они дошли до блиндажа Штайнера и заглянули внутрь. Дверь стояла открытой, но внутри никого не было. Впереди их ждала самая трудная часть пути. Дальше они двинулись ползком, иногда вставая на четвереньки. Стоило Штайнеру и его спутнику свернуть за поворот, как им на глаза попался мертвый солдат, пришпиленный ко дну окопа тяжелой бомбой. Ее стабилизаторы торчали у него из спины подобно лопастям вентилятора; окрашенный кровью металл тускло блестел в солнечных лучах. Бомба пронзила его насквозь — пройдя грудную клетку, впилась в землю. Штайнер закрыл глаза и перелез через мертвое тело. Крюгер последовал его примеру. Их лица были грязны, по лбу градом катился пот, разъедая глаза. Однако они продолжали неуклонно двигаться вперед, мимо брошенной техники, клочьев обмундирования, оторванных конечностей, что были разбросаны по окопу. Казалось, будто бесплодная земля высоты 124,1 неожиданно превратилась в утробу, что вынашивала в себе мертвенно-бледные лица, крепко сжатые кулаки и окровавленное тряпье. Они переползли через троих солдат, которых взрывом превратило в кровавое месиво; раскрытые рты застыли в последнем крике, словно посылая проклятье небу, которое теперь высилось над ними нежно-бархатистым голубым куполом. Штайнер вытер с пальцев омерзительную липкую массу. В следующее мгновение над их головами пронесся крик, заставивший их броситься ничком на дно окопа.
— Стой!
Они распластались по земле, боясь шелохнуться, пока над ними стрекотала автоматная очередь. Но уже в следующее мгновение Штайнер вскочил на ноги, вслепую выпустил очередь через бровку окопа и побежал дальше. Спотыкаясь и задыхаясь, Крюгер, бросился вслед за ним. У них за спиной разорвалась ручная граната, а где-то чуть дальше возле траншеи послышались крики. Затем откуда-то сбоку на несколько секунд показалось смуглое лицо в меховой шапке. Штайнер выстрелил. Лицо исчезло. В следующую секунду к их ногам, угрожающе шипя, покатился какой-то темный предмет. При виде гранаты глаза Штайнера расширились от ужаса, а сам он был готов броситься назад, однако рядом с ним слышалось надрывное дыхание Крюгера. Тот уже дышал ему в затылок. И тогда взводный совершил то, что даже не мог себе представить: он прыгнул — прыгнул через гранату, после чего со всех ног бросился дальше, к следующему повороту окопа, где распластался на земле. Взрыв прозвучал как раз в тот момент, когда на него сверху грохнулось тяжелое