— Что ты намерен делать, если появятся танки? — спросил он с легким вызовом в голосе.
Штайнер равнодушно пожал плечами:
— Откуда мне знать?
Склон был крутым, и они уже порядком выбились из сил, однако до вершины было еще далеко. Штайнер обернулся — хотел убедиться, что его бойцы следуют за ним, и на какое-то мгновение ощутил мрачное удовлетворение и даже гордость — ведь он вел за собой целый батальон! Однако гордость тотчас сменилась горькой усмешкой — в его распоряжении не было и половины полного численного состава роты! Затем ему вспомнился Штрански. Вот кто, по идее, должен был вести их в эти минуты за собой, а не какой-то там взводный. Вспомнив недавний разговор, Штайнер цинично улыбнулся. Заносчивый ублюдок, презрительно подумал он. Склон постепенно сделался более пологим, вскоре слева стали видны старые позиции немецких войск. Вокруг — никаких признаков жизни. Впечатление такое, будто русские уже давно ушли вперед, на запад, оставив гору позади. Идти стало легче, и солдаты увеличили скорость.
— Они откроют огонь через минуту, произнес Крюгер, пытаясь отдышаться. Казалось, будто своими словами он отдал команду, потому что в следующее мгновение где-то впереди началась ожесточенная перестрелка. Солдаты Штайнера тотчас замерли на месте и огляделись по сторонам. Обожженная земля, кое-где все еще укутанная черным дымом, казалось, простиралась до горизонта, откуда в отдельных местах в воздух взлетали сигнальные ракеты.
— Это третий, — произнес Штайнер и, поймав недоуменный взгляд Крюгера, пояснил: — Третий батальон атакует с другой стороны горы. Мы тоже должны послать сигнальные ракеты.
Он взял у Фабера из рук пистолет и одну за другой послал в воздух две сигнальных ракеты. Оглянувшись назад, он увидел далеко внизу сад, где располагался их командный пункт. Еще дальше протянулся длинный гребень горы, на другой стороне которой должен находиться штаб полка. На небе не было ни облачка, так что обзор был великолепный.
К северу от них шум боя сделался еще громче. Большинство солдат бросились в воронки; их каски торчали из земли, словно огромные темные грибы.
— Чего мы ждем? — спросил Крюгер, глядя на выжженную землю у себя под ногами.
Керн сидел на земле, свесив в воронку ноги. Фабер, слегка ссутулившись и опираясь на пулемет, стоял рядом с Голлербахом.
— С какой стати мы должны таскать из огня чужие каштаны? — проворчал Керн. — Какой смысл нам торопиться? — Он повернулся к Штайнеру: — Мы дошли до горы, мы можем подождать там до тех пор, пока солдаты из третьего не присоединятся к нам.
Предложение звучало заманчиво. Бойцы многозначительно посмотрели друг на друга.
— Если мы пойдем дальше, — сказал Голлербах, — то нас увидят, и страшно подумать, что тогда будет.
Штайнер нерешительно повернул голову. Керн не спускал с него взгляда. Он давно уже принял для себя решение — при первом же выстреле нырнуть в воронку и переждать там, пока все не закончится. Потому что на сегодня с него хватит, стрельбой он уже сыт по горло. Не следует испытывать судьбу слишком долго.
— Вот что я вам скажу, — произнес он, видя, что другие молчат. — Мне кажется, что на сегодня мы выполнили то, что нам было приказано, так что пусть теперь эти чертовы идиоты подождут. Какой головой они думают, когда посылают нас воевать против танков голыми руками?
Фабер молчал и не спускал глаз с двух младших офицеров 1-й роты. Они сидели примерно в десятке метров от них и внимательно следили за словесной перепалкой. Почему-то ему показалось, что нерешительность Штайнера их забавляет. Большим пальцем Фабер поправил съехавшую на лоб каску.
— Думаю, нам лучше двинуться дальше, — сказал он и махнул рукой в ту сторону, откуда доносились звуки боя. — Нужно помочь ребятам. Да и приказ нам отдан такой же.
Штайнер нахмурился.
— Не тебе говорить мне, какой мне отдан приказ, — оборвал он Фабера. — Мы на вершине горы или где?
— Нет, не на вершине, — спокойно ответил Фабер, и Штайнеру показалось, будто он заметил в голубых глазах бывшего лесоруба презрение. Он даже открыл рот, чтобы отбрить его, однако передумал и, повернувшись к Фаберу спиной, решительно зашагал вперед туда, откуда доносились звуки боя. Фабер и Голлербах моментально увязались за ним. Лишь Крюгер остался стоять на месте, с досадой глядя им вслед. Однако стоило ему увидеть, что и другие бойцы тоже поднялись со своих мест, как он повернулся к Керну:
— Ну что, пошли!
— Сейчас догоню вас, — буркнул тот, хотя сам даже не пошевелился.
Крюгер шагнул к нему и обжег презрительным взглядом:
— Небось решил драпануть?
— Не твое дело, — огрызнулся Керн. Тем не менее он поднялся, отряхнул со штанов пыль и громко выругался. — Смотрю, вам, ублюдкам, не терпится получить пулю, — мрачно произнес он.
— Чем оно скорее закончится, тем лучше, — ответил Крюгер.
Вскоре они нагнали остальных. Солдаты продвигались вперед медленно, низко пригнувшись к земле. Куда только подевалась овладевшая Керном ярость. Его лицо было мертвенно-бледным от страха, однако он старался держаться поближе к Крюгеру. Тот двигался вперед, склонив голову, будто ему было уже все равно. Так они преодолели несколько сотен метров. Керн с нарастающей тревогой в душе отметил про себя, что с каждым их шагом горизонт отодвигался дальше на несколько километров. Он не решался повернуть голову, потому что знал: теперь их хорошо видно с лесной опушки, где располагалась русская артиллерия. Несколько минут он цеплялся за отчаянную надежду, что русские с такого расстояния не сумеют отличить немецкую пехоту от своих собственных солдат. И все равно у него было такое чувство, будто он голый среди толпы одетых людей. И хотя вокруг него было еще несколько десятков таких же, как он, ему казалось, будто он здесь совершенно один, единственная и потому удобная мишень для русских. Неожиданно он замер на месте. Вдалеке прогремели, один за другим, несколько взрывов, и он инстинктивно пригнулся. Что-то пронеслось над их головами со свистом и завыванием, и из земли вырос столб дыма. Солдаты распластались на земле, закрыв от ужаса глаза. Штайнер нырнул в воронку рядом с Голлербахом. Было похоже, что они угодили под долгий обстрел. Неожиданно ему вспомнились слова Фетчера — тот утверждал, будто снаряды никогда не попадают дважды в одно и то же место. Чепуха! Он прислушался. Обстрел прекратился столь же неожиданно, как и начался. Иное дело, что Штайнер не сразу это понял. Все еще не доверяя наступившей тишине, он выкарабкался из воронки. Ничего. И он тотчас взялся за дело. Не успела еще осесть пыль и развеяться дым, как он в полный голос отдавал команды своим солдатам. Спустя считаные мгновения те уже бежали вслед за ним, огромными прыжками преодолевая препятствия.
Стычка с русскими явилась неожиданностью для обеих сторон. Внезапно склон начал уходить к северу. Добежав наконец до вершины, Штайнер со своими солдатами застыл на несколько секунд, отказываясь поверить в то, что предстало их взгляду. Крутой склон у них под ногами был, как и все вокруг, изрыт оспинами воронок. И почти в каждой из них спрятались русские. Они лежали бок о бок, ведя огонь по незримому врагу, который, судя по всему, занимал позиции еще ниже по склону. Зрелище было совершенно фантастическое: вражеские спины на фоне дыма. Неудивительно, что оно повергло немецких солдат в растерянность. Они замерли на месте, выстроившись цепью на гребне горы. Затем краем глаза Штайнер заметил, что Фабер едва ли не с благоговейным трепетом установил пулемет и пригнулся, приготовившись открыть огонь. Другие солдаты тоже словно очнулись от сна. Стоило Штайнеру поднять руку, как, нарастая с каждой минутой, воздух тотчас наполнил треск ружейной стрельбы и стрекот пулеметов. Штайнер также успел заметить, что залегшие в окопах русские обернулись, в ужасе глядя на гребень горы. Немного ниже под ними развевался белый флаг. Штайнер, не глядя, выпустил очередь — им владело пьянящее чувство, которое даже не имело названия. Охваченный им, он не стал искать себе укрытия. Когда же мощным ударом его развернуло на девяносто градусов, он даже не понял сразу, что это значит. Смысл дошел до него лишь тогда, когда он выпустил из рук автомат, а до его слуха донесся тревожный крик. Он пошатнулся, с перекошенным от боли лицом рухнул на колени и схватился за правое плечо. Крюгер тотчас подскочил к нему. Он испуганно нагнулся над Штайнером и что-то прокричал, но его крик потонул в треске выстрелов. Затем к ним подбежали Голлербах и Керн. Они оттащили раненого на несколько метров в сторону и осторожно положили на землю.
— Больно? — озабоченно поинтересовался Крюгер. Штайнер покачал головой. Нужно было как-то успокоить товарищей.
— Ранение в мягкие ткани или что-то вроде того, — произнес он, глядя на плечо, где медленно расплывалось темное пятно. Боль была терпимой; куда хуже было то, что верхняя часть тела словно онемела.
Солдаты его батальона, находившиеся впереди, куда-то пропали, словно их снесло ветром вниз по склону. Затем он вспомнил, что его долг — вести их за собой в атаку. Не успел он произнести и слова, как откуда-то снизу донеслись ликующие крики.
— Ну, мы им поддали! — довольно воскликнул Крюгер и бросился вперед, туда, где за пулеметом по-прежнему лежал Фабер и всматривался вниз по склону. — Там наши из третьего! — крикнул он, обернувшись назад. — Видел бы ты, как иваны поднимают руки вверх!
Какое-то время спустя он вновь вернулся к Штайнеру.
— Потерпи, сейчас мы отправим тебя на перевязочный пункт. Но сначала нужно проверить, что там у тебя.
Он осторожно снял с товарища китель и взрезал пропитавшуюся кровью ткань.
— Плечевое ранение, — вынес он вердикт. — Пуля наверняка застряла в тканях. Будем надеяться, что кость не задета.
С этими словами Крюгер наложил на кровоточащую рану временную повязку. Лицо Штайнера посерело от боли, однако он нашел в себе силы подняться на ноги. Пока Крюгер и Керн вели его, поддерживая с обеих сторон, Голлербах подобрал свою скатку, перекинул через плечо русский автомат и поспешил вслед за ними. Так как подставлять себя под пули на обратном пути им не хотелось, они осторожно начали спускаться в том месте, где другие солдаты были заняты сбором пленных. Через несколько минут они уже были на командном пункте 3-го батальона. Лишь тогда они заметили, что Фабер шел вслед за ними.