– А я видела свет в окнах мансарды примерно в девять двадцать-девять тридцать вечера. Так вы можете вспомнить, где были тем вечером?
– Я не обязана вам отвечать, – Валерия открыла сумку, заглянула туда, и ничего не достав, тут же защелкнула замок. – Вы не следователь, чтобы меня допрашивать.
– То есть вы не помните.
– Я прекрасно все помню! – взвилась Валерия. – И есть человек, который может подтвердить, что в тот вечер я была с ним! Совсем в другом районе Москвы и как раз до половины десятого!
– Ну, прекрасно… – Александра также поднялась из-за стола. – А теперь извините меня, я бы хотела отдохнуть. Завтра меня наверняка вызовут к следователю. Если не по вашему делу, то по другому.
– Это не мое дело! Не мое! – обернувшись уже на пороге, бросила Валерия. – Моего мужа убили, и я знаю, кто!
– А я не знаю, кто это, – Александра взяла себя в руки, и ее голос прозвучал на удивление спокойно. – Но этот человек ненавидит Маневича. Какие чувства он испытывал к вашему покойному супругу, предполагать не могу. Может быть, совсем никаких.
Валерия секунду смотрела ей прямо в глаза. В ее взгляде, пристальном и жгучем, металось чувство, которое Александра не могла определить. Желание заговорить. Страх. Неуверенность. Злость.
Женщина захлопнула дверь, на лестнице послышались ее удаляющиеся шаги. Игнат поспешил повернуть ключ в замке и наложил щеколду.
– Какая неприятная особа, – он подошел к столу, залпом осушил бокал, предназначенный Александре, затем тот, который едва пригубила Валерия. Посмотрел бутылку на свет, остатки вина вылил в свой бокал и выпил его в два глотка.
– Ты вообще пьянеешь когда-нибудь? – спросила Александра, ставя чайник на огонь.
– От вина – никогда. От водки – сразу. Поэтому я пью водку в трудные минуты и один.
– Значит, ты алкоголик, – вздохнула Александра.
– Не больше, чем все остальные люди, – Игнат открыл дверь в душевую. – Сегодня я опять сплю на кухне?
– Оставался бы у Эмиля.
– Ты мне нужна больше, чем он. Не теряю надежды тебя уговорить, – Игнат стянул банное полотенце с веревки, протянутой под потолком. – В смысле, рисовать гербы. А знаешь, я тоже когда-то провел личное расследование. Мне было двенадцать лет, и у меня была собака. Мой большой друг. Летом мы жили на даче, и Ривер бегал без поводка. Он был очень добрый. А наш сосед ненавидел собак и требовал, чтобы его запирали в доме. Конечно, мы его не запирали. Однажды сосед прибежал, показал порванные штаны и укушенную ногу. Он кричал, что Ривер его укусил, требовал денег и настаивал, чтобы собаку усыпили. Угрожал его застрелить. Но Ривер его не кусал, я был уверен в этом. Максимум, на что этот пес был способен, – это тянуть меня сзади зубами за штаны, когда я куда-то шел. Он ехал за мной на пузе. Он так шутил.
– И чем же дело кончилось? – Александра ополоснула заварочный чайник кипятком и насыпала туда несколько ложек молочного улуна.
– Я попросил дать посмотреть на укус. И кое-что сразу заметил. Два самых глубоких следа – от клыков – были очень далеко друг от друга. У меня в кармане лежал транспортир, я взял его и измерил расстояние между следами. Сосед так обалдел, что даже орать перестал. Расстояние было шесть с половиной сантиметров. Я привел Ривера и при всех измерил расстояние между его клыками. Четыре сантиметра ровно. Так что сосед пошел домой. А мы с Ривером стали героями лета.
– Ну… Я сейчас начну тебя уважать, – протянула Александра. – Лучше поздно, чем никогда.
– Я всегда любил чертить, – скромно ответил Игнат.
Он принял душ первым и устроил себе лежбище в углу. Александра снова одолжила ему свою пижаму. Игнат забрался под одеяло и попросил погасить свет.
– Я чувствую, что выпил, только, когда ложусь. Вот теперь я зверски хочу спать, – признался он.
Александра еще несколько раз входила на кухню, принимала душ, наливала чай. Вчерашнее подавленное состояние сменилось возбуждением. Хотелось действовать, доказывать, куда-то идти… Шел первый час ночи, когда она вошла на кухню в последний раз и, пользуясь слабым светом, проникавшим через коридор из комнаты, принялась почти наощупь наливать себе чай.
– А я тоже не сплю, – внезапно громко сказал Игнат.
Александра выронила крышку от чайника. К счастью, та упала на стол.
– Я все думаю, они посадят твоего Маневича?
– Не знаю. В любом случае, я буду надеяться, что посадят виновного, – Александра налила чай в кружку. – Ну, и еще на то, что у него найдется алиби.
– Знаешь, я все думаю о том, что ты здорово помешала настоящему убийце, если он, конечно, не сам Маневич, – Игнат лежал на спине, заложив руки за голову. – Ты же прибрала все улики против Маневича, иначе полиция сегодня явилась бы не к вдове, а прямо к нему. То же и с бедным твоим Федором… Я его, конечно, не знал, но раз ты так по нему убиваешься, значит, человек был хороший.
– Ты бы хоть на ночь оставил эту тему, – вздохнула Александра, останавливаясь на пороге.
– Да трудно оставить. Если уж за Маневича взялись всерьез, то теперь они должны устроить такое убийство, чтобы никакие улики пропасть не могли. И как я ни кручу, опять прихожу к выводу, что они попытаются убить тебя. Ты им мешаешь. Уничтожаешь улики до прихода полиции. Обо всем извещаешь Маневича. Возможно, еще как-то нарушаешь их планы. Он сам тебя нашел, понимаешь? Ты появилась из ниоткуда, ты – его человек и действуешь ему во благо. Ты в этом раскладе – лишняя карта…
Александра еще несколько мгновений задержалась на пороге.
– Это вместо «спокойной ночи», надо понимать? – осведомилась она. – Я по уши во всем этом, ты прав. К сожалению, Ветошников не успел меня предупредить. А если бы и успел… Я слишком долго ждала знакомства с Маневичем, чтобы поверить первому встречному. Даже если у него модная борода и дорогие часы.
Звонок, которого она боялась и ждала, раздался в начале десятого утра. Александра поднялась рано. Последние дни все валилось у нее из рук, а между тем заказчик, отдавший ей на реставрацию натюрморты, все еще их не получил.
Игнат мирно спал на кухне, завернувшись в несколько одеял с головой, напоминая гигантскую куколку бабочки. Александра несколько раз прошла мимо него, а тряпичный сверток даже не шелохнулся, продолжая издавать тихий, печальный храп с присвистом.
Ответив на звонок, Александра вбежала на кухню, присела на корточки и принялась расталкивать гостя:
– Меня вызывают к следователю, вставай!
– О боже… – раздалось из недр кокона. Оттуда выпросталась тощая рука, затем показалась растрепанная голова. – Ну так иди, раз вызывают. Меня же не вызывают. Я еще посплю.
– Да ты что, издеваешься?! – Александра вскочила, дернула одно из одеял за край, Игнат перекатился на бок. Застонав, он встал на четвереньки, выпутываясь из одеял, затем поднялся.
– Мы вместе должны пойти! – продолжала художница. – Мы вместе его нашли!
– Погоди, постой, – Игнат взъерошил волосы, растер ладонями покрасневшее лицо. – Это все надо было делать сразу. Что мы скажем теперь? Что нашли труп и никому не сказали? Что ты собрала там улики и отдала их тому человеку, на которого они указывали? Ты вообще соображаешь, что у тебя могут быть огромные проблемы?! А благодаря тебе – и у меня! Кто издевается-то?!
– Хорошо, я пойду одна, – Александра прошла в ванную комнату и, встретив в зеркале свое отражение, отвернулась – она увидела страх в своих глазах.
– Но я расскажу о тебе, – художница снова взглянула в зеркало и увидела там отражение Игната, стоявшего на пороге. – Мы испугались и убежали. Вот и все. Это плохо, но это не преступление. А вот лжесвидетельство – да, преступление. Я должна быть там в одиннадцать тридцать.
Они с Игнатом взяли такси и приехали в следственное управление в начале двенадцатого. Игнат, угрюмый и настороженный, заявил, что ему надоели эти московские развлечения.
– Я в жизни не давал никаких показаний и не имел дел с полицией. Буду ждать тебя вон в той забегаловке.
– Надеюсь, увидимся!
Александра старалась ни о чем не думать, как перед прыжком в холодную воду. Она поднялась на крыльцо, отворила дверь, сказала дежурному, что ей заказан пропуск. Она старалась увидеть себя со стороны, как делала всегда, когда нужно было успокоиться. Невысокая, бледная, коротко остриженная – вечно растрепанные рыжевато-каштановые волосы делали ее похожей на мальчишку. Джинсы, клетчатая рубашка, мокасины, большая брезентовая сумка, тут и там испачканная масляными красками. Пожалуй, лишь сумка выделяла ее из толпы, ежедневно текущей по тротуарам Москвы, по эскалаторам метро, несущейся под землей в поездах. Большая тяжелая сумка, объездившая с ней половину мира, содержимое которой пришлось наполовину выложить для досмотра.
Следователь принял ее ровно в одиннадцать тридцать. Пришлось ждать в коридоре. Александра отчего-то надеялась увидеть того же оперативника, который снимал с нее показания в магазине благовоний, хотя он предупредил ее, что его функция – составление первоначального акта.
Этот следователь понравился ей меньше. Коренастый, почти квадратный, с невыразительным мясистым лицом, глаза внимательные, неопределенного цвета.
– Я хочу сделать заявление, – сказала Александра, едва присев к столу.
– Вот так сразу? – казалось, ее инициатива не слишком обрадовала хозяина кабинета. – Давайте все-таки пройдемся по тем вопросам, которые уже есть. Вы приглашены в качестве свидетеля по делу об убийстве. Мой помощник вам это озвучил по телефону?
– Да, он сказал.
– Где вы проживаете? – он перелистал паспорт Александры. – Адрес регистрации совпадает с фактическим?
– Нет, это адрес родителей. Я снимаю квартиру. Я художница, мне нужно отдельное помещение для мастерской.
– По какому адресу проживаете?
Александра назвала свой новый адрес. Затем, очень стараясь сохранять спокойствие, добавила:
– Но я там живу всего четвертый месяц. Раньше у меня была мастерская неподалеку, я много лет подряд там жила и работала. Но, к сожалению, дом пошел под реконструкцию.