— Быстросохнущая водостойкая краска. Цвет может быть любой. На солнце за год портится, растрескиваясь. Но если в помещении использовать, то продержится дольше.
— Кхм… А мы тут при чем? — осторожно осведомился Петр Леонтьевич, все еще напряженный.
— Вот не надо со мной играть. Не надо. — максимально холодно и жестко, насколько смог, процедил Лев Николаевич, глядя исподлобья на главу этого семейного бизнеса; в глаза, точнее, куда-то в точку на затылке. — Где вы этих придурков закопали? — спросил он, заметив, как эти двое вздрогнули, а глазки их забегали. — Впрочем, неважно. Все проверите, — кивнул он на флакон. — Обдумаете. И прошу в гости — поговорим. Пигменты можно в широком ассортименте использовать, но надо проверять на их поведение при полимеризации. Объем выпуска зависит от вложений.
Выдержал паузу.
И кивнув на прощанье, вышел.
Братья же переглянулись и одновременно потянулись к верхним пуговицам на одежде, чтобы их расстегнуть. А то очень уж душно стало.
— Дерзкий, — произнес младший.
— Откуда только он узнал? — нервно сглотнув, задал риторический вопрос Петр.
— Он не пошел в полицию. И даже не обратился к графине Шиповой. А мог. Несколько слов и ее супруг сотрет нас в порошок.
— Ради любовника жены? — усмехнулся старший.
— Дурак ты, — буркнул Александр.
— ЧТО⁈ — взвился Петр.
— Ты старший и решать тебе. — примирительно поднял руки младший брат. — Но послушай меня сейчас ОЧЕНЬ внимательно. Шипов только недавно стал военным губернатором, и ему надобно как можно скорее показать царю батюшки, какой он молодец. Смекаешь?
— Что я должен смекать?
— Эти шайки прикормил еще батюшка наш, но спросят с нас. И за дело, и за «сладость» твоего характера, и еще за что-нибудь, ведь ты слишком многим уже ноги отдавил. Да и взять с нас есть что. Так что будь уверен, если все правильно подать — генерал сожрет нас с потрохами. Не ради этого юнца, а для своего благополучия.
— Ты вот сейчас это серьезно? — обалдел старший брат.
— Более чем. Не знаешь, как эта сопля на нас вышел?
— Понятия не имею. Кто-то сдал? — сказал Петр Леонтьевич и замер, обдумывая.
Еще их отец завел себе несколько прикормленных шаек, которые в обычное время жили тихо и спокойно. Изредка проказничая и получая от уважаемых людей содержание. Однако, когда становилось нужно, они выходили на дело и могли неслабо так пощипать любого конкурента, который стал увлекаться. Ведь, как известно, добрый словом и дубинкой всегда сподручнее вести деловые переговоры, чем одним лишь добрым словом.
И вот — эксцесс.
Со скуки напали, на кого не следовало.
Их наказали.
Хвосты подчистили, от греха подальше. Однако… внезапно выяснилось — не все получилось так чисто, как они думали. И этот буйный графёнок вышел на них. Более того — набрался наглости явиться и лично угрожать…
— Может, от него избавимся? — задумчиво спросил Петр Леонтьевич.
— Нет, ты точно дурак, — покачал головой Александр. — Полиция и так возбудилась. Сам рассказывал, сколько денег стоило унять ее интерес. Если же погибнет молодой граф, как думаешь, на кого подумают? Шипов будет требовать результата.
— У них не будет доказательств. — холодно и жестко возразил Петр.
— Ты сам-то в это веришь? Мда. Видишь это? — указал Александр на флакон с краской. — Это предложение примирения.
— Если там не болотная жижа.
Младший брат пожал плечами и позвонил в колокольчик, взятый со столика.
Вошел вышколенный слуга.
— Прошке это передай. Сие краска должна быть. Пущай по дереву ей помалюет и поглядит, как быстро она высыхает, да смывается водой после засыхания. В один, два и три слоя. Уразумел.
— Уразумел.
— Бери ее и ступай тогда. — повелительно-добродушный тоном произнес Александр. — И да, распорядись подать нам самовар. Мы попьем с Петром Леонтьевичем сбитня да подождем, пока Прошка все проверит…
Разговор не клеился.
Петр был настроен очень решительно и собирался «поставить на место зарвавшегося мальчишку». Александр же был куда рациональнее.
— Да что ты заладил? — наконец, не выдержал он и в сердцах бросил блюдце на стол… куда сильнее нужного, отчего оно разбилось.
— Ты чего? — опешил Петр, в их семье как-то было не принято так поступать. Даже во время самых острых скандалов. Все ж блюдце — ценный предмет, он денег стоит.
— Вот ты знаешь, кто нас сдал? Кто рассказал этому юнцу о том, что те людишки на нас работали?
— Да какая разница?
— Ой дурак… — покачал головой Александр. — Или ты думаешь, что он сам на нас вышел? Кто-то под нас копает и использует этого буйного да дерзкого графёнка. Они ждут нашего удара и подставляют его специально, чтобы тебя спровоцировать. Ты по своему обыкновению забудешься. Велишь его наказать. А дальше… понимаешь, что будет дальше?
Петр нервно пожевал губы.
Отец оставил им двадцать пять каменных торговых лавок, да еще шесть иных. Что делало их не только первыми среди прочих в Казани, но и объектом лютой зависти, а в чем-то и открытой ненависти. Тем более что в их руках имелся еще и Козловский завод, на котором трудилось около двухсот человек и выделывалось порядка ста тысяч кож ежегодно. Отличных кож! Которые китайцы с радостью выменивали в Кяхте на всякое.
Богаче и влиятельнее их людей в Казани попросту не было. Если не считать благородных, конечно. В остальном же — желающих их подсидеть или отхватить кусочек от империи хватало.
— Надо бы с остальными братьями посоветоваться, — после долгой паузы произнес Петр — старшой, что над ними верховодил.
— Сначала надобно понять, какой подарок принес нам юный граф. И сумел ли он переиграть наших ненавистников…
[1] На самом деле был еще Алексей Леонтьевич Крупеников, который и был настоящим старим братом. Но он женился вопреки воле отца на крепостной девушке, выкупив ее. И был изгнан из семьи и лишен наследства.
Часть 1Глава 6
1842, мая, 11. Казань
Лев Николаевич чуть пригубил кофе и поставил чашечку на блюдце.
— Я рад тому, что мы, наконец-то можем переговорить с глазу на глаз, — произнес он максимально благожелательным тоном.
— И что же вы желаете обсудить? — улыбнувшись, спросила Анна Евграфовна, не прикасаясь к кофе. Вроде спокойная и даже в чем-то равнодушная, но в глазах чертики прыгают.
— Чего добивается мою любимая тетушка, полагаю, нет нужды озвучивать, не так ли?
— Это, пожалуй, излишне, — излишне кокетливо ответила графиня.
— А чего хотите вы?
— Простите?
— Вы ведь зачем-то ввязались в эту игру. Какой у вас образ будущего? Какая цель? К чему вы желаете прийти? Или игра для вас самоцель?
— Но вы ведь не поддерживаете эту игру, — наигранно надула она губки.
— Анна Евграфовна — вы красивая женщина. И я бы включился, но есть несколько моментов. Важных. Очень. Настолько, что вся ситуация оказывается весьма затруднительной, если не сказать больше.
— Неужели из-за того, что вы считаете меня старухой? — несколько игриво спросила она, но взгляд очень серьезный, настолько, что казалось — ответь себя положительно и страшнее врага не найти.
— Побойтесь бога! — воскликнул Лев Николаевич, впрочем, негромко. — Как о таком вообще можно говорить? Вы прекрасно выглядите. Как в одежде, так и, я уверен, без нее. Посмотрите на свое декольте.
— А что с ним? — игриво спросила графиня.
— Видите вот этот гладкий переход? — произнес мужчина, подавшись вперед и осторожно проведя пальцами от кожи грудной клетки на верхнюю часть молочных желез. — Кожа гладкая и упругая, что говорит о том, что ваш бюст все еще полон свежести и молодости. А кожа на лице и шее? Особенно шее. Она часто выдает старение. Да-с. В костюме нимфы вы должны быть прекрасны. А вы старуха… Как можно?
— А вы пошляк и льстец. — фыркнула она смешливо. — Но продолжайте.
— Анна Евграфовна, я хотел бы хоть сейчас отправиться с вами в номера, но не могу.
— Отчего же?
— Я могу быть с женщиной только в том случае, если мы на равных или я выше. Положение миньона для меня унизительно.
— Глупости, — отмахнулась она.
— Для вас — быть может. Для меня — непреодолимое препятствие. А текущее мое положение делает любую близость с вами зависимой и потому неприемлемой. Простите великодушно, но, полагаю, вы тоже едва ли захотите иметь отношения с тем мужчиной, который себя не уважает. Мимолетное увлечение и все. Не так ли? Так имеет ли смысл начинать?
— Может быть… может быть… Но вы сказали, «несколько моментов». Что еще вас останавливает?
— Ваше замужество.
— Фу… не будьте таким скучным.
— Моя женщина — только моя. Я не с кем ее делить не буду. — спокойно произнес Лев.
— Какой милый юношеский вздор!
— Это не вздор. — ответил молодой граф, придав голосу металла, а взгляд…
Анна Евграфовна даже вздрогнула, потому как столь юное создание смотрело на нее взглядом жутким. Все ж таки начало карьеры там, в той жизни Лев проводил в полевых выходах и руки у него были по локоть в крови. Да и вообще — повидал некоторое дерьмо. Обычно-то он старался себя держать в руках и сохранять нейтральное выражение лица или даже шутливое, но порой… он смотрел волком, давая волю той своей натуре, что лежала в фундаменте его личности. И в таком взгляде было мало приятного.
— Вы серьезно? — куда более осторожно спросила графиня.
— Свою женщину я ни с кем делить не буду. — словно вбивая гвозди, процедил Лев Николаевич. А рука невольно схватила и крутанула ножик, который лежал на салфетке. Столовый, но все равно — он так опасно и уверенно завертелся в руке, перехватываясь то так, то этак, что графиня впервые в своей жизни испугалась. Она прекрасно знала, что молодые мужчины порой совершают глупости. Иной раз совершенно безрассудные и невозможные. Посему, такая решимость, и даже в чем-то экзальтированность, показались ей очень страшными.
— Как вы понимаете, уже это сделает наши отношения затруднительными. Несмотря на вашу красоту, я не смогу быть с вами так, как этого желает моя тетя.