Часть 2Глава 2
1846, май, 2. Санкт-Петербург
— Вы задержались. — мрачно произнес Джон Блумфилд.
— Виноват, сэр. Возникли непредвиденные трудности.
— Что-то серьезное?
— Владелец дома, где я снимаю квартиру, сообщил мне о завершении контракта. И что я должен буду съехать до конца недели.
— Из-за чего?
— Ничего личного. — пожал плечами худощавый мужчина в пенсне. — Он собирается перестраивать дом и сейчас всех выселяет.
— Как не вовремя…
— И не говорите. Но он взял в долг и у него каждый день на счету. Поэтому договориться не удалось. Пришлось задержаться. Сначала поговорить с ним, а потом отдать распоряжения.
— Вы обратили внимание на то, что у многих наших трудности?
— Так случается. Просто черная полоса.
— У всех?
— Сэр, беды не приходят в одиночестве.
— А вы не думали о том, что нам их устроили? Лично меня очень сильно смущает пожар в нашем посольстве.
— Он выглядит просто нелепой случайностью.
— Вы думаете?
— Конечно. Совершенно точно было установлено, что пожар начался из подсобки мертвецки пьяного дворника. Что здесь необычного? Да и потом. Власти Санкт-Петербурга подтягивались обычным образом. Пожарные команды все проспали, хотя едва ли могли помочь. А вот городовые и дворники ближайших домов нам очень помогли. Если бы не их отзывчивость, то мы все могли оказаться холодной ночью на пронизывающем ветру без теплой одежды.
— Здесь я соглашусь. Меня очень тронула их забота. Но пожар… Я прямо чую, что русские тут как-то замешаны. Не понимаю как, но чутье мое еще никогда меня не подводило.
— Допустим, это они. Но зачем?
— Мало ли поводов?
— Николай — бесхитростный человек. Он бы не стал так действовать.
— Он — нет, а Дубельт? А Орлов?
— Они преданы ему, как псы. Кроме того, в этом поджоге нет какого смысла.
— Сгорели документы, которые могли бы скомпрометировать нужных нам людей. Это сильный ход. Одним ударом вывести их под нашей опеке.
— А если нет? А если документы находились не там? — улыбнулся худощавый помощник посланника Великобритании в России.
— Ну…
— Если мы сами будем вести себя невозмутимо, то едва ли они рискнут проверять.
— Вы слышали эти слухи о том, что в здании видели людей?
— Чертей. У них лица были черны и не разглядеть. Но, я думаю, что это все сказки.
— Чертей… — тихо повторил Джон Блумфилд.
— Пьяные дворники порой бывают хуже чертей, — криво усмехнулся помощник посланника.
— А наш колдун к этому не может быть причастен?
— Мои люди из Казани написали, что он был в крайне раздраженном состоянии после получения извещения о необходимости прибыть на службу. Все получилось как нельзя лучше. Если на Кавказе у нас все сложится, то мы доведем его до белого каления и спровоцируем на активные действия.
— А если нет?
— Сделаем еще один заход. — пожал плечами помощник.
— Как Дубельт вообще на это пошел? Денег взял? Это ведь он?
— Он-он. Но нет. Мы пошли от обратного. Просто в одном из салонов, за которым он присматривал, подняли вопрос странной опеки молодого графа. Словно он бастард Николая Павловича.
— О! Еще один? Ха!
— Да. Вот поэтому никто и не удивился. — оскалился худощавый мужчина в пенсне. — Тем более что ликом своим Лев Николаевич не похож на родителей. Особенно раздувать этот вопрос не стали. Дубельт доложил императору. А тот и решил всему свету показать, что не ценит этого юношу, направив на ближайшую войну, без военной подготовки сразу в самое пекло. Кроме того, молодой граф слаб в верховой езде, а его направили в драгуны. Не унижение, но что-то очень близкое к этому.
— И нам остается только донести до Льва Николаевича эти обстоятельства?
— Найти способ. Хотя он умный, он сам, я думаю, все прекрасно уже понял. Еще несколько таких ударов и его лояльности конец.
— Хорошо… но меня все же беспокоят эти черти, которых видели в окнах.
— Я осмотрел ваш кабинет после пожара. Его остатки. Следы сгоревших бумаг на месте. Как и в остальных. Так что если это и были настоящие черти, то и дьявол с ними.
— Ладно. А что по Меншикову? — сменил тему Джон Блумфилд.
— Ничего.
— Совсем?
— Через четыре дня после пожара он явился к императору и подал прошение об увольнении его со всех постов по здоровью. После чего уехал на богомолье на Соловки. Отбыл до Риги, где уже навигация открылась. Сел на какую-то рыбацкую лоханку. С тех пор ни слуху ни духу.
— Никогда не слышал, чтобы он отличался набожностью. Да и место он выбрал…
— Он первый туда отправился на моей памяти из местных аристократов.
— А что его семья?
— Сын Меншикова, Владимир Александрович сопровождает отца, уволившись со службы. Дочь его или как он ее называет cette femme infernale[1] как жила с Иваном Яковлевичем Вадковским, так и живет. Она с отцом почти не общалась после свадьбы. Уже несколько лет дуются друг на друга. Супруга же… вы же знаете, что он велел заложить кирпичом проход в ее крыло особняка. И давненько.
— Да-да, припоминаю. Он ведь всегда высмеивал ее жажду богомолья.
— По словам тех, кто его в те дни видел, выглядело все так, словно он с цепи сорвался. Побил нескольких слуг, поторапливая их. Князь словно бежал от чего-то или от кого-то.
— Колдун? — поинтересовался посланник, подавшись вперед.
— Побойтесь бога⁈ Он-то здесь каким боком⁈
— Черти в нашем посольстве во время пожара. Странное поведение Меншикова. Вам мало совпадений?
— Я наводил справки, но никто ничего не знает. Весь столичный свет разводит руками.
— Мистика.
— Люди порой и не так чудят.
— У нас есть люди на Соловках?
— Нет. Зачем они нам они? Это глухой медвежий угол, в котором ничего не происходит. Не происходило.
— А вы уверены, что мы имеем дело с одним колдуном? — подавшись вперед, спросил посланник Великобритании. — Вы уверены, что Лев Николаевич один?
— Вы думаете?
— Меня, признаться, все это пугает. Пожар. Странное поведение морского министра, который нами был очень хорошо прикормлен. А теперь еще это сокращение армии.
— Казна этой отсталой страны просто больше не может выдерживать все эти глупости Николая и его военного министра. Они бы еще всю страну под ружье поставили. Точнее, под копье. Ружей-то не хватает даже для мирного времени.
— Иногда вы бываете слишком оптимистичны. — скривился посланник.
— В этой стране иначе сложно жить. Воспринимайте это все как наш… как ваш успех. И молитесь за то, чтобы, когда потребовалось, это все развалилось словно карточный домик. А то тут такое бывает — все хорошо продумано и сделано, а где-то что-то повисает на единой нитке, из-за чего они снова спасаются.
Посланник же покачал головой и подняв глаза к небу, перекрестился.
— Или вы мне не верите?
— Не верить вам сущее безумие, за столько лет, проведенных тут, вы, без всякого сомнения, научились разбираться в этих людях. Нет. Я просто боюсь. У меня есть чутье на проблемы, и обычно оно меня не подводит.
— Николай едва ли решится на какие-то серьезные меры против нас. Даже если все узнает. — серьезно произнес помощник. — Ему нужна торговля с Англией и кредиты банка Hoop. Так что относитесь к ситуации проще. Даже самый страшный провал грозит нам всем максимум высылкой.
— Или смертью.
— Он не решится.
— А колдун? — максимально серьезно спросил посланник. — Если он может управлять бесами, насылаемыми на людей, то почему этот человек не может отправить такого беса послушать да подсмотреть? Вы можете дать гарантии?
Помощник промолчал.
— Вот-вот. От него пора избавляться.
— Он же еще не выполнил своего предназначения.
— Хватит играть с огнем! Хватит! Если бы на кону была только его жизнь — и черт с ним. Но на кону — наши жизни. И я не удивлюсь, что и души. Вы готовы сыграть в такой штосс?
— В штоссе можно победить.
— С дьяволом⁈ Вы серьезно⁈ — нервно воскликнул посланник и расхохотался…
Лев Николаевич тем временем медленно шел по Петровскому укреплению, что расположилось на берегу Каспия. Именно сюда довезла его расшива.
В советское время его переименуют в честь революционера.
Но это будет потом… если вообще будет. А пока ни памятников сносить никто не собирался с церквями, не переименовывать все подряд в честь бунтовщиков и преступников не спешил. Там в XXI веке Лев Николаевич имел возможность понаблюдать за аналогичной игрой с отменой русской и советской культур. И когда увидел, сделал свои выводы. Явно не в пользу той советской практики, которую применяли для отмены уже собственно советского наследия…
В 1844 году здесь были заложены свежие укрепления совершенно обычного вида. Квадратная территория обносилась земляным валом с бастионами по углам, на которых насчитывалось совокупно дюжина легких орудий.
Внутри пороховой погреб с арсеналом. Казармы из ракушечника. Ну и дом коменданта — чин по чину построенное каменное здание с подвалом, который использовали в качестве тюрьмы.
Снаружи располагались склады, площадь, причал и пара удаленных наблюдательных постов: на горе в двух верстах от крепости, и на мысу.
Население… да какое население? Совершенно обычный военный объект. Этакий закрытый городок, обеспечивающий снабжение целого кластера русских войск на Кавказе.
Солдаты, офицеры, казаки да горстка гражданских.
Причем последние почти все внутрь укрепления не пускались и либо обслуживали приходящие корабли, либо трудились на складах, либо помогали с организацией караванов.
— Стой! Кто таков? — окликнул Льва Николаевича солдат на воротах.
— Корнет Нижегородского драгунского полка граф Толстой, — рапортовался он.
— Почему не по форме? — вмешался офицер, стоявший неподалеку.
— Только получил предписание. Еще не успел форму пошить.
— Можно взглянуть на него?