— Солдатушки, браво-ребятушки…
С присвистами и выкриками бодрыми.
Ложки еще достали, и парочка поигрывала на них. Не хватало только музыки нормальной. Чтобы бодрее и веселее все это выглядело.
Лев же шел в арьергарде и поглядывал по сторонам. Стараясь приметить людей и, если получиться, их взгляды. Время от времени отпуская сальные шутки, вызывающие взрыв хохота…
И так несколько часов кряду.
Сложно было.
Но до каждого бойца довели задачу. И каждый старался. Еще и равнение старались держать, и идти в ногу…
[1] Пистолет в эти годы входил в комплекс вооружения нижегородских драгун, будучи вспомогательным оружием.
Часть 2Глава 5
1846, июнь, 23. Укрепление Чир-Юртовское
— Кваску, Лев Николаевич? — произнес денщик[1], поднося большую кружку холодного напитка.
— Вот это дело! — расплылся в улыбке Толстой. — Сам-то попил уже?
— А то, как же, ваше сиятельство[2]. — расплылся тот в улыбке, зная нравы корнета и его заботу о подчиненных. Тот выступал в роли того, кто решает проблемы подчиненных.
Не всех.
Не всегда.
Но решал и знал, кто чем живет. И следит за тем, чтобы все были сыты, обуты и одеты, ну и здоровы. Неоднократно за этот месяц подключаясь лично, в том числе своими деньгами, для того чтобы решить трудности со снаряжением и обмундированием.
Уставным.
Имелись ведь нормы выдачи, которые совершенно никуда не годились для боевых действий. Из-за чего солдаты и в какой-то степени унтера вид имели далеко не самый товарный. Вот Лев Николаевич и помогал эту трудность преодолеть.
А отвечал он не только за своих охотников.
Нет.
Ему как в том походе доверили арьергард эскадрона, так он на нем и висел. Хотя в должности и не утверждали. Командир полка сам по какой-то причине не решался этого сделать.
Строго говоря, такой должности-то и не имелось. Просто требовалось оформить перевод из «стояния при полке», то есть, резерва, в конкретное подразделение. А там уже — как командир скажет, закрепляя за каждым обер-офицером свою роль и задачи.
Однако Лев висел в воздухе.
Де факто — уже в эскадроне.
Де юре — нет.
Что, впрочем, не мешало ему ответственно выполнять порученную работу и заботится о вверенных людях…
А вообще — возвращение эскадрона из того боя прошло вполне благополучно. Их заметили на наблюдательном посту линии. И выслали еще эскадрон для поддержки. Хотя это и оказалось излишним — у неприятеля не имелось поблизости сил, способных к активным действиям. И так бы вышли. Сами…
И потекли будни.
Эскадрон ждал пополнение конского и личного состава.
Люди лечились и отдыхали, не зная, чем себя занять.
Лев же организовал себе и своим людям учебно-тренировочный уголок и находил им занятие поинтереснее. Турник, брусья, груша и прочее. Первые дни на них окружающие поглядывали с сомнением, но в разговорах припомнили, как охотники ловко действовали. И стали подтягиваться.
Тем более что в дни покоя свободного времени хватало. Слишком опасного для солдат. Так-то, если стоять в каком-нибудь мало-мало значимом городе, можно было бы на отхожие промыслы ходить. Подрабатывать. Чем солдаты и занимались там обычно. Здесь же, чуть ли не на линии фронтира, подобные промыслы заканчивались трупами. Не всегда, но часто. Перемежаясь пропавшими без вести и заложниками. Посему сидели без дела и куковали. Пить-то тоже было нельзя.
А тут какое-никакое, а развлечение.
Поэтому мало-помалу и начали втягиваться. Сначала эскадрон, с которым Лев ходил на то дело, а потом и остальной полк. Во всяком случае та его старая часть, которая располагалась в Чир-Юртовском укреплении, а не новые эскадроны, еще не прибывшие сюда.
И на снарядах спортивных игрались.
И вокруг крепости бегали.
И даже спарринг на кулачках начали практиковать. Все. Включая нижние чины. Без фанатизма. Отрабатывая больше удары на мешках с песком и макиварах из досок, обмотанных веревками.
Командир же полка смотрел на это крайне положительно. Со скепсисом, но положительно. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.
И так день за днем. Спокойно и нудно…
Но в это утро Куровский Феликс Антонович приказал строить полк, вопреки обыкновению. Сразу после завтрака. Вон — только стали расходиться и зазвучала труба.
Никто, впрочем, не возмущался.
После практически двух месяцев затишья людям хотелось какого-то дела. На «прогулки» они, конечно, продолжали выходить. Что по своим тылам, что за линию. Но все заканчивалось чрезвычайно тихо и спокойно. Ни единого выстрела.
Слишком уж много людей потерял местный наиб в той засаде…
Построились.
И полковник начал выступать.
— В связи с сокращением армии, Его Императорское величество Государь Император Николай Павлович принял решение оставить наш полк в составе шести эскадронов. Формируемые же четыре дополнительные упразднить, равно как и резервную пешую команду.
Новость.
Серьезная и значимая.
Из-за чего многие помрачнели.
Идея усиления полка полутысячей бойцов многим была по душе. Слишком уж тут было беспокойно. А тут беда такая… Прямо волна мрачных, серых взглядов и настроений пошла.
— Кроме того, Николай Павлович повелел подготовить списки нижних чинов, что в рядовых свыше десяти лет и в унтер-офицерах свыше пятнадцати лет стоят. По мере появления возможности их будут отправлять в резерв и дозволяя селиться по городам да селам, где заниматься хозяйством и заводить семьи.
А вот сейчас расцвели.
Подходящих под требования едва ли треть. Однако такой шаг выглядел… неожиданно и благостно для многих.
Феликс Антонович вещал дальше, рассказывая шаг за шагом новости. Лев же с трудом сдерживал ухмылку. Видимо, его разговоры и письма дали свой эффект. Тяжесть растущей финансовой ситуации слишком уж явно проступала и стала видна многим. Оставалось лишь гадать — отчего они ранее тянули. Ведь знали, все знали…
Хотя, конечно, граф не понимал, как удалось уговорить Николая I на сокращение армии. У него же был пунктик. Он считал, что нужно на любом направлении держать столько войск, чтобы своими силами могли с любым неприятелем совладать. Ну, почти с любым.
И такой шаг.
Ведь если до Кавказа дошли указы, то по остальным землям уж точно их зачитали…
Наконец, дело дошло до награждений.
И о них вспомнили.
Хотя с самого возвращения тишина стояла. Никто и словом не обмолвился. Скорее, наоборот. Злые языки болтали, что по итогам той прогулки штабс-ротмистра могут отстранить от командования. Все ж таки в засаду попал, в которой вверенных ему людей едва не перебили.
Но нет.
Решились-таки награждать.
Для нижних чинов его светлость князь Воронцов выделил дюжину знаков отличия Военного ордена. Сиречь Георгиевские кресты, но не ордена, а медали. Кого именно награждать должно было решить в полку. Так что полковник, заявив это следом озвучил список награжденных: все как один — рядовые, кроме того унтера из арьергарда.
Дальше он вызвал Льва Николаевича и перед строем сообщил о награждении его орденом Святой Анны младшей степени и присвоении досрочно чина поручика[3]. Так-то то, что он устроил там, на склоне, должно награждаться орденом Святого Георгия. Однако наместник посчитал, что повышение в чине будет полезнее для юного дарования. Вот и уважил как смог. Заодно приписав в эскадрон.
Ну и, наконец, полковник поздравил командира эскадрона Петрову Виктору Александровичу орденом Святого Владимира 4-ой степени с бантом[4]. Серьезная и значимая награда для его двадцати пяти лет. Вон — расцвел и просиял ликом. Да и вообще — полк переполняли преимущественно светлые мысли.
На этом и разошлись.
Ну как — перейдя к неформальной части.
— Вроде небольшая стычка, а столько наград. Что-то командующий расщедрился. Отчего это? — поинтересовался Лев Николаевич у командира полка.
— Местный наиб ранен. Его отряд чрезвычайно ослаб. Да и дрались вы против сильно превосходящих сил.
— И все?
— А этого мало?
— Эта война тянет десятилетиями, и подобного рода стычки случаются регулярно. И я не слышал, чтобы бойцов так осыпали наградами.
— После Даргинского похода[5] нужно было что-то такое сделать. — ответил Петров вместо Куровского. — Я не удивлюсь, если в полках об этом подвиге уже зачитали.
— Должны зачитать. — улыбнувшись, кивнул полковник.
— Как интересно. А оружие? А снаряжение? Что командующий ответил на ваш запрос?
— Под его ответственность — снаряжайтесь, как хотите, но в эскадроне и если Виктор Александрович это дозволит. Но казна ни единой копейки выделить на это не может пока.
— Армию сокращают, а денег нет?
— Ревизия же. Не слышали разве?
— Нет, — честно ответил граф. — Откуда?
— По многим полкам и укреплениям идет ревизия. Поговаривают, что несколько генералов уже приняли под белы рученьки. А один даже застрелился.
— За воровство?
— А ты поди и угадай, — недовольно фыркнул полковник. — Они же не докладывают. Зверствует Дубель, зверствует.
— Леонтий Васильевич едва будет кого наказывать просто так.
— А вам почто знать?
— Имел возможности с ним общаться.
— Вы⁈ — напрягся полковник, как и все остальные.
— Я невольно был вовлечен во внутренние конфликты августейшей фамилии. Вот Леонтий Васильевич и приезжал в Казань разбираться. Через него я и подал прошение на службу.
Всех сразу резко попустило. Так-то поначалу подумали, что Лев — человек Дубельта. Но нет… просто пересекался.
Разговорились.
И потихоньку выяснились нюансы армейской реформы.
Оказалось, что нельзя просто взять и уволить половину армии. Для этого деньги требовались, которых нет. Это же резервисты. Если их на улицу выгнать, то где потом искать?
— Слушайте, а если я найду эти деньги? — оживился граф.
— В каком смысле?