[2] Депешу (точнее, пакет депеш) доставил корвет, дошедший до ближайшего незамерзающего порта на Балтике — в Кёнигсберг. Откуда уже на перекладных довезли до столицы. Там же, в том порту, корвет и ожидал обратных посланий.
[3] Полковник Хосе Мариано Саласом (1797–1867) был президентом Мексики с 5 августа по 23 декабря 1846 года, когда сложил полномочия, уступив власть Санта-Анне. В этих реалиях из-за переговоров с русскими и присутствия эскадры власть удержал; Санта-Анна просто не решился дергаться — не время. Слишком уж критическая ситуация была для страны в этой войне.
Часть 3Глава 2
1847, январь, 7. Санкт-Петербург
Лев Николаевич прогуливался по набережной Мойки.
Слежка за ним не прекращалась. Как после награждения началась, так и продолжалась. Приходилось немало постараться, чтобы сбрасывать этих хвосты перед по-настоящему важными делами. Заодно наводить на нужные и, в общем-то, тупиковые версии.
Корабли.
Уезжать из России на кораблях в условиях клинча с представителями Великобритании — последнее дело. Слишком запредельно высокие риски. Нет. Он не собирался так рисковать.
Остановился.
Захотелось закурить.
А тут, в этой жизни, он старательно избегал этой вредной привычки. Там, после того как перешел к более обстоятельной работе — обзавелся. И стал большим ценителем кубинских сигар. Здесь же… возможности имелись ничуть не хуже. Но граф держал себя в руках. Ибо медицина там и тут — две большие разницы.
Подъехал и остановился неподалеку неприметный возок — черная карета на полозьях. Таких хватало. Сажа все ж таки очень дешевый краситель.
Лев положил рук в карман и нащупал рукоятку револьвера.
Он еще в октябре получил партию из десяти «стволов» от Игната. Вот парочку себе и переделал во что-то вроде «бульдога» с коротким стволом. Калибр бы ему еще побольше — совсем хорошо вышло. А так… ну тоже ничего. Главное, что стало можно в кармане просторной одежды носить.
Так-то на поясе у него висела сабля с «клюквой».
Орден Святой Анны IV степени давал очень приятную привилегию ношения клинка всегда. Это же награда, причем боевая. Вот он и носил.
Обычные револьверы открыто не по-таскаешь. Не принято это. Поэтому Лев и затеял всю эту историю с «коротышами». Один у него висел под мышкой в «оперативной кобуре». Второй лежал в кармане. Еще на ногах у щиколоток располагались «дерринджеры». Так что он представлял собой натурально ходящий арсенал по этим годам, даже не считая пять ножей, куботан в качестве брелка на связке ключей, кастет и нунчаки, которые пришлось расположить не в левом, а в правом рукаве.
Со стороны, кстати, это действо графа не должно было вызвать вопросов или подозрений. Он пару раз подышал на руки и убрал их в карманы. Зима же.
Дверца возка открылась.
И на снег вышел Леонтий Васильевич Дубельт собственной персоной.
Оправил одежду и, найдя графа взглядом, улыбнулся ему.
Толстой же, приметив управляющего Третьего отделения, быстро и словно невзначай огляделся. Будто бы проверяя — не едет ли кто со спины. После чего, не вынимая рук из карманов, пошел к нему навстречу.
— Давненько не виделись, Лев Николаевич. Надеюсь, вы на радостях в меня стрелять не будете? — кивнул Дубельт на карман дорого сшитой офицерской шинели.
— Прошу прощения, — криво улыбнулся граф. — Постоянная слежка делает меня несколько нервным. Постоянно ожидаю ареста или убийства.
— Ну, о чем вы говорите⁈ Какой арест? Какое убийство? Вы, мой друг, очень нужны и важны как стране, так и императору. Даже и думать о таком не смейте! Эта ржа вас просто сожрет изнутри и с ума сведет.
Граф промолчал.
— Не верите мне?
Помолчали снова. Оба. И эта пауза затягивалась.
— Я должен что-то ответить? — наконец, спросил Толстой.
— Зря вы так. Разве я хоть раз дал повод усомниться в моем расположении к вам?
— Нет. Но вы верно служите нашему Государю, которому я, видно, совсем не по душе.
— Хм. Лев Николаевич, я привез вам две новости, которые переменят ваше мнение на этот счет.
— Вы? Мне? Лично?
— Да. Потому что больше вы никому бы не поверили. Может, все-таки уберете руку с пистолета? Это, скажу я вам, тревожно.
— С револьвера, — поправил его граф, но обе руки, впрочем, вынул из карманов. Вокруг действительно не было видно группы захвата. Умом он понимал — в этих реалиях ее, скорее всего, и быть не могло. Но все равно — перестраховывался.
— Первая новость связана с тем самым коварным турком.
— Он умер?
— Он просил вам передать этот. — произнес управляющий третьим отделением, доставая из-за пазухи какую-то бумагу.
— Что это? — поинтересовался граф, не подходя.
— Поручение в банк Штиглица о выдаче вам находящегося у них на ответственном хранении оговоренной вами суммы.
Лев Николаевич прищурился и вновь огляделся, ожидая подвоха.
Подошел.
Взял этот документ.
Внимательно прочитал.
— И как это возможно?
— Помните нашего старого знакомого Джон Блумфилд? Посла Великобритании в России. Вы именно с ним беседовали на приеме.
— Помню. — произнес как можно ровнее Лев, хотя уже второй месяц, как организовал круглосуточную слежку за посольством: за зданием и всеми его ключевыми сотрудниками, включая Джона. Анализируя их контакты, активность и графики движения, проводя подготовку к захвату и дознанию.
— Он попытался сбежать из столицы уже на следующий день. — улыбнулся Дубельт, также сохраняя спокойствие. — Однако я передал ему НАСТОЯТЕЛЬНУЮ просьбу Его Императорского Величества не спешить с отъездом.
— И он послушался?
— Мы прямо ему сказали, что в порту очень неспокойно, а в пригородах столицы видели разбойников. И что мы не сможем гарантировать безопасность сотрудникам посольства, если они попытаются покинуть столицу.
— Прозрачный намек. — оскалился граф.
— При этом поданный без всякой угрозы. — улыбнулся Дубельт. — Я просто вручил ему выписку из отчета полиции, показав в ней количество преступлений за пять лет, но не указывая даты. Выглядело довольно устрашающе. И пояснил, что после конфликта в тронном зале мы не готовы брать на себя ответственность за гибель посла.
— А зачем так? Почему?
— Уже много лет сэр Стрэтфорд заправляет английской политикой в Османской империи. Именно он сорвал подписание союза между нами и турками[1]. Да и активность горцев частенько к нему ведет. Так вот — писем сэра Стрэтфорда у нас накопилось порядочно, и найденное вами письмо написал явно не он. Однако Шамиль, как и вы, убежден в том, что его прислал именно он.
— Значит, этот англичанин оказался прав?
— Нет, — улыбнулся Дубельт. — Почерк письма мне показался знакомым. Но для того, чтобы вспомнить его, мне потребовалось время. Оказалось, что оно написано рукой Джона Блумфилда. Лично.
— А он тут при чем?
— А вот так. Мы поговорили с Шамилей и выяснили, что ему приходили письма, писанные и такой рукой, и Стрэтфордом. И подписывались они одинаково. И часто имели пересечения смыслов. То есть, Блумфилд и Стрэтфорд курировали работу Шамиля, находясь в тесной связи между собой. Есть большие подозрения, что наш милый Джон слал советы и поручения Шамилю, ориентируясь на добытые здесь сведения.
— Хм… А как получилось, что Джон согласился выплатить мне деньги? Откуда они у него, кстати?
— Это посольские. Я передал ему слово Государя о том, чтобы он выполнил ваше условие в течение суток, после чего покинул бы Россию навсегда под каким-нибудь благовидным предлогом. А потом бы никогда более даже косо не смотрел в ее сторону. В противном случае он распорядится предать огласке это письмо с пояснениями.
— А разве я на приеме не сделал это?
— Вы⁈ — улыбнулся Дубельт. — Ну что вы! Нет, конечно. Прежде всего далеко не все в зале вообще слышали ваш разговор. Он же здоровый. Во-вторых, Джон использовал все свое влияние, чтобы замять вопрос. Дескать, проказы турок.
— И теперь он уехал?
— Утром на перекладных отправиться в Кёнигсберг, а оттуда домой.
— Может быть, все же стоит пустить слух?
— Это ускорит войну, а мы к ней пока не готовы. Да и втянулись по вашей вине в эту историю с Мексикой.
— Вы сказали, что привезли мне две новости. Какова вторая.
— Государь желает пригласить вас на обед. И поговорить. Снова вижу сомнения на вашем лице. Как вы видите, он очень серьезно отнесся к тому, что за вашу голову объявили награду, и не отступал, пока не добился разрешения этого недоразумения. Неужели вы все еще не верите в него?
— Все прошло тихо и за моей спиной. Мне непросто принять это, хотя, признаться, удивлен я приятно и чрезвычайно. Что до беседы. Я так понимаю, что ему хочется поговорить про Калифорнию?
— Не только и не столько. Он просто хочет с вами поговорить. О всяком. Он время от времени приглашает к себе разных выдающихся деятелей нашей державы. Ему интересно, что вы за человек.
— И когда же?
— Да прямо сейчас, — улыбнулся Дубельт. — Пока вы не сбежали из России. Вы ведь это собираетесь сделать?
— Я? — наигранно удивился Толстой.
— Ну не я же. — еще шире улыбнулся Дубельт. — Лев Николаевич, мы уже всю голову сломали. Скажите, куда вы собирались отправиться? Ну, после всей этой кровавой вендетты. Неужели в Парагвай?
— Возможно. — улыбнулся граф. — Очень даже возможно. Но мне последнее время больше нравилась идея Гавайев.
— А где это?
— Архипелаг в Тихом океане прямо посередине между Старым и Новым Светом. К северу от экватора.
— И что там вам привлекло?
— Если бы мне удалось утвердить там власть России, хотя в виде протектората, то мы бы получили лучшую военно-морскую базу в регионе. Где не только можно было держать флот для доминирования в Тихом океане, но и снабжать наши владения на Камчатке, на Аляске едой и по Охотскому морю. Своей. Дешевой. Заодно организовав мощный центр по добыче ресурсов моря: рыбы, китов, жемчуга и прочего. Ну и девушки там красивые, туземные, то есть, не отягощенные излишней христианской моралью.