Железный лев. Том 2. Юношество — страница 45 из 49

— Щедро, — не сдержавшись, нервно и в чем-то даже глумливо усмехнулся Штиглиц, впрочем, почти сразу взял себя в руки.

— Меня это так разозлило, что Карл Васильевич меня несколько часов кряду уговаривал не отправлять графа в Лондон своим посланником. — задумчиво произнес император и хмыкнул. — Быть может, это ужасно, но… мне просто из какого-то детского любопытства хотелось узнать, что он там устроит.

— Войну, — робко произнес Княжевич.

— Да, возможно. Потому и не стал так поступать. Впрочем, вернемся к его проекту. Александр Максимович, не сочтите за великий труд и прочтите нам эту брошюрку вслух. Там немного. Буквально несколько листов. Заодно и я освежу в памяти, и Александр Людвигович ознакомится.

Так и поступили…


Лев в этой брошюрке предлагал создать в России двухконтурное денежное обращение. Прямо по канону XX века. Слышал и читал в свое время. Даже обсуждать приходилось в кругу друзей, сталкиваясь с диаметрально противоположными взглядами. Но в целом — ему самому идеи эти показались очень здравыми, если их правильно применять.

Вот он и попытался все донести системно.


Первый контур в России и так уже имелся. Это кредитные билеты, обеспеченные золотой и серебряной монетой. Его Лев предлагал оставить как есть. По факту. Чтобы не провоцировать лишние потрясения и тревоги населения.

Второй же контур он предлагал ввести в довесок, а не противопоставляя.

Выбрать десяток самых авторитетных заводчиков, имена которых имеют наибольший вес, и с их помощью учредить общество с каким-нибудь красивым названием. Ну и начать выпускать векселя этого общества. Разрешив ими официально производить расчеты между внутренними производителями и совершать уплату налогов с пошлинами. А чтобы заинтересовать этим инструментом, поставить на векселя небольшой, чисто символический ежегодный процент. Ну и по налогам сделав дисконт процентов в десять…


— Очень похоже на ассигнации, от которых мы совсем недавно отказались, — заметил Штиглиц, когда Александр Максимович закончил читать.

— Ассигнации можно было использовать для розничной торговли, — возразил Княжевич, — и вывозить за пределы России. А тут — нет. Как вы понимаете, это очень сильно сдержит инфляцию.

— Нельзя, не значит, что не будут. Впрочем, я соглашусь, сдерживать горячечные порывы этих гуляк станет многократно проще. Да и едва ли у дворян окажутся в больших количествах эти векселя. Они скорее зерно станут продавать за кредитные рубли или звонкую монету. Иначе как они потом в Париж поедут или купят французское вино?

— В этом, конечно, немалая сложность… да… Как заводчикам закупать еду на такие векселя, если ее не будут продавать?

— Почему не будут? — удивился Штиглиц. — Будут. Ограниченно, но будут. А вообще, тут пока не попробуешь — не поймешь.

— Риски… репутационные риски… — покачал головой император.

— Николай Павлович, — осторожно и даже робко произнес Княжевич. — Так ведь риски все на тех учредителей переносятся.

— Даже не на них, а на управляющего, — возразил Штиглиц. — Всегда его можно сделать виновным во всем. Учредители тут пострадают только если все очень быстро испортится. А годиков пять — десять покрутится уже их и не вспомнят.

— Думаете?

— Уверен.

— Тогда мне это все очень нравится, — весьма неуверенным тоном произнес министр финансов. — Мы можем начать ассигнования, то есть, выделение векселей под всякие рода производственные цели, не опасаясь повредить бюджету.

— А сборы налогов? — хмуро спросил император. — Меня волнуют в первую очередь они.

— Государь, — осторожно начал Штиглиц. — Лев Николаевич предлагает начать массовое строительство железных дорог с узкой колеей, да в один путь. Чтобы максимально быстро охватить наибольшие площади России.

— Мечты… — отмахнулся император.

— Вы знаете, сколько сил и средств тратят помещики, чтобы довести выращенное ими зерно до рынков сбыта? — спросил директор Госбанка.

— Примерно сопоставимые с годовыми поступлениями в казну, — ответил за императора Княжевич. — Но это никак не монетизируется.

— Вот именно! Вот именно! — заметил Штиглиц. — Помещики просто берут своих крепостных и бесплатно их гоняют извозом за их собственный счет по шесть-семь недель в году. Все это время крепостные могли бы и своими делами заниматься, увеличивая прибыток. Если же появится железная дорога, пусть даже такая слабенькая, то нужды в этом обширном извозе попросту не станет. И мы через некоторое время получим дополнительные поступления в казну.

— Вы уверены?

— В Великобритании создание в свое время сети каналов привело именно к этому эффекту. Сильно увеличилась товарность сельского хозяйства, снизились издержки и увеличилось благополучие землевладельцев. Сейчас же они их заменяют железной дорогой.

— Ну… Они могут себе это позволить.

— В бедной Пруссии[5] сейчас активно строят железные дороги и там тот же самое происходит. Село прямо расцветает, так как теперь может вывозить нормально плоды своего труда. В нашем случае, конечно, куда важнее связать южные губернии с северными, чтобы обеспечить более удобное перетекание продовольствия.

— Если же заменить повсеместно барщину фиксированным оброком… — осторожно добавил Княжевич.

Император на него зыркнул.

Остро.

Но не злобливо.

— Поясните.

— Я общался со многими помещиками. Крестьяне не заинтересованы в том, чтобы пахать больше и осваивать новые приемы. Даже если во время барщины используют их вполне умело. Они стараются сделать минимум. Просто чтобы прожить. А остальное — трава не расти. Тут же, если будет строго фиксированный оброк, то появится стимул стараться, ведь все, что сверху, пойдет уже тебе. Особенно если этот оброк будет разумным и достаточно легко достижимым.

— А дворяне не взбунтуются?

— А много из них сельским хозяйством занимаются? — мягко улыбнулся Княжевич. — Большинство и в поместьях-то своих не бывают. И там в лучшем случае проказничают управляющие, которые порой хуже врагов для крестьян. Уверен, что почти все дворяне с облегчением вздохнут, если их крепостные станут обязаны приносить им деньги, а не зерно. Ведь это получается, что и управляющих можно уволить, ограничившись выборным старостой из крепостных. Ему просто по головам нужно будет пересчитать людей и собрать с них оброк, передав помещику.

— Не все дворяне, не все, но… пожалуй, соглашусь — абсолютное большинство. — кивнул Штиглиц.

— Не лихо ли мы заходим? — задумчиво спросил император.

— Несмотря на грандиозность задумки, изложенной Толстым, со стороны она не будет выглядеть таковой. — произнес Княжевич. — Перевод всех крепостных на фиксированный оброк? Так это можно подать как заботу о дворянах, которые все в долгах как в шелках. В том числе упрощения общения с кредиторами, что порой шалят. А тут — суммы точные и доход вполне предсказуем, не особенно похитришь. Главное, как уже сказал Александр Максимович, не увлекаться и поставить оброк поменьше. Заменив им всякие прочие повинности.

— А векселя? — произнес Николай Павлович.

— А что векселя? — встречно спросил Княжевич. — Ими и так много кто расплачивается. Денег живых часто для сделок не хватает, вот векселя и пишут. Поэтому их воспримут нормально. Как еще одну попытку добыть денег. У нас же почти все дворяне так живут. А так как это их почти касаться не станет, то и возражений не последует. Промышленникам и заводчикам же от этого только польза, посему тоже кричать не станут. Хотя и не все. Те, что со своих заводов за границей живут — возмутятся. Но их не так много. Главное все эти векселя нам самим тихонько вкладывать в строительство дорог, портов и производств, как верно отмечает Лев Николаевич. Не своими силами строя, а выделяя эти векселя охочим. Чтобы они на них закупали уже внутри страны щебенку, кирпич и прочее. Стимулируя развитие производств.

— А проценты? Вас они не тревожат?

— Николай Павлович, — вкрадчиво произнес Штиглиц, — если на векселях будет один-два процента годовых, то едва ли их станут бежать гасить сразу же. Слишком маленькая прибыль. Скорее всего, они станут циркулировать как обычные деньги, ценность которых с каждым годом потихоньку станет увеличиваться.

— Но ведь когда-то их придется погасить.

— Разумеется, — улыбнулся Штиглиц. — Именно по этой причине Лев Николаевич и пишет о том, что конвертация векселей в обычные деньги должна находиться под полным контролем Госбанка. А в особо крупных размерах — под вашим личным присмотром. К тому же, ничто не мешает нам погасить эти векселя новыми векселями. Но даже если так сложится, что придется их оплачивать звонкой монетой, ничего дурного в том не будет. Массовое строительство дорог, в особенности железных, и производств дадут много поступлений в казну. Рост доходов будет сильно опережать эти все проценты. Впрочем, я уверен, что эти векселя почти никто и не станет массово гасить. Они, как мне думается, начнут вполне себе самостоятельно циркулировать.

— Я бы только проценты убрал, — заметил Княжевич. — В остальном согласен. Очень занятно выходит.

— Да будем вам? Чем вам проценты не нравятся?

— Усложняют они все. А вот уменьшение ставки налога в таких векселях — дело сильное. Просто запустить в оборот векселя, которыми принимать налоги под скидку в десять процентов. Само по себе, это уже немало. Особенно для крупных заводчиков и торговцев.

— Иными словами, господа, — произнес Николай Павлович, — вы рекомендуете мне прислушаться к этому проекту Льва Николаевича?

— Да, — кивнули оба практически синхронно.

— Только… — осторожно произнес Княжевич.

— Что?

— Только нужно очень осторожно в самом начале с этими векселями вести. И не тратить их на текущие нужды. Например, заказы для армии. Вся задумка, как я понял, связана с тем, чтобы укрепить и расширить производство, а через него и экономику.

— Разумеется, — нехотя кивнул император.

И повисла неприятная пауза.

Николай Павлович очень не любил, когда ему тыкали такими вещами.