У выхода из здания аэровокзала его, как и было обещано, поджидала высланная Тишайшим дежурная машина. Сидевший за рулем Вацек Щербаченя, молодой усатый шофер-белорус, увидев Калашникова, приветливо помахал ему рукой.
— Здароу, начальник! — улыбнулся он и протянул Виталию жилистую крепкую руку. Прожив в Москве без малого десяток лет, Щербаченя, как и большинство его земляков, так и не сумел избавиться от своего характерного бульбашского акцента. — Ну як ано? Усе добра?
— Добра, добра, — передразнивая его, ответил Виталька.
— А як табе мурманские дзеуки?
— Клевые девки! Просто атас! — усмехнулся Калашников. И в подтверждение своих слов сделал красноречивый жест, изображая необъятный размер грудей поморских девок.
Щербаченя, слывший большим любителем прекрасного пола, завистливо причмокнул.
— Ну сядай. Паедзем до Цара-батюшки…
В дороге Виталий делился с шофером своими впечатлениями от Мурманска и тамошних девок, которых, к слову сказать, не только пощупать, но даже разглядеть толком не успел. А сам между тем напряженно думал о своем.
Отправляясь в очередную командировку, он и не предполагал, что вернется в Москву несолоно хлебавши. Такого с ним еще не случалось. До сих пор, куда бы Калашников ни поехал, ему неизменно удавалось накопать исчерпывающую «информацию к размышлениям», как выражался Тишайший. И если не окончательно распутать порученное дело, то хотя бы сдвинуть его с мертвой точки.
Однако на сей раз у Витальки приключился облом. Тем более необъяснимый и досадный, что дело, по которому он гонял в Питер и Мурманск, представлялось на первый взгляд относительно пустяковым. Но это только на первый взгляд.
Дело же заключалось в следующем. На имя генерального прокурора было получено письмо от безутешной пенсионерки из Питера, у которой несколько месяцев назад при довольно странных обстоятельствах был убит сын, отставной военный моряк, капитан второго ранга, живший вместе с семьей в Мурманске. Из письма следовало, что региональная прокуратура, куда в конце концов попало это дело, по непонятной причине всячески тормозит ход расследования и не дает старушке окончательного ответа: кто и почему убил ее единственного сына? Одним словом, обычная жалоба, каких в прокуратуре немало получали со всей России. Разобраться с этим делом Рощин и поручил Витальке.
Итак, что же случилось? Да, в сущности, заурядная история. На исходе февраля во дворе собственного дома, в одном из микрорайонов Мурманска, был обнаружен труп отставного капитана Северного флота Алёнушкина Л. А. По заключению экспертов, убийство произошло поздно вечером накануне, и присыпанное выпавшим за ночь снежком тело до утра пролежало на морозе. Убит капитан был, скорее всего, при помощи обычного кухонного ножа. При этом бесследно исчезли его «дипломат» и бумажник. А поскольку никаких конкретных улик на месте преступления обнаружить не удалось, неизбежно возникало предположение, что убийцей капитана мог оказаться кто угодно: например, обнищавший уголовник, какой-нибудь местный алкаш либо даже подросток, которому срочно понадобились деньги. А деньги, к несчастью, у отставного капитана были, ибо он работал консультантом в филиале крупной коммерческой организации при местном пароходстве. Словом, все однозначно указывало на то, что это было заурядное убийство с целью ограбления. И после двух месяцев безрезультатного расследования именно к такому выводу и склонялась региональная прокуратура. Нетрудно было предугадать, что в самое ближайшее время дело неминуемо будет закрыто и предано забвению. И возможно, так бы оно и случилось, не вмешайся со своей жалобой престарелая мать убитого…
Ознакомившись с затребованным из Мурманска кратким содержанием дела, Калашников пришел к выводу, что ему следует избрать нередко применявшуюся в подобных случаях так называемую «гоголевскую» тактику. Попросту говоря, следователь-ревизор прибывал из Москвы инкогнито и без лишнего шума на месте производил дознание. Разумеется. Виталька сначала посоветовался с Тишайшим и, получив его согласие, в начале мая отправился в очередную командировку.
Однако вместо того чтобы, как водится, сразу лететь на место преступления, то есть в Мурманск, Виталька решил предварительно навестить безутешную старушку, которая проживала в Питере на знаменитой Бассейной улице. В своей работе он вообще предпочитал использовать в основном нетрадиционные методы. И чаще всего это приносило ему удачу.
Поначалу так вышло и теперь. Пообщавшись с гражданкой Аленушкиной Варварой Степановной, Виталька тотчас взял на заметку некоторые весьма любопытные факты. Профессиональное чутье не обмануло его: дело казалось пустяковым только на первый взгляд. А если копнуть поглубже…
И Виталька копнул. Целую неделю ошивался в Мурманске. Сначала инкогнито, а затем и официально. Опросил десятки людей. Обошел множество различных организаций атомных подводных лодок в соседнем Североморске. Но, к полному своему изумлению, так ничего и не раскопал. Или почти ничего. Вот тебе и заурядное убийство.
И теперь, живописуя истекавшему завистливой слюной Вацеку Щербачене прелести мурманских девок, Виталька напряженно думал о предстоящем разговор с Тишайшим. Рощин, как никто другой, верил в него и уж наверняка не ждал, что Калашников «порадует» его полнейшим обломом. Эх, была не была, решил Виталька. Придется смириться с поражением на первом этапе. (Ход всякого своего расследования он воспринимал как очередной этап мотоциклетных гонок.) Не все же ему ходить в фаворитах. Когда-нибудь надо побывать и темной лошадкой…
Большая Дмитровка. Генпрокуратура РФ
— Привет, Надюшка! — войдя в приемную, приветствовал он миловидную и скромную секретаршу Рощина. — Мать честная, какая ты сегодня красавица! — развел руками Виталька. — Не иначе влюбилась?! — Наденька поневоле залилась краской. — Значит, опередили меня… Эх, не гулять мне на нашей свадьбе! — Секретарша надула губы и смущенно отмахнулась. — Царь у себя? — склонившись к ней, спросил Калашников.
— У себя. Только у него этот… — Расправив плечи, Наденька изобразила на лице надменную гримасу.
— Корнейчук? — Виталька брезгливо поморщился. Он не любил советника юстиции Корнейчука.
— Ну до чего ж противный, — посекретничала Наденька. — Никогда первым не поздоровается…
— Это точно, — согласился Калашников. — Знаешь что, ты ему в следующий раз, когда зайдет, фигу под столом показывай…
Девушка невольно захихикала.
— Смешной вы, Виталий Витальевич…
— Сколько раз говорил — Виталий. Просто Виталий.
— Кхе — кхе… Надюша! — вдруг раздался по селектору деловитый голос Тишайшего, услышав который Калашников тотчас вытянулся по стойке «смирно».
— Слушаю, Алексей Михайлович, — давясь смехом, ответила Наденька.
— Там Калашников еще не пожаловал?
— Пожаловал… То есть уже приехал! — поправилась девушка.
— Давай его сюда! — распорядился Царь-батюшка.
Виталька обреченно вздохнул:
— Ну вот, сейчас меня сечь будут…
Вопреки ожиданиям, Рощин встретил его добродушной улыбкой и крепким рукопожатием.
— С возвращением, голуба моя… Приятно видеть тебя, э… похожим на человека.
Виталька шутливо смахнул пылинку со своего модного костюма, который он со скрипом напялил на себя исключительно по случаю командировки.
Сидевший у окна советник юстиции Корнейчук, пожилой лысеющий мужчина, похожий на памятник самому себе, лишь снисходительно кивнул вошедшему.
— Ну что же, Владимир Николаевич, — обратился к нему Тишайший, — стало быть, так и порешим?
— Воля ваша, Алексей Михайлович, — вставая, отозвался монумент. — Хотя я на вашем месте не стал бы повторно ворошить это дело. Все и так ясно… Честь имею, господа, — на старорежимный манер кивнул он обоим и вышел из кабинета.
Рощин и Виталька понимающе переглянулись.
— Чего заходил-то? — шепотом спросил Калашников, точно советник юстиции подслушивал за дверью.
Алексей Михайлович неопределенно пожал плечами.
— Так, всякая чепуха… А еще тобой, между прочим, интересовался. Все допытывался, все вынюхивал: зачем это Калашников поехал в Мурманск? Ведь дело-то пустяковое, а?
— Пустяковее не бывает, — усмехнулся Виталька.
Но Рощин, положив ему руку на плечо, предложил:
— Вот что, голуба. Давай-ка мы с тобой на свежий воздух выйдем. Засиделся я что-то. Перекусим чего-нибудь. Ты ведь с дороги еще, конечно, ничего не ел? А заодно и расскажешь мне про свою заполярную одиссею…
…Наскоро перекусив за столиком открытого кафе, собеседники прошли в расположенный по соседству с прокуратурой небольшой сквер, где и уселись на скамейку в тенечке. Место как нельзя лучше подходило для уединенной беседы. Навевая прохладу, уютно шелестел фонтан. Непринужденно резвились дети и беседовали отдыхающие. Какая-то старушка в белом платочке кормила хлебом стаю голубей. На соседней скамейке, накрыв лицо «Независимой газетой», мирно почивал бомж. А чуть в стороне, возле здания бывшего Института марксизма-ленинизма, в позе роденовского мыслителя сосредоточенно восседал на постаменте мраморный Ильич с глянцевитой розовой лысиной.
— Что ж, Виталий, — задумчиво сказал Алексей Михайлович, — нечто подобное я и предполагал, когда вкратце ознакомился с этим делом…
— Выходит, и вам убийство капитана показалось вовсе не случайным? — заметил Калашников, довольный тем, что оказался не одинок в своей догадке.
— Случайного, голуба моя, в жизни вообще ничего не бывает. Это мое глубокое убеждение… Ну да ладно. А теперь выкладывай все по порядку. Значит, сначала ты отправился в Питер?
— Ясное дело. Надо же было познакомиться с Варварой Степановной. Замечательная, я вам доложу, старушка. Как говорится, из бывших. Самой восемьдесят один год, а память как у архивариуса…
— И что же тебе рассказала эта замечательная старушка?
— Сначала я попросил ее показать мне фотографии. Хотелось взглянуть на этого капитана с детства и до последних лет жизни.