Впоследствии, вспоминая события этой роковой ночи, Ника не раз задавалась безответным вопросом: и как они только не разбились во время такой сумасшедшей гонки? Мало того что она гнала машину на предельной скорости. Мало того что мчалась почти не разбирая дороги. Мало того что, включив фары и отчаянно сигналя, летела через перекрестки на красный свет. Так еще, вдобавок ко всему, заморосил дождь. Улицы сделались скользкими, будто намазанные салом. И машину то и дело с визгом заносило на поворотах… Несомненно, их ангелам-хранителям довелось в ту ночь изрядно попотеть.
Уже в темном подъезде, выхватив у Динки ключи, Ника бросилась к входной двери Олежкиной квартиры, которая, как это ни удивительно, оказалась благополучно заперта.
«Слава Богу! — с облегчением подумала Ника. — Кажется, успели…» И в самой квартире тоже царил полный порядок. Все было на своих местах. Даже спящие девчонки мирно сопели курносыми носиками.
— Господи, может, ты все-таки объяснишь?.. — взмолилась Динка.
— Погоди! — отмахнулась Ника и буквально прыгнула за компьютер. Включила его. Стремительно пробежалась пальцами по клавиатуре. И оцепенела. Нужная директория была девственно чиста. Все материалы недописанной Олежкиной книги были начисто стерты из памяти машины…
Чувствуя, что она сейчас разрыдается, Ника бросила изумленный взгляд на незашторенное окно. Увидела темный двор. И темную громаду соседнего дома с ярким квадратом единственного освещенного окна. И чуть не вскрикнула. Потому что в этом окне красовалась смутно знакомая неподвижная фигура человека, который совершенно открыто наблюдал за ними в мощный бинокль!
Выскочив на балкон, Ника судорожно вцепилась в перила и завопила во все горло, так что испуганное эхо еще долго металось по дворам:
— Сволочи!!!
Но загадочный соглядатай невозмутимо пропустил этот возглас мимо ушей. Опустив бинокль, он не спеша удалился в глубину комнаты, и единственное освещенное окно тотчас погасло.
— Ника! Ты что, сдурела?! — набросилась на нее Динка. — Детей разбудишь! Три часа ночи!
И в ту же секунду зазвонил телефон.
На сей раз Динка первая сорвала трубку и спустя мгновение растерянно передала ее Нике.
— Кажется, это Слава… Тебя…
— Алло, — с трудом выдавила из себя Ника. — Славка, это ты?!
— Я, мать твою, — невесть почему вдруг выругался Половцев.
— Ну что? Что ты молчишь?!
Последовала томительная пауза.
— Вчера вечером… Владимирка. Тридцатый километр, — наконец глухо произнес «есаул». — Машина вдребезги… В общем, Олег мертв…
5 июня
В Москву Сергей прилетел в отвратительном настроении. И могло ли быть иначе после того, что случилось в Лондоне?
Нельзя сказать, чтобы он сильно расстроился из-за крушения своего «служебного романа» с дочерью всемогущего босса. Скорее, наоборот. Отчасти Сергей был даже этому рад. «Морковка», конечно, оказалась очень миленькой. Но все-таки еще порядком зеленой. И потом, мало ли что могло из всего этого выйти?
А вот на Катьку, похоже, их внезапный разрыв вместе с известием о смерти отца произвел сокрушительное впечатление. Держалась она, что называется, на последнем дыхании. И наотрез отказывалась разговаривать с Сергеем. В самолете даже пересела от него подальше, поменявшись местами с каким-то импозантным негром.
В ночь на третье они уже приземлились в Шереметьеве-2. И на такси, заплатив водителю совершенно безумные деньги (в Лондоне эта цена показалась бы попросту грабительской), с ветерком помчались в Москву.
Катя по-прежнему стойко хранила молчание. Впрочем, Сергей, прекрасно понимая состояние девушки, не особенно и пытался его нарушить. Молодого охранника гораздо больше заботила собственная судьба. Теперь, после смерти шефа, в ней неизбежно должны были произойти самые радикальные перемены…
По возвращении домой, немного передохнув, Катя сухо потребовала немедленно отвезти ее в Троицкое. С квадратной головою после бессонной ночи и всех пережитых волнений Сергей тем не менее безропотно подчинился. Расстались они у ворот осиротевшего широковского палаццо. Выразительно хлопнув дверью «джипа», Катя не только не простилась с бывшим возлюбленным, но даже ни разу не обернулась. Судя по всему, для нее он умер так же бесповоротно, как и отец. И с этим, увы, ничего не поделаешь.
Москва уже просыпалась, когда Сергей добрался до своего временного пристанища — однокомнатной квартирки в Медведкове, которую снимал по сходной цене где-то около года. С тех пор как он покинул родительский дом в пригороде Самары, все в его жизни было временным — и жилище, и работа, и люди. Все менялось и безвозвратно уходило в прошлое. Прежним оставался только он — одинокий и неприкаянный. А может, так оно и лучше. Чем меньше сердечных уз связывает человека с этой жизнью — тем легче потом будет с нею расставаться. Ведь когда-нибудь это неизбежно произойдет. И лучше уж так, чтобы не было мучительно больно…
Дав себе установку решительно забыть все, что случилось с ним за последнее время, Сергей принял холодный душ (горячую воду в этой удивительной стране, как всегда, отключили едва ли не на целое лето). Буквально засыпая на ходу, перекусил какими-то найденными в холодильнике мясными консервами. И наконец завалился спать. Господи, как же долго он мечтал об этом!
Ему снилась Волга. Как в далеком детстве, она приняла его в свои материнские объятия, приласкала и понесла к новым далеким берегам еще неведомого туманного будущего…
Проснулся он от внезапного телефонного звонка. Накрыв голову подушкой, Сергей молча послал звонившего куда подальше. Но проклятый телефон не умолкал. И в конце концов Сергею пришлось-таки снять трубку.
Звонил Горобец. В некотором роде его непосредственный начальник. Без долгих предисловий он потребовал от Сергея немедленно приехать к нему в офис компании на Новый Арбат.
— А что случилось-то? — спросонья пробормотал тот.
— Никаких вопросов, — холодно отрезал Горобец. И положил трубку.
Окончательно расставшись с надеждой хорошенько выспаться, Сергей поневоле выбрался из теплой постели и принялся неохотно собираться, размышляя на ходу, что бы мог означать этот неожиданный звонок.
Отношения с Горобцом были у него всегда, мягко выражаясь, несколько натянутыми. Дело в том, что нанимал Сергея на работу непосредственно сам шеф — по рекомендации одного из своих знакомых, у которого тот некоторое время охранял драгоценного сыночка. Кроме того, шеф с первого дня явно к нему благоволил. Так что Сергей оказался в некотором роде на привилегированном положении. Чего Горобец, с его чисто армейским комплексом ущемленного командирского самолюбия, разумеется, вынести не мог. И по возможности всячески третировал зарвавшегося подчиненного.
«Все, парень. Кончилась твоя лафа, — с горечью думал Сергей. — Будешь теперь до посинения сортиры драить…»
В свое время он тоже сполна вкусил свинцовые прелести армейской службы и не сомневался, что после смерти всемогущего шефа Горобец не замедлит рассчитаться с наглым выскочкой за свое попранное командирское достоинство.
Примерно через час Сергей был уже в офисе. На первый взгляд все здесь было так же, как и всегда. Шла своим чередом ежедневная рутинная работа. Ярко голубели экраны компьютеров, многочисленные сотрудники подчеркнуто деловито занимались своими обязанностями. И если бы не разлитое в воздухе смутное чувство неуверенности и тревоги да выставленная на видном месте цветная фотография покойного шефа с траурной лентой и огромным букетом алых роз в хрустальной вазе, можно было подумать, что вообще ничего особенного не произошло и в любую минуту из приоткрытой двери главного в этом офисе кабинета может прозвучать знакомый хрипловато-самоуверенный голос…
И голос действительно прозвучал. Холодный, механический голос Горобца, небрежно бросившего в ответ на легкий стук Сергея:
— Войдите…
Картина была впечатляющая.
Монументально высокомерный, в строгом черном костюме-тройке, Гроб по-хозяйски восседал в кресле покойного шефа (которого, несмотря на прямые свои обязанности, он так и не уберег от пули наемного убийцы), не поднимая глаз, перебирал на столе какие-то бумажки, и огромная лысая его голова буквально лоснилась от полноты собственной власти и надменного самодовольства.
Даже не взглянув на вошедшего и, понятно, не предложив ему сесть, он брезгливым жестом подвинул Сергею какую-то бумажку и равнодушно процедил:
— Ознакомьтесь…
Это был приказ о его, Сергея, безоговорочном увольнении из охраны. Бумага оказалась уже подписанной нынешним вице-президентом компании. А утвердил приказ не кто иной, как «начальник службы безопасности акционерной компании «Рострейдинг» — В. С. Горобец». О чем и свидетельствовала его размашистая, крючковатая подпись.
«Ну дела, — ошеломленно подумал Сергей. — Да тут, похоже, настоящий военный переворот произошел! А главное, как этот Пиночет такую власть себе захапал?!»
— Распишитесь, — подсовывая Сергею другую бумажку, процедил новоиспеченный диктатор. И очевидно насладившись полным уничижением этого заносчивого ничтожества, небрежно пустил ему по глянцевитой поверхности стола пухлый белый конверт с выходным пособием.
— И пересчитайте… Ключи от машины сдадите секретарше…
Даже не взглянув на сумму в подброшенной ему платежной ведомости, Сергей машинально ее подмахнул. Приоткрыв конверт, увидел в нем изрядную пачку новеньких баксов. И, внезапно преисполнившись какой-то вулканической ненависти, подумал: «А не залепить ли ему этим конвертом в рожу?!»
Но к счастью, вовремя взял себя в руки. Презрительно усмехнулся. Хладнокровно засунул бабки в боковой карман своего пиджака. И, даже не взглянув на торжествующего Пиночета, гордо и молча вышел.
«Ну вот и все. Ты свободен как в поле ветер, — подумал Сергей, шагая в непринужденной и пестрой толпе, текущей по Новому Арбату. — Можешь спать, жрать, трахаться сколько душе угодно. И никакая б… тебе за это не вставит… А можешь послать все к чертям собачьим и махнуть на целое лето к маме. Интересно, сколько лет я уже дома не был — пять? Нет, пожалуй, все шесть, не меньше…»