— Все, старуха, приехали, — бросил он, вылезая из машины. — Можешь купаться. Загорать. И вообще, всячески кайфовать и расслабляться…
— В чем купаться? У меня даже купальника нет! — возмутилась Ника. — Ты что, для этого меня сюда вытащил?
— И для этого тоже, — усмехнулся Калашников, освобождаясь от излишков одежды. И запросто улегся на расстеленный на траве плед нагишом. — Присоединяйся, старуха. Откроем выездной клуб натуристов.
— Псих, — прошипела Ника. Но вскоре тоже сняла платье и улеглась рядом, прикрыв голову газетой. — Может, ты мне объяснишь: что все это значит? — раздраженно спросила она.
— Это значит, что мы с тобой будем кайфовать и задушевно беседовать. — Девушка взглянула на него с недоверием. — Например, об убийстве Широкова, — уточнил Виталька. — Место, по-моему, самое подходящее…
Сообразив наконец, что к чему, Ника сокрушенно вздохнула:
— Я так надеялась на твою помощь…
— А разве я против? Нужно только уточнить некоторые детали… Значит, Половцева тоже отстранили? Да, видно, крепкая у этих сундуков крыша…
— Ты правда собираешься продолжать расследование? — с надеждой спросила Ника.
Виталька неопределенно пожал плечами.
— Вообще-то я в отпуске. Но если ты меня очень попросишь…
— А тебе за это не всыплют?
— Всыплют, конечно. Если узнают. Но мы же с тобой конспираторы, а?
Девушка улыбнулась и ласково потерлась щекой о его загорелое плечо.
— Чудак ты. И за что я тебя только люблю, сама не знаю!
— Вот так новости! Значит, все-таки любишь? — усмехнулся голый следователь. — А кто говорил: мы с тобой так похожи, так похожи — даже скучно! Ах ты стерва моя ненаглядная… — И он нежно обнял старую подругу за плечи.
Расставшись в конце концов с совершенно никчемным лифчиком, Ника в одних кружевных трусиках перевернулась на живот и учинила Витальке обстоятельный допрос:
— Для начала расскажи мне все, что тебе удалось раскопать за это время.
— Шутишь, матушка. А как же тайна следствия? Ну так и быть. Кое-какую информацию к размышлению я тебе подброшу… Значит, поехали: в том, что Широков был крутым мафиози, никаких сомнений нет. Большими делами ворочал. В основном — торговля цветными металлами. А где торговля — там и контрабанда. Крыша у него была что надо. На первый взгляд все законно и легально. Даже налоги по полной программе платил, не подкопаешься. Но это, так сказать, верхняя часть айсберга.
— А под водой? — спросила Ника.
— Вот тут наверняка и зарыта собака. Начнем с того, что водичка вокруг него была изрядно мутновата. Установлено документально, что Широков поддерживал контакты со многими видными теневиками и такими же, как он, перевертышами. С некоторыми и вовсе дружбу водил. Сауна там, «ночники», девочки… Но и здесь не подкопаешься. Мало ли с кем человек дружит? Это, так сказать, его личное дело. Но что интересно, среди его закадычных дружков было также немало должностных лиц из министерств и ведомств, руководителей крупных предприятий, в основном металлообрабатывающих, ну и фирмачей, конечно… И наконец, все эти газетные байки вокруг удивительных фокусов компании «Рострейдинг», о которых ты с экрана разливалась. Между нами говоря, в них много правды. Я просто уверен.
— Но как это доказать?
— Погоди, не гони кобылу… Одним словом, в компетентных органах давно созрело подозрение, что Широков и другие «металлисты» — это только звенья одной цепи. Мощной и разветвленной преступной империи по вывозу из России цветных металлов. Попросту говоря, разграблению национального достояния любимой Родины…
— Но ведь именно об этом мне и говорил Олежка, тогда, возле подъезда! — оживилась Ника.
— Молчать ему надо было в тряпочку, — отрезал Виталька. — И тебе тоже… Ладно, будь ему, как говорится, земля пухом…
— Но почему эти самые органы до сих пор ничего не сделали, чтобы разгромить такую империю?!
— Обижаешь, гражданочка. Сделали. И очень немало. Но… Я же говорю — у этих ловкачей очень надежная крыша. А когда ловят рыбку в мутной воде — сама знаешь, кто попадается…
— Черт знает что! — разозлилась Ника. — Страну распродают оптом и в розницу. А наши доблестные сыщики, прекрасно обо всем зная, лежат себе на солнышке и пузо греют!
— Так ведь лучше на солнышке лежать, чем в могиле. Разве не так, старуха? И пример твоего друга, по-моему, очень убедителен.
— Неужели ничего нельзя с ними сделать?
— Можно. И однозначно, как говорит один знаменитый клоун. Но чтобы развалить империю, надо сперва найти «императора». И раскрутить его, гада, на всю катушку.
— Ты думаешь, такой человек существует?
— Обязательно существует, матушка! На ком же, по-твоему, вся эта железная пирамида держится? Кто все связи организовал? И законную крышу?
— Легко сказать — найти, — заметно увяла девушка. — Интересно, каким образом?
— Есть такой способ! И ты его знаешь… Широков — он хоть и крутым сундуком был, однако и на него нашлась управа.
— Ты полагаешь, это был приказ «императора»?
— Не сомневаюсь. Остается только узнать — чего они с ним не поделили? Отсюда и копать нужно… Кстати, и насчет друга твоего тоже наверняка этот самый «император» распорядился. Так что раскопки надо вести в одном направлении. Смекаешь, старуха?
Ника перевернулась на бок и, опершись на локоть, взглянула на него с интересом и уважением.
— А ведь ты прав, Виталька! Какой же ты, однако, «важняк» головастый.
— Какая же ты, однако, клевая баба, — заметил Виталька, недвусмысленно покосившись на ее обнаженную грудь. — Может, мы с тобой в водичке побултыхаемся?
— Погоди, не гони кобылу, — усмехнулась девушка. — Рассказывай дальше про Широкова. Ты ведь уже прощупал всю его подноготную.
— Всю не всю, но биографию изучил основательно, — кивнул голый сыщик и, перевернувшись на спину, бесстыдно раскинулся на солнышке. — Занятная у него биография. Очень занятная… Итак, Широков Игорь Николаевич. Русский. Беспартийный. Несудимый. Родился в Вильнюсе. Отец — в ту пору кадровый офицер МГБ. Бывший смершевец. После войны принимал активное участие в борьбе с литовскими националистами. Попросту говоря, командовал карательным отрядом. За несколько успешных операций получил звание подполковника и был переведен в Москву. Как раз накануне разоблачения врага народа Лаврентия Берии. И вскоре погорел, как и многие другие бериевские выдвиженцы. Затем отставка, пенсия, тихая опала. И как результат — белая горячка от чрезмерного злоупотребления алкоголем…
— А при чем тут отец? Ты мне про сына расскажи, — перебила Ника.
— Не спеши, мать. В этом деле каждая мелочь имеет значение… Ну а теперь перейдем к сыну. Итак, родился в Вильнюсе. Пятилетним мальчишкой переехал вместе с семьей в Москву. Учился в спецшколе, с математическим уклоном. Будто знал, ха-ха, что пригодится потом, бабки считать, — усмехнулся Калашников. — По окончании школы от армии, как водится, закосил и поступил в Институт стали и сплавов. Сам поступил. Без всякого блата. Отец в ту пору уже давно вышел в тираж. На высокие пороги его даже при всех боевых регалиях не пущали — слишком уж разило водкой. А когда Игорек был на первом курсе, тот и вовсе сыграл в ящик по пьяной лавочке… Учился наш подследственный, — Виталька, похоже, не замечал, что невольно начинает пародировать стиль Остапа Бендера, — не так чтобы очень хорошо, но и не очень плохо. И ужасно любил деньги. Просто был помешан на деньгах. Об этом мне один его бывший однокурсник рассказывал. Занимался фарцовкой. Иностранных студентов охмурял. В общем, сколачивал начальный капитал для будущей коммерческой деятельности. Эдакий настоящий отрок Корейко…
— И что же, его ни разу не взяли за ж…?
— Фу, старуха! — скривился Виталька, непринужденно почесывая живот. — Ну что за кабацкие выражения? Взяли, разумеется. Хоть и не скоро. Аж на третьем курсе…
— И?..
— И ничего особенного. Даже из института не выгнали. Так, пожурили немного.
— Не может быть! Это в то время-то?!
— А время тут ни при чем. Главное дело — люди. Видать, хороший человек с ним поработал. Умный и дальновидный. Подумаешь, мальчик немного разложился. Бациллу чуждого образа жизни подхватил? Чепуха — мы его, родимого, в два счета от этой заразы излечим. Отечественными средствами.
— И как, вылечили?
— Спрашиваешь. Отличником стал! Можно сказать, примером для подражания. Даже на Доске почета вывешивали. Вот как.
— Странно все это. Очень странно…
— А ничего странного. Значит, кому-то он был нужен. Так сказать, в ином качестве. Время-то было какое — ты не забывай! Шестьдесят восьмой год. Последние лучи «оттепели». Всякие упаднические веяния среди молодежи… И вдруг — заварушка в Чехословакии! И среди студентов МИСИСа внезапно обнаруживается заговор. Настоящий антисоветский демарш. С намерением выйти с плакатиками на Красную площадь… Всех, понятно, еще тепленькими взяли. И уж тут-то раскрутили по полной программе. С отчислением из вуза и волчьими билетами…
— А Широков здесь при чем?
— Как — при чем, голуба моя?! То есть он, конечно, как примерный студент не имел к этому «заговору» ни малейшего отношения. А вот контакты с его вдохновителями имел. И по слухам, чрезвычайно тесные контакты…
— И кто же был этот вдохновитель?
— Не «был», а «была», — поправил Виталька. — Опять-таки по слухам, красавица необыкновенная. Родом из Литвы, между прочим. Некая Регина Ковальчуте. И любили они друг друга ну прямо как Ромео и Джульетта.
— А потом?
— Что — потом? Я же говорю — всех за антисоветскую деятельность повязали и турнули из Москвы с ветерком. По тем временам — еще очень гуманная мера пресечения. Только ее одну несколько месяцев в Бутырках помариновали для профилактики…
— Ты полагаешь, что Широкова завербовал КГБ?
— Не завербовал, а предложил сотрудничество, — вновь поправил Калашников. — Так сказать, для исправления и искупления.
— Ты в этом уверен?
— Хватит того, что после этой истории с ним перестало здороваться пол-института. По-моему, неплохой процент честных людей среди поголовного ст