поперёк резьбы.
Так вот, чтоб встать над этим спором, как подобает солнечному русскому, сперва бы хорошо пройти дорогой Азии. Тогда почувствуешь свою, на шкуре собственной таврённую печать особости. Небесную печать отдельности, неравности остальному миру – Восток ли этот мир или ловчащий Запад.
Почувствуешь, и распря книжная покажется пустой. Какой всегда была на самом деле.
Ведь тут всё просто: западники неизменно вымечтанный Запад ставят перед лицом действительной России, в то время как почвенники вымечтанную Россию ставят против действительного Запада.
И там и там нет правды – только упрямство очарованных сердец.
А если осознал себя другим, не тем – не этим, ты спокоен и силён. Ведь нервничаешь, как правило, в примерочной, определяя – каким же, чёрт возьми, мне надо быть, чтоб наконец-то стать.
Пожалуй, именно прививка Азии позволила британцу осознать себя не равным остальной Европе. Осознать без крайностей и построить крепкий и самому себе вполне угодный мир, во вне вываливая лишь излишки…
Голоса в салоне вывели меня из омута абстракций.
– Что ты знаешь о грибах! – со снисходительным высокомерием сказал кому-то Фёдор.
Начало спора я прошляпил – уж он-то о грибах, питающихся муравьями, определённо что-то знал.
– Действительно, – лукаво согласился Вася, – что, собственно, мы знаем о грибах?
Должно быть, Фёдор обращался именно к нему – они с Васей вечно рубились по пустякам.
– Грибы – третье царство живой природы, – сухо сообщил Глеб. – Это если ab ovo.
– Почему третье?
– Растительное, животное и грибы, – перечислил Глеб. – То есть – грибное.
– Почему такой порядковый номер? – уточнил вопрос Вася. – Почему не второе, не первое?
– Так исторически сложилось. – Глеб вздохнул, вынужденно выговаривая прописи. – Грибы систематики последними выделили в отдельное царство – раньше их причисляли к растительному. Хотя, по логике, им, конечно, надо быть вторыми.
– Вот, все-таки второе царство-государство. Что ещё? – не унимался Вася из багажника.
– Ленин – гриб, – подал голос я.
– Не выпендривайся, – вывел меня за рамки научной дискуссии Фёдор.
Однако формальное течение беседы было уже безоговорочно нарушено.
– Грибы дома не ночуют, – сказал Сергей.
– Это что такое? – не понял Вася.
– Так говорят. – Сергей кротко улыбнулся. – В том смысле, что, если грибы на ужин, – сон беспокойный. Тапочки далеко от кровати ставить не надо.
Фёдор участвовать в балагане не хотел.
– Вон там твои горящие копи, – обернулся он ко мне. – Урочище Кухи-Малик – гора владыки.
Рука показывала на отворачивающую вправо грунтовку.
Я посмотрел – вдали, у вершины гряды зыбким облачком висел желтовато-сизый дым.
Привиделось – или на самом деле?
Неважно. Они были рядом – вечные огни Согда, зороастрийская топка чудес, танур аллаха.
Или, скажем, кожа на переплёт, которая была в ходу, да и сейчас ещё в ходу отчасти. Самой дешёвой прежде была овечья кожа – в разных обработках, крашеная и некрашеная: так называемый шагрень овечий, шпалевый шагрень, лиссе, мраморная овечья кожа и, наконец, индейские овечьи кожи, мерея которых имеет тонкозернистый вид.
Также в былые времена в большом употреблении была телячья кожа, как крашеная, так и нет, – верх ровный, без структуры и весьма чувствительный, поэтому для переплётов повседневных её рекомендовать нельзя. Хотя, если сравнить с материалом нынешнего века, она – драконья чешуя. Бывало, зернистая структура в сортах телячьей кожи встречалась тоже, но тут зерно искусственного свойства, а не родовое.
Юфтевая или, иначе, русская кожа изготовлялась из коровьих, лошадиных и телячьих шкур. Прежде её в переплётном деле до известной степени ценили, хотя она и дубится с жированием.
Больше этих ценился (как ценится и ныне) сафьян козлиный, особенно из шкур европейских коз – красивый по фактуре (крупное зерно), прочный и цветов разнообразных.
Однако лучшая, самая красивая и самая из кож устойчивая – марокен, особый сорт сафьяна, выделываемый из шкур африканских коз. Эта кожа имеет сильное зерно и хороша как крытьё для художественных переплётов и демонстраций мастерства (хотя завет главнейший в нашем, как и в любом другом, художестве – работай так, чтобы не виден был предел твоих умений).
Теперь что касается кожи бычьей – она употребляется, когда рисунок на переплёте набивают пуансонами или режут ножом – кожа эта толстая и крепкая, её пускать уместно на почтенный том.
Но самой прочной кожей из указанных является свиная. Она имеет характерную мерею (морщины и поры от щетины), и из-за крепости на сгибе её берут для переплётов книг, которыми предполагают пользоваться часто. Годится в дело, даже если не окрашена.
Кроме этих сортов, известен ещё ряд, так сказать, кож-фантази с искусственной мереёй, которые выделываются по большей части из телячьих кож. Особенно они размножились по нынешнему времени, когда в чести фальшивка и подлог. Посредством прессования, тиснения, окраски или других фабричных упражнений им придают наружные узоры и структуру, присущие во всех деталях сафьяну или иным каким-нибудь занятным кожам – крокодиловой…
Вот раззява – опять не в ту тетрадь!..
Однако если посмотреть – всё это кожи, выделанные дублением, тут минеральной химии в былые времена использовали малость, чуть (при обеззоливании), а крепко квасцевали (иначе квасцевание зовут белодублением) другие – сыромятные, для шорных дел и лайку. Впрочем, известно – как мудрецам из древности, так и тому, кто и сегодня своё соображение имеет, – и в малом есть большая сила! Так! Бывает, достаточно одной щепотки соли, чтобы негодную стряпню обратить в блюдо вкусной и питательной кулинарии. Такое, что оближешь пальчики!
Надо бы узнать подробно о кожевенных красильнях: в какую краску – какие вещества употребляли в прошлом…
Эх, если б не нога, сам бы поехал в эти копи! Но как? Как без ноги скакать по скалам? Тут и с двумя умаешься небось… Это – причина. Ведь если надо ехать для большого дела, а я не еду – быть должна причина? Должна, конечно: не будь её, поехал бы. А я не еду. Значит, нет ноги. Есть деревяшка, да простит мне и на этот раз ребяческую неучтивость мой немецкий протез на пружинке. Да. И всё-таки, как ни крути, протез – не натуральная нога. Даже такой прекрасный, как у меня… С ногой поехал бы. Но ведь не еду. Значит…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С утра ещё не знал, как быть и где найти желанные дары, по-эфиопски выражаясь, гор Буттама, и на тебе – удача самостоятельно явилась в руки, будто послал её навстречу мне какой-то добрый ангел! А что? А вдруг? А ведь, пожалуй, так и есть: определённо мне подали добрый знак – я получил послание, сочувственный привет тех полномочных сил, которым творение Земли и всей её природы небезразлично. Как и мне. Тех сил, которые и сами не прочь вернуть планету в чувство, а потому дело полной смены человечества отметили своим вниманием как нужное, полезное и неотложное. Вот именно – так это и надо понимать! Так, и никак иначе!
Однако по порядку.
Сегодня у Бодули был. (Снова видел по дороге в фонаре ту милую бедняжку, – но не о том теперь, нет, не о том.) А у него на кассе сидит великовозрастный детина с волчьей сединой в причёске (говорю сегодня так в положительном ключе и даже с долей уважения (пока что впрок – авансом)) – мой брат, – наружности спокойной, рассудительной, не юркой. Он, собственно, и свёл меня в свой час с Бодулей. Мы с ним обычно словом не обмолвимся – так, мельком, на ходу. Он подавал надежды, а теперь – тряпица, протирка туфелек и бот. Человек без дела, плоды которого остаться могут обществу, отечеству, планете (писал уже: четвёртая тетрадь, страница 11). Но я теперь его (детину-брата) осуществлю! Как говорится, выжму пар из камня… Так вот. Он, мой брат, с которым мы в душе не братья, рассказывает Бодуле, что приятель, склонный к перемещениям в пространстве, зовёт его слетать в Таджикистан для, так сказать, ознакомления с природой края и видом диких горных мест. И он, мой брат, слетал бы, только свободных средств для приключения в кармане нет, поэтому придётся отказаться… И я этот самый разговор ушами слово в слово слышу.
Само собой, в уме моем сложился чёткий план. На новый-то тираж я сбережения скопил (нет, не с реализации – по заведённому порядку я книг не продаю (труд мой по значимости всё равно бесценен), а только рассылаю по библиотекам, учреждениям, имеющим сношения с наукой, адресно – достойным людям (с Лягушевичем промашку дал) и безвозмездно дарю всем, кто хочет наконец узнать ответ на главный для сегодняшнего дня вопрос: что надо делать для спасения Земли?), а стало быть, есть невеликий капитал, который можно в экспедицию вложить. На основании, само собой, договорённости, что получу взамен необходимые для моего большого дела природные соединения горящих копей.
Как только в кухоньке за чаем кончил разговор с Бодулей – возьмусь ли реставрировать детали переплёта и несколько подпорченных страниц… Нет, тут, как ни вертись, в двух словах не скажешь. Книга эта (Бодуля объяснил подробно) о знаменитом страже тайн, палермском прорицателе, астрологе, масоне и заклинателе тревожных духов, который, обладая эликсиром жизни и философским камнем, обращал любую железяку в злато, лечил неизлечимые болезни, будил покойников, а также имел способности читать чужие мысли и проходить сквозь стены… Словом – о духовидце, маге, чародее Бальзамо, который представлялся также Фридрих Гвалдо, сеньор Мелисса, господин Бельмонте, граф Феникс, граф Дель-Фениче, граф Хара, маркиз Пеллегрини, Великий Копт и, наконец, граф Алессандро Калиостро. Называлась книга «Описанїе пребыванїя въ Митавѣ извѣстнаго Калїостра на 1779 годъ, и произведенныхъ имъ тамо магическихъ дѣйствїй, собранное Шарлоттою Елисаветою Констанцїею фонъ деръ Реке, урожденною Графинею Медемскою». Санкт-Петербург. Печатано с дозволения Управы благочиния у Шнора, 1787 год. Цельнокожаный переплёт конца XVIII века с тиснением блинтом вдоль бинтов и тиснёным же названием на вставке из вишнёвой кожи. Мраморные (фазаний хвост) форзацы, бледно-красный обрез. Блок цел на удивление. Сохранность переплёта – средняя. Должно быть, переставляли часто с места на место для демонстрации гостям и по рукам трепали.