Юва закрыла глаза. В её словах заключалось всё то, от чего она сбежала, всё то, что она презирала в чтицах крови. Легкомысленная игра словами, которая позволяла им спекулировать, обвинять и принимать решения, не задумываясь о последствиях. Как всего несколько слов смогли вместить в себя столько гадкого?
Она опустила глаза на свои руки, и у неё появилось страшное ощущение, что они гвоздями прибиты к бёдрам. Один гвоздь за каждое мамино слово.
Сольде. Не оставляй её одну.
– Что она сказала? – спросила Сольде и подошла ближе, скользнув вокруг столба от балдахина.
Подол красной шерстяной юбки намок от снега, а кристаллы льда на поясе сверкали, как битое стекло. Сольде не разулась. В руке она держала мамино кольцо. Коготь. Наверное, она подняла его с пола в зале, когда услышала, что мама при смерти.
До Ювы дошло, что, хотя Сольде была больше похожа на мать, она тоже не любила её. Но Сольде было всего шестнадцать, и какие бы чувства она ни испытывала, у неё не хватило воли уехать отсюда. Всё, что она знала, и всё, что хотела получить, находилось здесь. Стать чтицей крови, занять место в Ведовской гильдии. Кольцо у неё в руках было важнее маминой жизни.
Сольде указала на Юву серебряным когтем.
– Никто не поверит тебе, Юва. Никто! Даже не пытайся. Они знают, что ты – охотничья шлюха! Твоё место на спине под стариками на Шкурном дворе, а не здесь. Это я читаю по крови, и я могу точно сказать, кто ты такая!
Юве показалось, что она ощущает вкус слов Сольде, похожий на вкус гнилого яблока. Терпкий и порочный. Она покачала головой:
– Нет, Сольде. Сейчас ты рассказываешь мне лишь о том, кто ты такая.
Рука Сольде затряслась, как будто она хотела ударить, но зайти так далеко она бы никогда не осмелилась. Она склонилась к Юве и прошипела:
– Что она сказала? Отвечай!
Юва почувствовала, что к наполнявшей её пустоте начинает примешиваться мелочная жажда мести. Сейчас она могла забрать у Сольде всё. Всё, чем та владела, всё, чего жаждала. Её слишком грязный рот можно было заткнуть раз и навсегда. Но что она станет делать, раздавленная шестнадцатилетняя девчонка? Здесь всё, что у неё есть, и всё, что она умела. А Юва ни за что на свете не хотела всё это получить.
Юва подняла глаза. Они были уже не одни. Хеймилла подошла к кровати и закрыла глаза Лагалуны. Гомм и Рюген замерли в дверях. За ними маячила Фрейса, новая помощница чтицы. Она плакала. Только она одна.
Все смотрели на Юву, и она поняла: не только её сестра хочет знать, что сказала мама. Слуги тоже хотели знать. Кто станет следующей чтицей крови в доме Саннсэйров?
Юва встала. Ноги покалывало, как будто они пребывали в спячке.
– Она сказала, это твоё, Сольде. Всё твоё.
Казалось, с плеч Сольде свалился огромный груз. Они опустились, лицо смягчилось, почти как у мамы, к губам вновь прилила кровь. Извращённое облегчение у постели, воняющей смертью. Юва протиснулась мимо неё и других и покинула спальню. Она радовалась, что ей дали уйти. Надо было действовать быстро, пока Сольде не начала искать бумаги.
Юва удостоверилась, что за ней никто не пошёл, а потом поднялась по лестнице в зал и вошла в кабинет. Очаг не горел, в комнате было темно и холодно. На улице поднялся ветер, который слабо свистел в одном из окон, как ребёнок, который пытается научиться этому искусству. С картины на стене поглядывал отец, и мужество грозило в любой момент подвести её, но Юва уже почти достигла цели. Осталось последнее дело, после которого она сможет вернуться к той жизни, которую вела до того, как на Шкурный двор явилась Сольде. Она вернётся к жизни Ювы-охотницы. Но сейчас ей предстоит охота на других волков.
Вардари заплатят за это. За всё.
С каждой стороны стола имелось по ящику, оба были заперты. Юва услышала, как внизу снова хлопнула входная дверь. Наверное, это Иве с доктором Эмельстейном. Можно подумать, он поможет. Надо торопиться.
С левой стороны стояла пепельница. Левой рукой мама только курила, поэтому наверняка нужен правый ящик. Она засунула ключ в замок и повернула. Он издал слабый щелчок, и Юва выдвинула ящик. Бумаги, которые она боялась найти, лежали сверху. Наверное, Лагалуна поместила их сюда прямо перед смертью.
Два совершенно одинаковых листа. Юва подняла один и пробежала по тексту. Почерк слишком изящный для Лагалуны – это написано законниками, и на бумаге стоит синяя печать банка Наклы. Мама лишь вписала имя Ювы на тонкой чёрной линии в середине текста и расписалась внизу.
Лагалуна Саннсэйр, так подписана бумага. Быстрым росчерком пера мама передала дом, богатство и место в Ведовской гильдии Юве. Почему? Мама же знала, что Юва откажется, так зачем было устраивать такой спектакль?
Она думала, у неё будет время всё объяснить.
Небольшая сумма денег выделялась тому, кого документ холодно именовал «не наследница». Слабое утешение. Сольде этого оказалось бы мало.
Юва зажгла масляную лампу и подкрутила ручку. Пламя начало коптить стеклянную колбу. Юва свернула оба листа и беззвучно помолилась о том, чтобы второй экземпляр предназначался для банка и чтобы в банке не хранилось копии завещания.
Потом она сделала то, что и всегда: подожгла бумагу.
Она никогда до конца не понимала, почему так поступает. Юва знала, что должна делать именно так, потому что иначе могут случиться жуткие вещи. Волк может пробудиться к жизни. Кто-то может умереть. Но она сжигала не волка, и сейчас, глядя на то, как огонь пожирает бумагу, она точно знала, какую катастрофу предотвратила. Это не истеричный поступок, совершённый из страха. Это начало свободы, как для неё, так и для Сольде.
Она бросила горящую бумагу в камин. Листы свернулись в чёрные шары и рассыпались в пыль.
Юва снова посмотрела на отца. Он был таким же, как и всегда. Увековеченный на холсте Вальяр. Рядом с портретом на стене висела картина поменьше, на которой были изображены они с Сольде. Её написали незадолго до смерти отца. Юве было всего семь, но кажется, она выглядела старше своих лет. Сольде было четыре, она висела у Ювы на спине, обняв руками за шею. Юве никогда не нравилась эта картина. У неё складывалось впечатление, что младшая сестра пытается задушить её.
Она погасила масляную лампу и вышла из кабинета. В какой-то момент надо бы вернуть ключ на место в маминой спальне. Юва начала спускаться по лестнице, но остановилась на той ступеньке, где стояла, когда увидела Нафраима.
В воспоминаниях о том дне царил полный хаос. Теперь, после слов мамы, они почти пришли в порядок.
Железный волк.
Ей почудилась, что она увидела его в этом доме. Выдумала его. Нафантазировала. Потому что, по словам мамы, этого никогда не было. Юва была трудным ребёнком. Пугливой непослушной девочке с тех пор не позволяли говорить о волке. И не позволяли рисовать его, потому что он – дьявол, так сказала мама и выбросила рисунок в камин. Сожгла его.
Ты что, хочешь, чтобы он стал настоящим? А ведь станет, если будешь болтать о нём. И он совершит ужасные вещи!
Огонь в зале почти погас, и до Ювы донеслись приглушённые голоса из маминой спальни. Доктор Эмельстейн и Сольде. Фрейса до сих пор плакала. Кто-то снова открыл дверь в комнату чтения. Время ещё есть, и если она всё ещё хочет найти карту…
Юва почувствовала себя полной дурой от того, что такая мысль вообще пришла ей в голову. Неужели она примет участие в мамином спектакле даже после её смерти? Неизвестно зачем сожжёт карту?
Потому что Нафраим хочет завладеть ею?
Юва всю жизнь сжигает дьяволов, почему бы не спалить ещё одного? В любом случае хуже от этого не будет, да и мама хотела этого.
Она проскользнула в комнату чтения. Мама успела начать сеанс, зажгла настенные лампы и открыла ларец. Её перевёрнутый стул валялся на полу. Юва ощутила сосущее чувство в груди, и на неё внезапно нахлынуло горе, которое она загнала обратно. Если захочется погоревать, придётся сделать это позже.
Она подняла карты. Бледные китовые хрящи толщиной с лист дерева были покрыты чёрными узорами. Для того чтобы их сжечь, понадобится мёртвое дерево, и даже с его помощью карты всего лишь расплавятся. Только неделю назад Юва стояла здесь и думала, что карты пережили поколения Саннсэйров и наверняка переживут Сольде.
Она подняла глаза на гибкое тело волка, которое занимало всю стену. Его нарисовала прабабушка Сила.
Мы рисовали волков, обе.
Юва помедлила с картами в руках. Она собиралась уничтожить то, что старше её самой. Старше, чем мама и бабушка. Это ощущалось как-то неправильно, и такие мысли были для Ювы неожиданными, ведь она увидела ценность предмета, имевшего отношение к чтению крови.
Молчаливый смех умер, не достигнув губ. Она потратила целую жизнь на то, чтобы вырваться из этого дома, и теперь, после смерти мамы, она наконец свободна. Что за безумный приступ сентиментальности? Сейчас уже поздно думать о своих корнях.
Карты были небольшие по размеру, меньше бумажных карт, которыми пользовались многие чтицы крови. Картинки на них притягивали взгляд, хотя были довольно простыми в начертании. Их окружали символы и руны. Луна, ворон, нож, тайна…
Дьявол.
Карта с дьяволом ничем не выделялась, насколько Юва могла судить. На картинке был изображён сильный мужчина с волчьей головой, не слишком отличный от того, что обычно рисовала она сама.
– Юва? Кто-нибудь видел Юву? – голос Сольде прорезал тишину зала.
Юва положила карты на место и закрыла ларец. Если жечь, то позже. Будет надо, время найдётся. Единственное, что она знала о дьяволе наверняка – он никогда не исчезает.
Карта
Юва проснулась до рассвета, проспав всю ночь мертвецким сном – наверное, впервые в этом доме. Хеймилла уже послала весточку в Ведовскую гильдию, и оттуда тотчас прибыли омывательницы трупов. Три женщины, такие старые, что, казалось, лишь несколько недель отделяют их от Друкны, работали так споро, как будто никогда ничем другим не занимались. Они были одеты в простую одежду из шерсти и льна, рукава которой можно было закатать выше локтя и закрепить, как у тех, кто помогает коровам отелиться.