Рюген не смог сдержать смеха.
– Ты знаком с королевой? Ты бывал в крепости?
– Бывал? Дорогой мальчик, я его строил. И прожил в нём много чудесных лет.
Рюген чуть не выронил кошель. Возможно ли это? Замок в Наклаве был древним – несколько сотен лет; сколько именно, Рюген никогда не пытался выяснить.
– Ну и… что же случилось?
Взгляд Нафраима устремился вдаль, как будто он рассматривал что-то в другом мире. Он вздохнул.
– Мир. Я отдал его в обмен на мир.
Море берёт
Юва никогда не видела похоронной процессии длиннее, чем эта. Она оглянулась через плечо, но не смогла разглядеть её конца, только бесконечный хвост огней под моросящим дождём. Смерть члена Ведовской гильдии всегда привлекала людей, а мама занимала высокий пост, и ей не исполнилось и пятидесяти.
Кое-кого Юва узнала: людей, которые обивали мамин порог в течение многих лет и потратили Муун знает сколько денег на то, чтобы удостовериться, что проживут долго. Другие пришли, потому что их должны были видеть на этом мероприятии. А может, потому что верили в сказку, будто чтицы крови могут поделиться своими способностями перед тем, как сгинуть в море.
Сольде шагала рядом с сестрой, на её руке позвякивал рог смерти. На ней был тот же самый красный театральный костюм, в котором она явилась на Шкурный двор. Намокшая под дождём вуаль начала липнуть к лицу. Вуаль делала мир похожим на сон, поэтому Юва решила выйти без неё. Ей хватило непонятного и нереального. Хватило тайн за глаза и за уши. Сегодня вечером она хотела видеть кристально ясно. Это последнее, что ей надлежало сделать для Лагалуны Саннсэйр.
Постоянный полумрак Наклава начал немного рассеиваться. Совсем скоро наступит Смельта, месяц, завершающийся весенним равноденствием и Всеобщим забегом. Скоро из-за солнца, которого всем так не хватает, люди не будут спать ночами. Новый свет, новая жизнь.
Юва должна была испытывать чувство свободы, но его отравили вардари. Нафраим отнял жизнь у мамы, и, судя по всему, ему не придётся нести ответственность. Понимание углями жгло грудь Ювы. Зацикливаться на этом было опасно, но и игнорировать невозможно.
Процессия тянулась вдоль старой городской стены на южной стороне Скодды к Бухте покойников. Погребальные барабаны начинали грохотать за спиной у Ювы каждый раз, как только она о них забывала. Их звуки притягивали любопытных к окнам, и те смотрели вниз на маму в передней повозке, которую волокли четверо мужчин.
Они с трудом протиснулись через ворота в стене и продолжили путь вниз по склону на внешней стороне скал. Он был крутым, и Юва надеялась, что у мужчин хватит сил удержать повозку. Мысль показалась удивительно знакомой, будто она приходила ей в голову раньше. Вероятно, на предании морю отца, когда ей было семь. Возможно, все всегда думали одно и то же, идя по этой дороге. Мужчины удержали повозку и благополучно доставили её к морю.
Потом они открыли дверцу в повозке и вытащили носилки, которые должны были изображать лодку, потому что раньше мертвецов сжигали в лодках. Теперь же тело лежало в заострённом с обоих концов подобии люльки из твёрдой льняной материи. Напоминало кокон с личинкой, беременной мамой. В коконе имелось узкое отверстие, как будто личинка собиралась выбраться наружу. Может, став не такой, какой была при жизни. Тело мамы было полностью упаковано в саван, поэтому на самом деле внутри мог находиться кто угодно.
Юва положила ладонь на руку Сольде, но та отдёрнула её.
Конечно. Никому не позволяй увидеть слабость чтицы крови.
Носилки перегрузили в лодку, которая отвезёт их в Клефт, к Скале мертвецов, клыком торчащей из моря. Скалу освещал огонь сигнального костра, который держал корабли на безопасном расстоянии от неё. Только не это судно. Эта длинная лодка курсировала между скалой и землёй, сколько Юва себя помнила, и киль у неё всегда был выкрашен в жёлтое. Говорили, это чтобы отпугнуть Гаулу. Гаула боится огня.
Юва забралась на борт вместе с Сольде и теми, кого Ведовская гильдия считала ближайшими сподвижниками матери. Минимум сорок человек. Судя по всему, Сольде знала их всех, для Ювы же они были посторонними. Но с ней поехал Броддмар. Он был здесь ради неё. Остальные участники процессии остались на берегу.
Пассажиры разместились на банке, и Юва заметила Маруску, которая наклонилась к Сольде и что-то ей нашёптывала. Взгляд Сольде блуждал, она качала головой. В последние дни она вообще казалась непривычно нервной, в ней виделось больше беспокойства, чем скорби. Неужели до неё наконец дошло, что работа в Ведовской гильдии будет трудной? Или же она просто по молодости лет страшилась положения, которое всегда мечтала занять?
Юва села у борта, взялась обеими руками за весло и начала грести в том же ритме, что и остальные. После нескольких движений по плечам разлилась сладкая боль, и ей хотелось и дальше просто грести, час за часом, но довольно скоро лодка причалила к пляжу. Сольде сидела на носу и сжимала в руках рог. Неужели она забыла, что его надо наполнить?
Юва едва заметно махнула ей. Сольде свесилась за борт и набрала в рог морской воды. Потом маму понесли вверх по склону мимо костра на скалы, нависавшие над морем. Носилки опустили на первую из трёх платформ. Поколениями отсюда сбрасывали тела, которые подхватывали сильные течения и несли до тех пор, пока Гаула не забирала их в Друкну. И даже если человек утонул, ему придётся утонуть ещё раз в царстве мёртвых, став одним из щупальцев Гаулы, и затягивать других во владения смерти. Жуть, как однажды на охоте выразился Ханук. Тогда они сидели у костра и сравнивали богов и ритуалы, пытались определить самые страшные. Ханук был родом из Ауре и считал, что у людей не всё в порядке с головой, если они считают, что смерть хуже жизни.
Возможно, он был прав. Весь Наклав – сумасшедший дом.
Так сколько времени предстоит тонуть маме? Добавят ли ей времени за всю ту ложь, которой она жила? И где она окажется после того, как Гаула закончит с ней? Ведовская гильдия утверждает: все чтицы крови оказываются у Муун и коротают вечность тем, что нашёптывают правду живым чтицам крови. Вера в это укоренилась настолько глубоко, что люди до сих пор съедают языки своих умерших, и этот невероятный факт обеспечил ей победу в споре с Хануком.
Огни приподняла угол савана и открыла мамино лицо. Оно казалось холодным и неестественным, незнакомыми были впалые щёки, которые подтверждали, что во рту мамы нет языка. Сольде приблизилась к носилкам и вылила воду из рога в мамин синий рот. И дело было сделано. Мать приняла воду в третий и последний раз.
Зрители немного отступили, и Сольде поднесла факел к носилкам. Саван был пропитан маслом горючих водорослей, поэтому пламя разгорелось быстро, жёлтый огонь отбрасывал множество искр. Скоро вся похоронная лодка оказалась объята пламенем.
Подошли носильщики и приподняли платформу со стороны головы. На какое-то мгновение показалось, что мама останется лежать на ней, что её лодка приклеилась к платформе. Один из мужчин легко подтолкнул её. Горящая лодка соскользнула и умчалась вниз, к волнам. Юва не слышала, как она ударилась о поверхность воды, но увидела жёлтый огонь, который выплюнул искры в глубину так противно, как могут только горючие водоросли. Потом всё снова стало чёрным.
Собравшиеся разошлись и направились к кораблю разрозненными группами. Юва немного помедлила и пошла вслед за всеми, но её не покидало ощущение, что она должна сделать что-то ещё. Однако оставалось только одно – поминальное пиво в храме Юль. Отсюда она различала очертания крепости на вершине Скодды, и ей подумалось, что с этого места Наклав можно увидеть, только когда кто-то умирает. Глядя из толпы на вершине освещённой отвесной скалы, она могла примерно представить, где находится её дом – прямо над тем местом, где располагались старые причалы, и Юва вспомнила истории о прабабке Силе Саннсэйр, которая настолько ненавидела запах копчёного китового мяса, что потребовала перенести причалы.
Несмотря на то что она была чтицей крови, городской совет сначала ей отказал, но сдался, пережив один из самых страшных во все времена штормов. Вот это женщина! Она нарисовала волка на стене и заставила моряков поверить, что способна вызвать бурю, хотя на самом деле она всего лишь умела определять погоду по приметам. А вдруг способности к жульничеству передаются по наследству? Тогда, выходит, мама не виновата, что жила так, как жила?
Неужели я рождена, чтобы лгать?
Юву нагнала Огни. Она натянула капюшон на голову, прячась от очередного заряда дождя, и попыталась поймать взгляд Ювы.
– Никто ведь никогда не собирался делать её наследницей места в гильдии?
Внезапно Юва похолодела. Сердце отбивало предупредительную дробь, и она не смогла ответить. Юва просто шагала вперёд, как будто не слышала вопроса.
– Юва, от этого не убежишь. Сольде не знает того, что следует. У неё нет того, что должна была отдать Лагалуна, нет доказательства, о существовании которого она даже не догадывается. А вот ты, думается мне…
Она знает, что я забрала карту.
Юва приложила ладонь к уху, как будто плохо слышала из-за непогоды.
– Кто? Что доказать?
Какая-то часть её хотела прекратить представление и напрямую спросить, не о дьяволе ли идёт речь. Не является ли он доказательством сотрудничества с вардари. Долговечным кровеедам плевать на то, что люди подхватывают волчью хворь. Но если сейчас она сорвётся, то упустит шанс навсегда истребить эту болезнь. Сжечь её, как сказала мама. Но, что хуже всего, ей придётся сознаться, какой на самом деле была последняя воля матери.
Не бывать этому.
Все уже зашли на борт, ждали только Юву и Огни.
Старуха попросила Юву помочь ей забраться в лодку и, воспользовавшись шансом, зашептала ей на ухо:
– Поговорим об этом позже. За поминальным пивом.
Юва залезла в лодку следом за Огни и посмотрела на мертвенно-бледную Сольде, которая устроилась на носу. Подол её юбки промок насквозь, а почти белые волосы прилипли к голове. Она таращилась в темноту, как