и в тот раз. Закрыла глаза и попыталась выманить воспоминание, которое так долго прятала и забывала.
На улице моросит дождь. Ледяные иглы ударяются о стёкла, и я сажусь в постели. Почему? Мне страшно? Нет, погода никогда не пугает меня. Страх придёт позже.
Дело в чём-то другом, я что-то слышу. Мои ноги не достают до пола, и я выскальзываю из кровати, иду по коридору на звуки усталых голосов, которые доносятся снизу. Мама и папа.
Я начинаю спускаться по лестнице, ставя обе ноги на одну ступеньку, потому что они очень высокие. Поглядываю через перила. Здесь темно, но я вижу шкаф. Огромный вертикальный ящик, которого я никогда раньше не видела. На полу дрожит свет из библиотеки, где мама с папой ругаются. Мне кажется, они спорят из-за шкафа.
Я обхожу его. Трогаю его. Он сделан из холодного железа, в нём две двери, сверху отверстие, но мне до него не дотянуться. Двери странные: у них нет ручек. Только одно колесо, как на корабле. Под лестницей стоит стул – после того вечера я его больше не видела; и я пододвигаю его к шкафу. Взбираюсь на стул и заглядываю в отверстие.
Юва открыла глаза и уставилась на пол, на то место, где стоял шкаф – железная клетка, которая теперь была замурована в стену в шахтах. Она сжала руками голову, потому что знала: будет хуже. Она вспомнит вещи, которые не хочет вспоминать, но должна, потому что увиденное в тот раз повлияло на всю её жизнь.
Она спустилась с лестницы и встала так, будто железная клетка находилась прямо перед ней.
Она взобралась на стул, крепко ухватилась за прутья решётки у отверстия и увидела его – черноволосого, белоглазого, с острыми клыками. Он коснулся её руки когтями.
Отец…
Папа вошёл в зал и увидел её. Она слышала его крик, как наяву. Он схватил её и стал бить железный шкаф кочергой. Тыкал кочергой сквозь прутья. Это была истерика. Он пинал шкаф и плакал, держа Юву на руках. На её ночную рубашку полился красный дождь. Почему?
Юва посмотрела на свои штаны, как будто от воспоминаний они могли покрыться кровью.
Рана. На его руке зияла рана.
Его ранил зверь в клетке. Она всегда знала, что он получил ранение не на охоте. После этого отец лежал в постели до самой смерти. Она не знала, как долго. Входить к нему разрешалось только маме. Юва стояла за дверью и заглядывала в комнату, зная, что это её вина.
С тех пор всё стало не так, как раньше. В ту ночь всё исчезло. Шкаф. Папа. И ощущение безопасности.
Юва по-детски придумала ему имя, тому существу с клыками и когтями в железном шкафу. Железный волк. Она нарисовала его и показала маме. Мама совершенно обезумела. Ударила Юву. Она помнила, как от потрясения не могла вдохнуть, и ей казалось, что с тех пор дыхание так и не восстановилось.
Мама сказала, что это дьявол, и швырнула рисунок в огонь.
Ты что, хочешь, чтобы он стал настоящим?
Теперь этот вопрос был ей бесконечно понятен, как будто она услышала его вчера. Юва верила, что вызвала дьявола, что это она заставила его явиться. И, что важнее всего, что она должна сжечь его, чтобы он снова не сделался настоящим, и никогда, никогда не должна говорить о нём.
Медленно, но верно Юва начала сомневаться в собственных чувствах и потеряла связь с реальностью. Она тайно рисовала волка и сжигала, чтобы больше никто не умер, чтобы больше не случилось ничего ужасного. Наваждение мучило её. Всегда.
Почему? Потому что скрыть это существо было важнее, чем обеспечить ей безопасное детство? И вот теперь никого не стало, а она осталась один на один со своим наследством. С самой опасной тайной в мире.
Но она как минимум не сумасшедшая.
Юва вытерла нос рукавом и поняла, что плакала. Она нашла этого мужчину, чудовище, и только ей было известно, где он находится, но она всё равно испытала облегчение. Очищающее. Всё объясняющее. Она нашла доказательство того, что разбирается, где правда, а где ложь. Доказательство того, что она не дьявольское отродье. Она Юва. И она его видела.
Юва подняла голову. Она черпала силы в знании. Облегчением можно насладиться позже, как и яростью. И поспать тоже. Сейчас нужно встретиться лицом к лицу с самым настоящим, что она пережила в этом доме.
Она взяла другой фонарь у входной двери и дважды проверила, что заперла за собой дверь. Набросила на себя толстую шаль и засунула ноги в тапки. Потом пошла в библиотеку и открыла бар. Первое, что она увидела – ржаная водка, которую Эстер принесла на мамины поминки. Юва налила рюмку и проглотила её. В груди появилось жжение, но голова должна оставаться ясной, если собираешься встретиться с дьяволом.
Потом Юва сделала глубокий вдох и начала длинный спуск сквозь массивную каменную породу, на которой стоял весь Наклав.
Наверху стены были ровными, а в самом низу, на том отрезке, что, видимо, располагался под подвалом, шершавыми. Ноги коснулись пола, и Юва подняла фонарь. Сейчас тоннель показался ей короче. Она видела арбалет и разбитый фонарь в слабом свете, которого раньше там не было.
Он зажёг лампу…
Действие ржаной водки закончилось, и мужество чуть было не покинуло Юву. Железная дверь находилась в конце тоннеля, но если бы она располагалась прямо, а не справа… Тогда ей не пришлось бы подходить так неприятно близко к ней, чтобы увидеть…
Она пробиралась вперёд, прижимаясь спиной к стене, пока не оказалась прямо перед дверью. Она оказалась очень противной, не похожей ни на что другое. Красно-коричневая ржавчина покрывала щели и петли. Поворотное колесо и рычаги служили, скорее всего, механизмом открывания двери, но назначение двух рядов болтов осталось непонятно.
Кто-то привёз его сюда в шкафу, который должен весить неимоверно много, и замуровал в стену, как в маленькой прихожей. Уж не говоря о том, сколько сил было потрачено на строительство тоннеля…
Что, Друкна его забери, могло стоить таких усилий?
Сквозь щели двойных дверей Юва видела комнату, но не его. Ей стало бы легче, если бы она открыла внешнюю дверь, но от одной мысли об этом у неё мурашки бежали по коже. Две двери между нею и дьяволом – не так уж и много.
Там, внутри, двигалась тень. Юва прокралась вперёд и остановилась у окошка. Две двери, но всего один шаг.
Юва хватала ртом воздух, но он казался ей пустым. Кровь шумела в ушах, как будто всё тело превратилось в огромное бьющееся сердце, и оно колотилось так тяжело, что каждый удар казался последним. Она попятилась и наткнулась на стену.
– Сделай вдох.
Глубокий грубый голос раздался неожиданно. Юва остолбенела. Она смотрела в белые глаза без зрачков, полностью лишённые красок, но они точно были какими угодно, только не незрячими. Он обращается к ней!
– Сделай выдох.
Команда оказалась такой простой, что Юва поймала себя на том, что выполнила её. Она была околдована. Заперта в скале у дьявола, и он просит её дышать.
– Медленно, – добавил он и скрылся из поля её зрения.
Она осторожно выпустила ртом воздух и почувствовала, что паника отступила.
– Можешь ничего не говорить, – сказал он. – Просто слушай. Ты не умрёшь. Ты ощущаешь не своё сердце, а моё.
Его слова звучали непривычно, хотя она их понимала. Они были чёткими, с острыми краями, и иногда «ты» превращалось в «тхы», как в древне-северном языке. Смысл его слов погружался в сознание Ювы. Она приложила руку к груди и отыскала своё дикое, неуправляемое сердце.
Юва закрыла глаза и прислушалась. То, что всегда казалось ей хаотичным ритмом, можно было разделить на два совершенно чётких. Её собственный и другой, более медленный и тяжёлый – его ритм. Он был прав. Она чувствовала его всю жизнь.
– Как? – спросила она. Сформулировать вопрос получше не вышло.
– Ты чтица крови.
Он сумасшедший. Вот, почему он здесь.
Юве показалось, что пол под ногами стал прочнее, на неё накатил покой. Его сердце превратилось в слабый рокот. Юва подошла к окошку, но не увидела дьявола. Комната за дверьми оказалась практически пустой – только камень и дерево. Она ожидала увидеть что-то более примитивное, вроде пещеры, но чёрные каменные стены были ровными. Красно-коричневое дерево отбрасывало мягкое сияние на пол и на разделительную стенку внутри, на которой имелось ещё одно окошко. Она различила угол низкой кровати, покрытой серой длинношёрстной меховой шкурой. Бледная рана во мраке под потолком была трещиной, в которую попадал свежий воздух. Она слышала журчание воды. И его дыхание.
– Полагаю, тебе не следует здесь находиться? – спросил он.
Юву бросало в дрожь от его голоса. Она по-прежнему не видела его, но, судя по голосу, он стоял рядом с внутренней дверью. Ближе подойти он не мог.
Юва кивнула, но потом поняла, что он её тоже не видит, и заставила себя произнести:
– Нет…
– Значит, ты не следующая по списку?
Юва закусила губу. Человек не должен разговаривать с дьяволом – все это знают. Он – отец лжи, так написано во всех сказках. Она крепко ухватилась за прутья решётки, как в детстве, но на этот раз он не смог бы до неё дотянуться, потому что он больше не был в шкафу.
Она сглотнула.
– Ты железный волк…
Его лицо вновь возникло в поле её зрения. В глазах появился чёрный дымок, словно чернила в молоке, он становился всё темнее, пока его глаза не стали такими же чёрными, как и волосы. Казалось, Юва никогда не увидит ничего, кроме этих глаз.
– Я Гриф.
Гриф. Его зовут Гриф.
Сердце затрепетало в груди, и Юва поймала себя на том, что улыбается. У чудовища, которое превратило жизнь этого дома в кошмар, было имя.
Внезапно она поняла, что он просидел здесь, в плену, все эти годы, пока она жила наверху. Что он здесь делал и почему они держали его взаперти? Возможно, он сошёл с ума, но на свободе она видела гораздо более безумных людей.
– Я Юва, – сказала она.
Он криво улыбнулся, обнажив клык. От его лица невозможно было отвести глаз. Притягательное и пугающее. Губы узкие, не как у Рюгена. Не надутые и не пухлые, а как будто… сильные. У него были высокие скулы и чётко очерченный подбородок. Чёрные волосы непослушными прядями свисали на лицо.