Гриф стоял прямо перед окошком, как будто ждал её.
– Спасибо за еду: есть мне хотелось почти больше всего, – сказал он с лёгкой иронией.
Юва прижала палец к губам.
– Замолчи, Гриф. Я должна кое-что сказать.
Его белые глаза наливались чернилами, пока не стали чёрными, как ночь.
– Отойди, – сказала она и стиснула арбалет, готовая убежать, если понадобится.
Его верхняя губа дрогнула, Юва разглядела клык. Казалось, он собирается оскалиться, как зверь, но он поступил, как она велела, – отошёл на несколько шагов назад и встал у стены. По её спине пробежала волна ужаса, смешанного с восторгом.
Обычный человек опустился бы в плену, но в этом мужчине не было ничего обычного. Холод, очевидно, не представлял для него проблемы, поскольку он ходил с обнажённым торсом, а свободные льняные штаны были слишком тонкими и не могли согреть. На теле его практически не имелось жира, фигура была словно высечена из камня, как любопытные статуи вокруг дворца в Тервии. Чётко очерченные мышцы подчёркивали резкие линии челюсти и плеч.
Чёрные волосы он наверняка стриг в темноте. Они топорщились во все стороны, как мокрая шерсть. А когти… Они не были похожи на звериные. Короткие, сильные, составляющие единое целое с пальцами. Можно было даже подумать, что когти расположены под кожей. Предплечье наискосок пересекал шрам – тёмное углубление на бледной коже.
Он поднял голову, прекрасно сознавая, что его разглядывают.
Что он такое?
Юва сделала хороший глоток из фляжки и осмотрела разделявший их железный шкаф. Механизм замка был на виду, он шёл вдоль стен и указывал путь к нужному рычагу. Всё, как она думала, шкаф – это маленький шлюз, и двери можно открывать по очереди.
Она достала карту и начала вдавливать болты, соответствующие чёрным точкам. Его сердце в груди Ювы билось всё быстрее, пока не догнало её сердце. День назад она бы не смогла объяснить это явление. У неё бы началась паника.
– Так значит, ты… – начал он, но она бросила на него предупреждающий взгляд.
Он отвернулся с плохо скрываемой улыбкой, при виде которой Юва почувствовала себя голой. Он знал, что она пьяна, и собственное превосходство пьянило её сильнее, чем водка.
Она затаила дыхание и нажала на один из рычагов. Железо ударилось о железо. Она повернула колесо и открыла ближайшую дверь. Ржавчина и пыль посыпались на пол шкафа. Гриф стоял неподвижно, хотя это давалось ему нелегко – это было видно по тому, как подрагивал сжатый кулак.
Юва попятилась к стене тоннеля и сползла на пол.
– Выходи, – произнесла она.
Гриф вновь появился в окошке. Он оказался неприятно близко, ведь теперь их разделяла всего одна запертая дверь. Юва отхлебнула из фляжки и напомнила себе, что расстояние между ними осталось в точности таким же. Она глотала водку вместе со страхом, который пестовала двенадцать лет.
– Мне было семь, когда я прочитала кровь в первый и последний раз, – начала она, понимая, что сейчас её прорвёт. – Я была в кабинете вместе с папой. Он протянул мне руку, как будто хотел, чтобы я проткнула её, как мама протыкает руки просителей. Трусливая игра. «До какого возраста я доживу? – спросил он. – Сколько ты мне дашь?» Какая тупость – задавать такие вопросы ребёнку! Люди вроде папы просто не могли умирать, и я сказала… – она сглотнула. – Я сказала: «Папа, ты никогда не состаришься».
Юва подавила горький смех. Никогда раньше она не повторяла вслух тех слов, и они горели в груди вместе с водкой и колотящимся сердцем дьявола.
– Я думала, он будет жить вечно, вот что я имела в виду, понимаешь? Но я оказалась права. Потому что тем вечером ты его убил.
Это было нелепое обвинение, она понимала. Отец испугался за её жизнь и напал сам. Если бы она сидела запертой в клетке, она бы тоже стала защищаться. Гриф понимал это и не моргая смотрел на неё.
Юва потрясла фляжку, которая значительно опустела, и принялась разглядывать его лицо сквозь прутья решётки.
– Я нарисовала тебя уже потом. Вышло совсем не похоже, теперь я это вижу. Но…
Она постучала по зубу ленивым движением, которое свидетельствовало о том, что она выпила больше, чем стоило.
– Только зубы, да? И когти. Я назвала тебя железным волком. Разве не остроумно? Я сложила вместе две вещи, которые увидела, – волка и железную клетку.
Юва загоготала и откинула голову назад, на холодную каменную стену.
– Я показала изображение железного волка маме, и она… Ну, теперь-то я понимаю, что она обалдела, так ведь? Зачем нужен ребёнок, который разбрасывает в разные стороны такие рисунки, если ты охраняешь тайного питомца вардари?
Глаза Грифа сузились, уголки губ опасно задёргались. Юва сделала ещё один глоток и махнула рукой в его сторону, как будто отметала обидные слова, в точности как делала мама.
– В общем… Мама устроила скандал. Она отвесила мне такую оплеуху, что у меня голова закружилась, Гаула её побери, и выбросила рисунок в камин. Это дьявол, сказала она, и если я буду разговаривать о нём, он сделается настоящим – и я поверила ей. Я поверила, что это я создала тебя и что, если я тебя не сожгу, произойдут кошмарные вещи. Как с папой. Неужели ей было так сложно хотя бы раз сказать, что это не моя вина?
По Грифу не было заметно, что он собирается отвечать. Рюген поступил бы не так, он бы утешил её и ублажил, запустив руку в её штаны, и ничего, кроме перепиха, этим бы не достиг. Создание, которое смотрело на неё, могло достичь многого, но ему было нечего сказать.
– И я стала бояться причинить людям вред. Держалась Броддмара и парней из охотничьего отряда. И Эстер. С пожилыми людьми я всегда чувствовала себя спокойнее: казалось, им я никак не смогу навредить. Когда я говорю «пожилые», я имею в виду шестидесяти-, семидесятилетних, понимаешь? Не тех, кто заявляет «посмотри на меня, мне почти тысяча лет, почему ты так редко приходишь».
Гриф вновь улыбнулся ей, самодовольно, но искренне. Юва махнула на него рукой и засмеялась. Ей показалось, она выиграла, выплеснув эмоции наружу.
– Ты не такой, как Рюген, так ведь? Самое плохое, он мне даже никогда не нравился. Просто в один прекрасный день он возник, а ещё ему не было до меня дела, так что это казалось безопасным. Ведь нельзя же навредить тому, кто не беспокоится о тебе, правда?
Во рту у неё пересохло, она ощущала привкус дыма.
– Нет, это далеко не худшее. Самое жуткое – это страх. Всегда. Даже когда я не боялась, то боялась, что скоро страх вернётся. Я ведь не могла доверять себе, своим чувствам. Чёрт, я жила с чтицей крови, которая отчаянно врала за деньги! Она бессовестно раздавала годы жизни и судьбы. Я ненавидела это. Ненавидела её, дом, кровавые жемчужины, которые заставляют людей верить, что она мудра и прозорлива. Я ненавидела вардари, которые давали ей жемчужины, не думая о том, что разносят волчью хворь. Иногда я надеялась, что она… что она подхватит её. Что она заболеет.
Юва посмотрела ему в глаза и не обнаружила осуждения в чёрной глубине. Его невозможно было прочитать, и это давало опасное ощущение свободы. Он в плену, у него нет предрассудков. Стоило ей опустить два рычага – и вот он уже знал о ней больше, чем любой другой человек, которого она встречала в жизни.
– Я привыкла думать, что сердце наказывает меня, и поэтому у меня случаются приступы. Ты когда-нибудь пробовал клыкарышник? Друкна знает, какая это гадость, но я жила на нём, чтобы успокоить сердцебиение. Все вокруг утверждали, что я нервный ребёнок, а ты говоришь, что дело в чтении крови. Что это – настоящее, – она всплеснула руками. – И что мне с этим делать?
Слабый свет в каморке Грифа стал теплее: его отбрасывал закат, которого не было видно. Половина лица пленника была освещена, вторая находилась в тени, и это подчёркивало высоту скул. В дьяволе было столько звериного и привлекательного. Как в мифах.
В сказке женщины выпустили его на свободу в обмен на способность видеть. У Ювы кружилась голова, когда она думала, насколько это правдиво. Сказка – искажённая картина того, что однажды случилось на самом деле. Грифа поймали, его кровь создала вардари, подарив вечную жизнь худшим из худших. А они создали кровавые жемчужины, которые Ведовская гильдия использовала, чтобы видеть. Так что силы чтиц крови действительно пришли от дьявола. Но они так и не выпустили его на свободу.
Страх ползком возвращался обратно. Он ждал уже целую вечность, а она сидела тут и ныла о своём убогом детстве. Но Юва стойко встретила его взгляд.
– Я боялась тебя, рисовала тебя, сжигала тебя, фантазировала и отрицала тебя. Ты превратил меня в бездну.
Она допила ржаную водку, фляжка ударилась о пол.
– И что ты думаешь после всего этого, дьявол?
Гриф облокотился локтем об окошко и прижался к нему лбом.
– Я думаю, это ты пленница, а не я.
Юва застыла. Неожиданные слова лишили её сил, и она боролась с предательским жжением в глазах. Она не знала точно, кто он, чего в нём больше – звериного или человеческого, но в одном она была уверена: он не был глуп.
– Что ты за существо, раз тебя надо держать взаперти? – прошептала она.
– У тебя блестящая способность интересоваться не тем, чем нужно, да? – от его хриплого голоса по телу Ювы пробежала дрожь. – Вопрос в том, что ты за существо, раз держишь человека взаперти.
Юва на миг закрыла глаза. Ей показалось, что она уже проиграла, но она больше никогда не позволила бы манипулировать собой.
– Даже не пытайся, – сказала она. – Ты поступил бы точно так же, если бы сидел на моём месте, и ты это знаешь.
– Вот видишь. Мы оба на пути к свободе.
Гриф улыбнулся, обнажив клык. Он был всего лишь капельку длиннее остальных зубов, но острее. Его можно пощупать языком…
Ты пьяна, Юва.
Она оторвала от него взгляд и позволила говорить дальше.
– Я пришёл сюда через камни, из места, которого ты никогда не видела и которого нет ни на одной из твоих карт.
– Ложь, – заявила она с полной уверенностью в своей правоте. – Камни в круге Наклы ведут только в те места, которые есть на карте. Даже два мёртвых камня, которые, как говорили, ведут в Друкну, ведут всего лишь куда-то под воду – лично я так думаю.