Рюген облизал губы.
– Но сначала я получу его кровь, да?
– Капельку, – сказала она. – Сначала чуть-чуть, чтобы мы поняли, действует ли она. Остальное получишь потом – после того как передашь сообщение Нафраиму и он заберёт дьявола, да?
Рюген кивнул. Он был ближе, чем когда бы то ни было, к вечной жизни. Тело зудело. Пальцы, зубы, член… Всё молило об освобождении. Сколько всего прекрасного ожидало его, и, боги знают, он всё это заслужил.
Юва просунула сквозь решётку стеклянную колбу. В таких же сосудах Лагалуна хранила кровавые жемчужины. Дно колбы было красным. Спустя мгновение Рюген понял, что это та самая кровь, которую он так желал заполучить.
Рюген вырвал колбу у неё из рук, залил несколько несчастных капель в горло и проглотил с чавканьем. Как будто сталь лизнул. Боли стихли, и только сейчас Рюген осознал, какими сильными они были. Теперь, когда их не стало, они казались невыносимыми. Его охватило странное чувство стыда, и он зашнуровал штаны. Впервые за несколько дней мысли его прояснились.
Он улыбнулся Юве.
– Я уже ощущаю себя бессмертным – даже проклятая зубная боль ушла.
Юва медлила. Чего ещё она от него потребует? Что ещё он может сказать?
Рюген прижался к двери и просунул пальцы через решётку.
– Спасибо, Юва. Я помогу тебе, обещаю. Можешь теперь меня выпустить?
Юва вздохнула и кивнула. А потом отперла дверь.
Западня
Юва, сгорбившись, шла против ветра по пустынным улицам. Её терзало ощущение, что она идёт навстречу собственной гибели. Каждый шаг давался с трудом и казался судьбоносным, и она начала сомневаться, что поступает правильно. В утешение она говорила себе, что всё из-за шторма. Каждую весну и осень он уносил одну или две крыши, и было легко думать, что конец близок.
Но для Нафраима так оно и есть.
Уже скоро Рюген расскажет ему, что Юва прячет дьявола, которого тот ищет, на Шкурном дворе, и она знала, что Нафраим отреагирует без промедления.
Что я наделала?
Арбалет в мешке казался предательски лёгким, вес старого арбалета внушал чувство безопасности. Юве пришлось напомнить себе, что этот лучше во всех отношениях: легче, быстрее, мощнее. Уж не говоря о том, что он складной и его легко спрятать. В лесу последнее никогда не имело значения, но здесь внезапно сделалось неоценимым.
Новый красный костюм охотника казался непривычной, но надёжной защитой от окружающего мира. Юва никогда не чувствовала себя более одинокой. Одинокий волк, отбившийся от стаи. Семьи Саннсэйр больше нет. Хребет Ведовской гильдии сломан, и, возможно, она больше никогда не поднимется. Броддмар пообещал помочь ей во время Всеобщего забега, но даже с ним она не могла поделиться своей задумкой. Когда-то он был долговечным, он не поймёт. Он бы остановил её, сказал бы, что она рискует жизнью из-за бесполезной мести.
Это больше, чем месть.
Гриф спросил, в чём смысл победы в долгосрочной перспективе, если проиграешь в краткосрочной. Его вопрос стал пугающе очевидным, когда явился Рюген и принялся ей угрожать. Нафраим начал кровавую войну, и в его планы не входило её прекращение. Теперь об этом знал Броддмар, так что его жизнь тоже оказалась в опасности.
И жизни всех истинных чтиц крови вроде Кефлы.
После сегодняшнего вечера им придётся бояться на одного убийцу меньше, так что они выиграют безопасное время до весеннего забега, который состоится через тринадцать дней.
Самая сложная часть – держать план в тайне от Грифа, но как иначе? Он потерял почти полтысячи лет своей жизни и прошёл через Гаула знает сколько мучений. Он бы никогда не позволил ей в одиночку отправиться на встречу с пленившим его мужчиной. Он бы всё испортил. Он бы вылетел из дома в слепой ярости, и сторожа застрелили бы его ещё до того, как он добрался до Шкурного двора.
Слепая ярость…
Юва никак не могла забыть выражение лица Грифа, когда она попросила его пожертвовать немного крови для Рюгена. Она не думала, что в чернильно-чёрных глазах может уместиться столько презрения и разочарования. Ей хотелось всё ему объяснить, но сделать это было невозможно, не открыв ему, что она собирается совершить.
Если сегодня вечером я лишусь жизни, он не узнает почему.
Броддмар отправит его домой во время Всеобщего забега, и Гриф всегда будет думать, что она попросила его спасти жизнь Рюгену и позволила тому уйти, потому что даже после нападения не перестала испытывать к нему чувства. От осознания этого факта болело сердце.
Она нагнулась вперёд под порывами ветра на Туманном волоке и до самого Шкурного двора шла вплотную к стене. У дверей были привязаны корабельные фонари. Судя по долетавшим из-за дверей звукам, люди пили и в непогоду.
Юва зашла через заднюю дверь. Петли скрипнули, и Юва вспомнила, как давно она здесь не бывала. Нос заполнил запах кожи и соли, горло сжалось от тоски. Вот это – её дом. Если бы дела обстояли иначе, она могла бы привести сюда Грифа, показать ему, какой безопасной и хорошей бывает жизнь. Она могла бы взять его на охоту…
В мучительных мыслях она видела картинки из невозможных сказок. Его кожа на фоне снега, потрескивание костра, кровь, мех и пот.
Юва сделала глубокий вдох, собралась с мыслями и вошла в большой зал. Перед камином сидел и выпивал весь охотничий отряд. Броддмар, Ханук, Гнилобой, Нолан и Лок. Она остановилась, раскрыв рот, не зная, что сказать. Шансы застать здесь людей в такой вечер стремились к нулю.
Броддмар поднялся, и у Ювы появилось тревожное подозрение. Парни были на удивление тихими, в их взглядах она прочитала смесь беспокойства и непоколебимости, которая появлялась только в серьёзных ситуациях. В действительно серьёзных.
Они знают о Грифе!
Юва уставилась на Броддмара.
– Ты разболтал…
– Конечно, – ответил он. В его голосе не были ни тени стыда.
Юва неверяще разинула рот.
– Ты же обещал, ты сказал, что понимаешь, ты знал, что нельзя…
Броддмар подошёл к ней.
– Юва, мы – охотничий отряд.
Она бросила мешок на пол и обеими руками оттолкнула Броддмара.
– Да какая разница, кто мы! Знать такое – опасно, и ты обещал!
Броддмар схватил её за руки, удерживая их на безопасном расстоянии.
– Юфа? Какое первое правило при ранении в лесу? Отвечай мне, самое первое правило!
Юва стиснула зубы.
– Первое правило – сказать об этом.
– Почему? – он поймал её взгляд, и она с неохотой посмотрела ему в глаза, зная, к чему он ведёт. – Почему охотник должен сказать об этом?
Она вздохнула.
– Потому что команда сильна ровно настолько, насколько сильно самое слабое звено. Ранен не один, ранена вся команда.
Броддмар похлопал её по шее, как будто они разобрались в этом деле.
– Ты в опасности, а значит, мы в опасности. Так мы поступаем, чтобы выжить.
– Выпьем, – сказал Гнилобой, и все подняли кружки с пивом, как будто тайно репетировали это движение.
Ощущение предательства ослабевало, таяло, превращаясь в невыносимую нежность. Юва зажмурила глаза, чтобы не расплакаться. Если только она заплачет, то уже не остановится и будет лить слёзы, пока не умрёт от обезвоживания.
– Но… Откуда вы знали, что я приду сюда?
Броддмар подвёл её к столу.
– Я проследил за… Как его зовут, того слабоумного дурачка, которого ты выпустила?
– Рюген… – пробормотала она.
Гнилобой подвинулся, освобождая ей место на лавке.
Юва уселась рядом с ним и потёрла руками лицо.
– Парни, вы не понимаете… Из-за него погибло шесть чтиц крови. Из-за дьявола. Долговечные отчаянно разыскивают его, и теперь, когда вы всё узнали, вы в смертельной опасности! Лок, подумай о детях!
Лок почесал густую рыжую бороду. Глаза его увлажнились.
– Ты считаешь, мне надо дождаться, когда ты умрёшь, и только потом вмешаться?
– Нет, я считаю, что вы вообще не должны вмешиваться! Если с вами что-нибудь случиться, это будет моя вина, а я не могу…
Гнилобой опустил тяжёлую руку ей на плечо.
– Ты бы вмешалась, если бы речь шла об одном из нас.
Юва открыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Гнилобой иногда тормозил, но сейчас он был прав. Разумеется, она пришла бы им на помощь. Почему же ей так сложно принять то, что они пришли на помощь ей?
Ханук постучал руками по столу и улыбнулся, сверкнув ямочками на щеках.
– Ну рассказывай! Броддмар говорит, что у него глаза чёрные, как уголь. И когти, настоящие когти – это правда?
Щёки Ювы загорелись.
– Да, это правда. Глаза могут быть белыми, но потом их наполняет что-то вроде дыма, в зависимости от того, какие чувства он испытывает, как мне кажется. Он… неописуем.
Ханук громко расхохотался от детского восторга, смешанного со страхом.
– Я хочу на него посмотреть! А вы?
– Никто его не увидит! – оборвала его Юва. – Вы спятили? Он… Это небезопасно.
Ханук продолжал, дрожа от восторга больше обычного. Юва списала это на пиво. Он его плохо переносил.
– Почему его называют дьяволом? Что, если он бог? Тогда мы действительно в беде!
Нолан и Лок одновременно вмешались в разговор, и внезапно весь стол оказался охвачен спором о мужчине, которого Юве до сих пор удавалось скрывать ото всех. Она смотрела на Броддмара взглядом, говорившим «смотри, что ты натворил», но он игнорировал её.
Нолан поднял руки, чтобы успокоить всех.
– А разве никто не спросит об очевидном? Если правда, что вардари вымрут, если этого существа не станет… Почему оно до сих пор живо?
За столом стало тихо.
Ханук недоверчиво смотрел на него.
– Но во имя Ура, друг… Он был в плену несколько сотен лет, что с тобой?
Остальные бормотали слова поддержки, и Нолан обратился за помощью к Юве.
– Я просто спрашиваю! Мы не знаем, с чем имеем дело. Судя по вашим рассказам, я считаю, что он похож на зверя. В чём, чёрт побери, разница между ним и волком, позвольте спросить?
– Он не зверь, он пленник, – сказал Броддмар.