– Броддмар! Ханук! – она выкрикивала имена, но на них никто не отзывался. – Что ты сделал?! Отвечай мне, хрен крысиный! Что ты с ними сделал?!
Он бросил пальто на пол и поднял руку, чтобы успокоить её.
– Они спят, Юва. Они спят. Не бойся.
– Спят?! Ты врёшь, они бы никогда…
– Пиво, – прервал он её. – Сырьё для пива.
Он прижался лбом к дверному косяку, но движение далось ему непросто, и он стиснул зубы.
– Врёшь! Я тоже пила пиво.
– Ты пила то, что дала тебе Рут, так ведь? – он качнулся вперёд и оперся о скамейку. – Можно, я присяду?
Юва принялась копаться в памяти. Он прав, пиво по столу расставляла Рут. Юва взяла ту кружку, что Рут ей подвинула.
Нафраим повалился на скамейку, опрокинув корытце. Мыло разлетелось по мокрому полу.
– Клянусь, – простонал он. – Они проснутся завтра и даже похмелья не почувствуют. Я человек слова, но, если надо, пойди взгляни на них.
Он нагнулся, задыхаясь от боли.
С болта на пол капала кровь.
Юва рассмеялась, но не узнала собственного смеха.
– Человек слова? Ты убийца! Вы торгуете кровавыми жемчужинами с кровью долговечных, вы создаёте больных волчьей хворью. А потом используете кровопускателей вроде Броддмара для охоты на них. Вы убиваете свой молодняк. Ты не человек слова, ты чудовище!
Вокруг её ног кружились кровь и вода, но они не смешивались до конца, как будто частицы крови имели более тяжёлые ядра. Юва отступила с отвращением, когда его кровь чуть было не коснулась её ног.
Нафраим устало улыбнулся.
– Такое презрение даже чтица крови скрыть не в состоянии.
Юва взглянула на полотенце, висевшее на рогах над его головой. Она не достанет его, не потеряв контроля. Он проследил за её взглядом и потянулся за полотенцем, испытывая сильную боль. Он снял его и протянул Юве.
– Ты молода. Тобой руководит сердце, а не кровь, – я знал это. Но я не думал, что в тебе есть и это. Я объясню, если ты ненадолго сдержишь жажду крови.
Юва помедлила и посмотрела на полотенце, которое он протягивал ей. Он отвёл взгляд, и она схватила его.
– Спасибо, – пробормотала она, возненавидев себя за это слово. Она как смогла обернулась полотенцем, не выпуская из рук арбалета.
Рана была серьёзной, но не смертельной, если только не дать ему истечь кровью до смерти.
Он рассмеялся, как будто прочитал её мысли.
– Ты думаешь, что я раздаю направо и налево кровавые жемчужины за деньги и охочусь на больных ради забавы? Да, кровь долговечных – источник волчьей хвори, это правда, но она живёт в мире своей жизнью без нашей помощи. Мы изготавливаем жемчужины. Мы выпускаем их, и они впадают в кровавый поток жадности и зависимости, который называется Наклав. Они покупаются и продаются, как всё остальное. То, что ты считаешь дорогой к наживе, есть необходимое зло. Больные волчьей хворью нужны для каменных врат. Круг Наклы без них не работал бы.
Юве хотелось возразить, но она не знала, с чего начать.
Нафраим тяжело поднял руку, как будто пообещал ответить ей, но запыхался.
– Волчья кровь заставляла камни работать на протяжении жизни многих поколений. На протяжении столетий. Но круг Наклы становился всё прожорливее и прижимистее, и ему требовалось всё больше для открытия врат. Мы наблюдали такую же картину по всему миру, во всех городах с кругами. Без крови пары больных волчьей хворью в год они бы заглохли. Волчьей крови им стало мало.
Голова Ювы разрывалась от вопросов, но выразить она хотела только отвращение.
– Выходит, вы целенаправленно и осознанно создаёте больных для развития торговли? Чтобы иметь возможность быстро перемещаться из города в город? Вы действительно считаете, что делаете мир лучше?
Он скрипнул зубами от боли, поводил языком по рту – видимо, его что-то мучило. Он выплюнул в ладонь пустой зуб.
– Ты думаешь, деньги – это сколько табакерок ты способен купить или как часто можешь греться на солнышке в Рюве? Нет… Врата – это больше, чем путешествие, больше, чем деньги. Каменные круги создали мир, каким ты его знаешь. Сделали его более безопасным, чем ты можешь вообразить: в мире могло бы быть гораздо больше болезней и бедности. Несчастная девочка, ты никогда не видела кровавой битвы. Закрыть врата означает погрузить всех людей мира в нищету. В хаос. Ты вообще понимаешь значение этого слова? Как думаешь, Юва, на что я потратил все эти годы? Богатство ради богатства – цель для слабака. Я нанимал лучших из лучших, чтобы выстроить цивилизацию! Можешь называть меня чудовищем, но знай, что это чудовище исцелило Чёрный недуг, основало школы и отыскало правителей, которые дали тебе те свободы, с какими ты родилась. Я видел борьбу и нищету, которую ты представить не можешь. Я видел, как приходили и уходили тираны. И вот я сижу и истекаю кровью перед девчонкой, которая думает, что знает жизнь лучше меня.
Юва попятилась и опустилась на скамейку. Она чувствовала опустошение и боролась с чувством стыда, потому что Нафраим намеренно вызывал его.
– Ты так неистово ненавидишь меня, – простонал он. – Но это ты считаешь вечную жизнь наградой, а не я. Как выяснилось, вечная жизнь – это самая великая из всех жертв. Никому не пожелаю привыкнуть к зрелищу гибели мира. Но можно научиться забывать об отдельных людях и думать о человечестве. Великий миг. Я хотел, чтобы мир стал местом, которым я мог бы гордиться.
Рука Ювы горела от тяжести арбалета, и она положила его на ногу. Если Нафраим дёрнется, она будет готова. Но у Ювы создалось ощущение, что он больше не играет.
– Сладко поёшь, – пробормотала она. – Если долговечность – такая большая жертва, зачем тебе дьявол? К чему эта отчаянная охота за источником, который может подарить тебе ещё несколько сотен лет?
С его лица исчезали следы боли.
– Значит, это правда? Ты знаешь, кто он и где он? – его взгляд сделался неприятно ранимым, и он показался более нагим, чем сама Юва. Он закрыл глаза. – Но в этом ты ошибаешься сильнее всего, Юва Саннсэйр. Я охочусь за дьяволом не для того, чтобы жить вечно. Я охочусь за ним, потому что хочу его убить.
– Убить его? С чего бы, Гаула тебя раздери, тебе хотеть убить его – это же будет означать…
Он устало кивнул.
– Это будет означать конец вардари. Конец всех долговечных в долгосрочной перспективе, – он вновь открыл глаза и посмотрел на неё. – Значит, ты поняла, Юва. У нас с тобой одна цель.
У Ювы кружилась голова. Она пыталась выискать ложь в его словах, поэтому мысли её стали неповоротливыми. Слова Нафраима расставили по местам все последние события и открыли в её мозгу потайную дверцу – или, скорее, ящик фокусника.
– Вот почему, – прошептала она. – Вот почему ты убил маму, и Сольде, и Огни и… Ты убил всех, кто знал, потому что ты хотел, чтобы о нём забыли.
– Всех, кто был так же близок к нему, как и Лагалуна. Я не убивал твою мать, – сказал он.
Юва оскалилась и подняла арбалет.
– Врёшь! Ты и меня хотел убить, ты послал Рюгена, чтобы он сделал работу за тебя – как же это мерзко!
Нафраим начал оседать на скамейке. Он подтянул тело повыше и сглотнул, потом вынул ещё один пустой зуб и обнажил клык, который прятал под ним.
– Рюгена? – он посмеялся, но было видно, что смех причиняет ему боль. – Милое дитя, этот мошенник едва переставляет ноги. Он собирал для меня информацию о том, кому известно об источнике, но мне и в голову не пришло бы отправить его кого-нибудь убить. Если бы я желал тебе смерти, я бы отнёсся к тебе с уважением и сделал всё сам. Нет, дитя… Он в жалком состоянии, и я предпочёл запереть его. Боюсь, Рюген предал нас обоих. Он попал в дурную компанию. Может, тебе тяжело в это поверить, но существуют вардари гораздо хуже меня.
Юва поглядывала на болт.
– У тебя не найдётся повязки? Боюсь, кровь течёт быстрее, чем я говорю.
Юва встала и пошла к двери, держась от него подальше и не опуская арбалета.
– Шевельнёшься – и ты труп! – сказала она. Но Юва сомневалась, что он что-нибудь сделает, и поймала себя на том, что боится, как бы он действительно не истёк кровью.
Она вышла в гостиную и решилась отложить арбалет в сторону, чтобы надеть носки и бельё. С верхней галереи доносился храп Броддмара, свист изо рта, в котором когда-то были зубы. Нафраим говорил правду, он не причинил им вреда. Он просто раскусил её план.
Но всё равно пришёл.
Она прихватила шкатулку с медицинскими принадлежностями и дала её Нафраиму. А потом снова уселась на скамейку с арбалетом в руках. Он открыл шкатулку и достал баночку с бальзамом.
– Календопух, – произнёс он с облегчением. – Кто знает, может, я переживу эту ночь.
Он разорвал одежду вокруг болта. Юва знала, как это трудно, но отказывалась даже пальцем пошевелить ради него. Он крепко схватил болт и помедлил.
– Хотел попросить тебя о помощи, но вдруг понял, что в таком случае будет значительно больнее, – улыбнулся он, а потом выдернул болт, издав приглушённый крик.
Он заслужил каждый приступ настигшей его боли.
Юва отвела глаза в сторону.
– И почему же? Почему ты хочешь покончить с вардари?
– Она никогда не предназначалась нам, – пробормотал он, останавливая кровь и обрабатывая рану. – Кровь, я имею в виду. Поимка дьявола была ошибкой. Моей. Ошибкой, которая изменила мир, и, хотя это пошло миру на пользу, мы никогда не узнаем, каким бы он был без него. Понимаешь?
Юва кивнула. Больше не требовалось предъявлять никаких обвинений – он прекрасно сознавал, что совершил.
Нафраим отыскал бинт и обмотал его вокруг груди, не шевеля плечом.
– Но главная причина убить его и покончить с вардари заключается в том, что нам больше не нужны больные волчьей хворью. Что-то произошло с камнями – хотел бы я иметь время всё прояснить, но… Есть сила, управляющая ими.
Юва знала, что он говорит о Потоке, но ничего не сказала.
– Так что я хочу покончить с вардари по многим причинам. Я хочу исправить ошибку, совершённую почти семьсот лет назад. Я хочу остановить распространение волчьей хвори, которая усугубляется той силой, о которой я говорил. И я не изготовил ни одной кровавой жемчужины с тех пор, как получил доказательство её возвращения.