Она зашла в дом и заперла за собой дверь. Ветер рванул створку, и Юва едва удержала её. Девушка разулась, запутавшись в шнурках. Волосы падали на лицо. Нерасчёсанные пряди высохли и казались влажными и замороженными.
В зале не было слышно никаких звуков, кроме шума непогоды, терзавшей дом снаружи. Сердце беспокойно колотилось, так что Юва знала, что он здесь. Она прошла прямо в комнату мамы и принялась рыться в своих вещах. Она открывала ящики, карманы мешка – всё, но флакона с ядом для болтов не нашла. На Шкурном дворе его тоже не было.
Ноги вынесли её обратно в зал, словно обладали собственной волей, и понесли по лестнице в комнату Сольде. После её смерти Юва заходила туда лишь однажды, чтобы задёрнуть шторы. Комната казалась сухой и мёртвой, здесь до сих пор сохранился запах приторно-сладких цветочных духов Сольде. Юва не хотела думать о том, чем Сольде занималась в этой комнате, и не хотела ничего найти, но не искать не могла. Ею двигала злость от того, что её предали. Предали все: мама, Сольде, Рюген, Нафраим.
И Гриф.
Она бросила арбалет на кровать, осторожно выдвинула верхний ящик комода и стала рыться в корсетах и кружевах с таким чувством, будто совершает что-то запретное. Но стоило лишь начать, как стало проще. Руки не спрашивали позволения, они закапывались, рылись, искали. Юва бросала юбки и чулки на кровать, выдёргивала ящики и вываливала их содержимое на пол.
Ларец с драгоценностями оказался заперт. Юва вытащила охотничий нож, разломала замок, открыла крышку и сдвинула верхние коробочки в сторону. В ларце лежало нечто, завёрнутое в носовой платок. Юва развернула его и обнаружила пустой флакон для яда.
Сольде… Что ты наделала?
В горле встал ком, как будто Юва сама выпила яд. Она повалилась на кровать. Каждое произнесённое Нафраимом слово оказалось правдой. Сольде отравила маму. И сохранила флакон? Но зачем?
Это страховка. Если всё пойдёт не так.
Сольде сохранила флакончик из-под яда для защиты, если у кого-нибудь возникнут подозрения на её счёт. А они могли возникнуть у доктора Эмельстейна или у Ведовской гильдии. Её план мог отправиться прямиком в Друкну, и тогда ей пришлось бы подкинуть улику, чтобы обвинить другого.
Меня, например, – ведь всем известно, что флакон мой.
Может, это был несчастный случай? Сольде не могла знать, как действует этот яд. Она могла принять его за что-нибудь другое, она ведь ничего не знала об охоте.
Охота… Шкурный двор!
Юва вспомнила, как Сольде вплыла на Шкурный двор, чтобы сообщить ей о болезни мамы. Она морщила нос и перебирала вещи на столе. Она прикасалась к яду. Юва остановила её.
Это тоже не трогай, если не хочешь выхаркать свои лёгкие.
Что если мысль зародилась у Сольде уже там? Юва сжала флакон в руке. Возможно, это она вдохновила Сольде на убийство, а мнимая болезнь Лагалуны облегчила ей дело.
Зачем? Это полное безумие! Малышка Сольде, всего шестнадцать…
Она знала, что мама хочет оставить наследство мне.
Юва вставила болт в арбалет и поднялась на ноги. Ей казалось, она не спала несколько суток. На ногах её удерживала только пробирающая до костей кипучая злость. Её покинули все сомнения. Юва перестала быть дурочкой, которую все остальные используют в своих целях. Сейчас она должна убить создание, которое освободила, дьявола, растоптавшего её сердце.
Но где же он? Точно не на крыше в такую-то погоду…
Юва спустилась в библиотеку. Её вели удары сердца – она же охотница. Дверь в дымоходе была отодвинута в сторону, и перед Ювой зияла дыра шахты. Что он делал там, внизу, его же освободили? Это казалось непостижимо жутким: он должен бы страшиться этого места, как волчьей хвори.
Юва зажгла большой фонарь и спустилась вниз. Она помнила, как сделала это впервые и как ужасно тогда боялась. Как же мало она знала. Если бы только она застрелила его тогда, в тот же миг, она уберегла бы себя от океана боли.
В конце тоннеля петли открытых железных дверей поскрипывали на ветру. Гриф сидел на полу, как и всегда во время разговоров с ней. Другим был лишь чёрный костюм, который она ему купила.
Он посмотрел на Юву, и они поняли: им обоим известно, что шторм достиг их берегов.
– Я не смог заснуть, – произнёс Гриф грубым голосом. Юва знала, что никогда его не забудет.
Юва шагнула вперёд. Тяжесть арбалета клонила её в одну сторону, и она вообще не была уверена, что сможет поднять оружие. Гриф закатал рукава, и ей стали видны шрамы на его руках. Теперь она точно знала, откуда они. От волчьего капкана.
Именно поэтому он не излечил их, хоть и умел это. Он получил их в волчьей шкуре. Что он там говорил на крыше?
Это случилось не тогда.
Гриф заметил, что она разглядывает его руку, и, судя по всему, понял, о чём она думает. Он холодно улыбнулся.
– А… Он рассказал тебе об этом, – уверенно произнёс он.
Юва опустила фонарь на пол и взяла его на мушку. От тяжести арбалета её повело назад, и она прислонилась спиной к стене у железной двери. Ей нужна была любая доступная опора. Глаза как будто опухли, и она сморгнула предательскую боль.
– Ты волк, – произнесла она срывающимся голосом. – Всего лишь волк, а я убила немало волков.
– И у тебя не хватает ума стыдиться этого, – ответил он.
Голос его звучал холодно, будто это она предала его, а не наоборот. Всего один выстрел. Вот и всё, что нужно, и тогда умрут все вардари и все больные волчьей хворью, а её сердце обретёт покой.
Рука грозила подвести, и Юва поддержала её второй рукой.
– Я всю жизнь прожила с диким сердцем в груди. Со страхом. И это твоя вина. Ты сделал это со мной.
Гриф постукивал когтями друг о друга в такт сердцу. Тук. Тук. Тук. Его глаза налились чернотой, как и море за стенами дома.
– Да, правда же? Всё было направлено против тебя. Тебя всегда все без конца предавали. Использовали. Всё так?
– Ты создал чтицу крови! Из ребёнка!
– А как бы ты поступила? – он зарычал так, что изо рта брызнула слюна.
Она вздрогнула от этого неожиданного приступа ярости. Арбалет перед ней задрожал, и она с трудом направляла болт ему в грудь. Он опустился на корточки, готовый прыгнуть на неё – он же был волком.
– Отвечай! Как бы ты поступила, Юва? Я пережил несколько поколений людей в плену, и вот мне выпал шанс – а такое происходило нечасто. Дитя. Девочка, которая не догадывается, с чем имеет дело, подошла ко мне. Бесстрашная. Открытая. И я подумал, что ты, возможно, обладаешь даром, и это он заставил тебя приблизиться, но я не знал наверняка. Так что, когда ты подошла достаточно близко…
Юва сглотнула.
– Ты запустил в меня когти.
– Я раскрыл тебя Потоку. Только так я мог обрести уверенность.
– Уверенность в чём?
– В том, что ты вырастешь и будешь знать, что я рядом, и сможешь отыскать меня. Что ты и сделала. Так что перестань рассказывать мне о том, как горько тебе жилось в страхе, потому что ты как минимум была свободной. К тому же с даром, за который многие убили бы. Так что прости, что я не рыдаю над твоей судьбой.
Способен ли он рыдать?
Шахта казалась бесконечно пустой и холодной. Долетавшие с моря резкие порывы ветра выли в узкой щели в стене.
– Ты соврал мне, – прошептала она. – И про это, и про волчью хворь.
– Я никогда тебе не врал! – он сжал кулаки так, что когти заскребли по полу.
– Нет. Волчья хворь была необходима, кровь больных запускала врата, а ты ничего об этом не сказал.
Гриф отвёл глаза в сторону и рассмеялся.
– А… Ну, это кое-что объясняет. Если бы я это знал, я бы сказал.
Она пристально смотрела на него. Железный волк. Она рисовала его и сжигала столько раз, что покончить с ним в последний раз не должно составить труда. Если бы только на нём не было одежды, которая придавала ему вполне человеческий вид. И ещё пряди чёлки. Волевые губы. Её дыхание задрожало.
– Ты соврал о Нафраиме. Ты нужен ему не из-за крови, он убил чтиц, чтобы покончить с тобой. Чтобы положить конец вардари.
– И ты ему поверила? – прорычал Гриф. – Ты выпустила меня, а теперь решила довериться мужчине, который жил тем, что держал меня в плену? Убийца!
– Ты тоже убийца, – голос Ювы дрожал, рука горела. – Ты убил отца. В тот раз, когда он пытался защитить меня от тебя – а у него была для этого причина!
Гриф закрыл глаза. Его сердце в груди Ювы замерло, и на какой-то миг она необъяснимо перепугалась, что он умирает.
Она продолжала говорить, испытующе, нетвёрдо.
– Вы оба убийцы. Боги знают, что ты творил, когда был волком. Вот чего он боится. Боится, что ты вернёшься назад с армией… волков. Со своим народом. И вы отомстите всей Шлокне.
Гриф вновь открыл глаза, и она почувствовала пробуждение его сердца.
– Значит, он убедил тебя, что собирается положить конец собственной жизни ради спасения жизней других? Как благородно. Нет, Юва. Если он наконец решил убить себя, так это потому, что устал от жизни. Немногие обладают способностью вытерпеть вечность.
Силы у Ювы кончились. Ноги подкосились, и она опустилась на пол. Она сидела, держа нацеленный на Грифа арбалет на коленях.
– Не знаю, что им движет, – устало призналась она. – Но я знаю, что у нас одна цель. Мы оба хотим покончить с вардари.
Гриф опасно подобрался на шаг ближе к ней, чужой, дикий.
– Ты всегда знала, что можешь покончить с вардари, убив меня, но ты этого не сделала. Почему?
Юва схватилась рукой за грудь, но его слова когтем вцепились в её сердце. Она считала, ему известно почему, и именно от этого было больнее всего. Её рука упала, арбалет отлетел в сторону. Всё кончено.
Внезапно он оказался прямо перед ней – так быстро, что если бы она по-прежнему целилась в него, то не успела бы отреагировать. Он схватил арбалет и сунул ей под нос.
– Я чертовски устал разговаривать с тобой под прицелом вот этого. Ты требуешь правды, когда я сижу взаперти. Просишь говорить доверительно, держа меня под прицелом. Я вообще сомневаюсь, что ты понимаешь смысл этих слов! – Он забросил арбалет в угол. – Думаешь, ты имеешь власть надо мной, когда вооружена? Твои болты едва ли причинят мне вред.