Эстер, которую она собственноручно прикончила, как дикого зверя. Мама, которая заставила её встать на этот путь перед тем, как заблевалась до смерти. Велеречивый Нафраим, начало всего зла, которого она так и не смогла убить. Рюген, крысиный король предательств, жалкая, убогая гнида. И Сольде…
О чём ты, Гаула тебя дери, думала, сестрёнка?
Ведовская гильдия, которая распалась под её смехотворным руководством. Кровь и волчья хворь. И вот сегодня вечером она заглянула прямо в Друкну, бросила взгляд в глубь тёмной пропасти, которая до смерти пугала её. Только сейчас она поняла, с чем имеет дело, что создал Нафраим. Больной шеей она ощущала каждую каплю дождя. Там, снаружи, разгуливали чудовища.
Но она получила то, что хотела, – мир до самого Всеобщего забега.
От этой мысли Юва улыбнулась до боли в горле. Она отправит Грифа домой, пропихнёт этого чёртова дьявола через Очевидца, навсегда вытолкает из этого мира. Медленно, но неизбежно вардари сгниют и вымрут. Эйдала тоже. И ей будет куда больнее, чем Юве сейчас.
Что будет потом, не имело значения. Как только он исчезнет, ей будет нечего терять. Чёртов Гриф. Волк, который разбивал её на части, которого она одновременно хотела трахнуть и убить. Она хотела от него бесконечно больше того, что он когда-нибудь ей даст.
Пять проклятых дней с молчащим сердцем.
И как же я буду доживать жизнь?
Сердце начало колотиться не в такт с собой, как будто услышало её мысли, и Юва поняла, что он близко. Он почуял её, когда она вошла в дом, так же уверенно, как она почуяла его. Юва утёрла рукавом нос, благодаря дождь. Гаула не приведи, чтобы он увидел её плачущей; хотя, она подозревала, было уже слишком поздно.
Стена холодила бёдра. Дождь, казалось, обрёл компактную форму у неё за спиной. Его сердце билось упрямо и непослушно, и Юва ненавидела, что он может ощущать её сердце. Чувствовал ли он ту же злость? Такие же отголоски того, через что ей пришлось пройти?
– Ты хочешь получить объяснения? – от его грубого голоса у Ювы засосало под ложечкой.
– Нет.
– Тебе нужна кровь?
Юве потребовалось время, чтобы сообразить, что он имеет в виду. Он мог помочь, залатать её без наложения швов, да так, что и шрама не останется, как он исцелил свою руку после бешеного нападения Рюгена. Раз он задал этот вопрос, значит, Броддмар и парни рассказали ему, что она сделала.
– Нет.
Стоя позади Ювы, он положил руку на перила ограды рядом с её ладонью. Когти, которые показались ей такими странными, когда она впервые их увидела, сейчас выглядели настолько естественно, что собственные пальцы показались Юве обрубками. Недомерками. Он – ходячее оружие, и она бы многое отдала, чтобы быть такой же прошлым вечером.
– Покажи, – сказал он ей в шею.
Юва повернулась. Он был так близко, что ей пришлось вжаться в каменную стену. Он был в намокшей от дождя чёрной одежде, которую купила Юва. Та проглотила стоявший в горле ком, подняла подбородок и продемонстрировала порез с таким вызовом, что даже зубы заскрежетали.
Он немного отклонил её голову в сторону и рассмотрел рану. Перила трещали под его рукой, грозя лопнуть в любой момент.
– Как ты смеешь, – произнесла Юва и не узнала собственного голоса. – Как ты посмел прийти сюда и жалеть меня.
– Мне бы и в голову не пришло. Сочувствие я храню для тех, кто испытывает в нём потребность. Для слабых.
Он коснулся пальцами её шеи и погладил рану. Юва вздрогнула, когда он дотронулся когтями до запёкшейся крови.
– Я могу вылечить её, – сказал он. – Несколько капель и никакой боли.
Юва горько рассмеялась.
– Чтобы они поняли, что ты у меня? С тем же успехом можно поднять флаг на крыше моего дома.
Его чёрные глаза сделались жёсткими.
– Тогда одурманить? Заглушить боль? Или она нужна тебе, чтобы чувствовать себя живой? Варгар знает, кем бы ты была без страха и страдания.
Юва оттолкнула его руку.
– Я тебя умоляю! Если бы не ты, ничего этого в моей жизни не было бы.
С его чёрной чёлки на подрагивающую губу, которая обнажила клыки, падали капли дождя.
– Ты думаешь, я этого не понимаю?
Юва знала, что надо заканчивать игру, пока она не зашла слишком далеко, но не могла остановиться. Она хотела, чтобы он разозлился так же, как и она. Он уничтожил её, погубил её сердце, поэтому единственно справедливым будет погубить его сердце в ответ. Сердце за сердце.
– Только богам известно, что ты понимаешь, а что нет. Тебя здесь не было! У тебя нет права возвращаться и гадать, кто я такая. Читать проповеди о том, чего я боюсь. Я по уши сыта страхом! Я больше не желаю его испытывать! Единственный, кого я боялась – это ты, а ты сбежал!
Гриф повернулся к ней спиной, будто собрался уйти.
– Я думал, тебе не нужны объяснения.
– Мне плевать, почему ты сбежал, но объясни мне, зачем ты вернулся? – её голос задрожал.
Он резко развернулся к ней и развёл руками.
– Потому что я подумал, что ты меня освободила! – рявкнул он.
Его загнанное сердце раздувалось внутри её сердца. Одежда прилипла к его груди. Гриф на мгновение закрыл глаза, выдохнул и подошёл вплотную к Юве.
– Я подумал, что ты меня освободила, – тихо повторил он. – Но чем дольше я был вдали, тем менее свободным я был. Я вернулся, потому что я по-прежнему в плену.
Его слова притушили ярость, и Юва почувствовала смертельную усталость. Она позволила голове упасть на его грудь и ухватилась за его одежду, чтобы устоять на ногах. Тело Грифа застыло, как будто он не решался дышать. Его подбородок касался её виска. Она подняла голову и увидела тёмные глаза, единственные в этом мире.
– Иди сюда, – прошептала она, и, прежде чем она произнесла эти слова, его губы нашли её. Дикие. Требовательные с первого мига. Она запустила пальцы в его волосы, чтобы удержать его рядом. Клыки Грифа рвали её язык, и она услышала собственное всхлипывание. Она пила его, пила дождь. Она ощутила, как твердеет его член. Тело Ювы резко проснулось. Кровь понеслась по телу и собралась между ног в пульсирующий узел.
Гриф…
Он вырвался и отошёл на расстояние вытянутой руки. У него за спиной открылась дверь, и появился Броддмар. Он переводил глаза с Ювы на Грифа, как будто пытался считать, какая атмосфера царит между ними. Он остановил взгляд на Юве. Юва схватилась за горло, но Броддмар уже успел увидеть её травмы.
– У меня получилось… – сказала она, хотя особого смысла в этом не было.
– Хорошо, – ответил Броддмар напряжённым голосом. – Нолан и Ханук займут спальни наверху, мы с Гнилобойом будем внизу: так зал окажется под контролем.
– Вам не обязательно… – она взглянула на него, и поняла, что протестовать бесполезно. А вот в том, от кого он собирается её охранять, она была не так уверена.
Колдовство
Юва передвинулась по дивану и удобно пристроила альбом на коленях, однако от этого слова для выступления не подобрались. В набросках речи, которые передал городской совет, пользы было не больше, чем в волчьей хвори. Фальшивые заверения в принятии беззубых мер. Нельзя встать перед половиной города и произнести этот бред. Хотя нельзя сказать, что это имело для неё большое значение.
В библиотеке было тихо, парни сидели вокруг очага и ели. Юва поесть не смогла, потому что ей было слишком больно глотать, несмотря на то что на ужин у них был всего лишь суп. Гриф опустошил свою плошку и высосал остатки пищи при помощи когтей, пока остальные пялились на него, как им казалось, украдкой. Он же поступал так намеренно, в этом Юва была уверена, чтобы подчеркнуть собственную чуждость этому миру.
Парни жили здесь уже пару дней, и всё равно испытывали беспокойство в его присутствии. Ханук оказался самым стойким, он улыбался и не боялся спрашивать. Юва подслушивала ответы Грифа на вопросы, в которые сама совершенно не хотела вникать.
С чего бы ей задавать вопросы? Чем лучше она узнает Грифа, тем сложнее будет забыть его. А завтра вечером он уже исчезнет.
Он по-прежнему спал в шахте, хотя она не понимала, как он это выносит. Каждую ночь она боролась с желанием спуститься к нему после того, как парни заснут. Всякий раз, закрывая глаза, она чувствовала, как капли дождя падают на лицо, а её губ касаются другие жёсткие губы.
Скарр свернулся клубочком вокруг ног Грифа, который почёсывал его за ухом. Волк заболеет с тоски, когда он уйдёт, – он вообще об этом задумывался?
Броддмар сидел и пощёлкивал языком. Он нервничал по поводу завтрашнего дня, хотя план был несложный. Они снова и снова повторяли его. Костюмы, забег, речь, письмо, и самый загадочный для них элемент: Очевидец, похожие на башни стены, которые должны забрать Грифа домой.
Вошёл Гнилобой и остановился посреди комнаты. Он дёргал мохнатый костюм, который сидел на нём как мешок. Его лицо высовывалось из круглого, выкрашенного в коричневое отверстия, к голове были приклеены уши.
– В прошлом году я тоже был медведем! Почему я всегда медведь?
Юва прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Она заметила, что парни делают то же самое, ниже склонившись над плошками с супом.
Гнилобой плюхнулся на стул рядом с ней и взял единственную нетронутую плошку.
– В мире, наверное, больше тысячи видов зверей, так почему же медведь? – Он поднял ложку с супом, но костюм мешал ему есть, и он испачкался.
Ямочки на щеках Ханука увеличивались, пока он не разразился заразительным смехом.
– Потому что ты большой, Гнилобой, – сказал Нолан. – Ты можешь быть либо медведем, либо китом.
Гнилобой сдвинул костюм с лица и пробормотал:
– Какая разница! Я мог бы быть очень крупным зайцем, например.
Юва выпрямилась и положила руку ему на лапу, самую лучшую часть костюма.
– В следующем году, Гнилобой. В следующем году ты сможешь стать очень крупным зайцем.
Гнилобой улыбнулся нижней частью лица, и Юва испытала укол горя. Нет никаких гарантий, что она увидит забег в будущем году. Может быть, они тоже не увидят. Единственное, что она могла сделать для обеспечения их безопасности – это покинуть город до того, как вардари поймут, что произошло.