С улицы донёсся взрыв хохота. Праздник уже был в разгаре. Он продлится всю ночь.
Броддмар отодвинул плошку в сторону.
– Ну… Юва, твои действия?
– Встаю в восемь, наряжаюсь, – произнесла Юва, наверное, в десятый раз за вечер. – Потом иду к кругу Наклы, пока люди не собрались. Скажу успокоительную ложь городскому совету. Потом люди отступят к мосту. Я встану как можно ближе к северным воротам вместе со зрителями. Нафраим наверняка будет среди них.
– А другая женщина?
Эйдала…
Юва кивнула и подавила непроизвольное желание схватиться за горло. В последние дни она чуть не начала пить клыкарышник, но знала, что скорее по старой привычке. Он не избавит ни от боли, ни от страха. Клыкарышник лишь дурманил сердце, но теперь она знала, почему её сердце бьётся, как два.
Броддмар кивнул в сторону Ханука.
– А твои?
– Я беру письмо и встречаюсь с Ноланом в галерее Ночного света. Мы меняемся костюмами на случай, если кто-нибудь заметит, как я выхожу отсюда. Я направляюсь к мосту, к забегу, который начинается у ворот Наклы. Я дождусь в толпе, когда участники соревнований начнут движение, и побегу с остальными к кругу Наклы. Я увижу вас на перекрёстке, не доходя Королевского холма, и подам сигнал. Побегу дальше и вместе с остальными, обогну каменный круг, найду Юву и отдам ей письмо. А потом смешаюсь с толпой.
– Гнилобой?
– Я выхожу вместе со всеми и с ним, – Гнилобой указал на Грифа. – Мы выходим отсюда вместе и идём к Круговой улице, где побегут участники. Мы видим Ханука в костюме зайца и… Почему ему можно быть зайцем? Не настолько он м…
– Гнилобой…
– Да, да! Когда Ханук будет пробегать мимо, мы смешаемся с бегущими и направимся к кругу Наклы. Когда мы доберёмся, Юва уже получит письмо, и, скорее всего, будет занята Нафраимом, так что мы просто будем там на всякий случай.
Броддмар кивнул.
– Хорошо.
– Гриф? – сказала Юва, потому что Броддмар этого не сделал.
– Я отправлюсь домой.
Парни переглянулись. Он, судя по всему, это заметил, и милостиво пояснил:
– Я выйду отсюда вместе с вами, дождусь последних бегунов, а затем пройду к кругу Наклы. На повороте я буду держаться близко к камням, оторвусь от бегущих и пробегу между ними. Домой.
Нолан щёлкнул костяшками пальцев.
– Насколько мы уверены в том, что это сооружение – врата?
Лок поддержал его.
– Мне тоже интересно, я никогда об этом не слышал.
– И не надо ли будет сделать что-то особенное? – спросил Ханук. – Вы говорили о колдовстве.
Гриф смотрел на него чернильно-чёрными глазами, и Юва могла поклясться, что он их закатил.
– Колдовство? – спросил он так, словно никогда раньше не произносил этого слова вслух. – Это не сказка. Мне надо слиться, пробудить Поток в камнях, а его нельзя ни увидеть, ни услышать. Расслабьтесь, об этом вам не надо думать.
Парни снова обменялись взглядами.
Гнилобой почесал лысую макушку.
– Да, это… Нет, это уж точно не колдовство, да.
– А звучит как колдовство, – сказал Ханук. – Мы же делаем не так. Но это, наверное, просто другой способ. Мы пользуемся волчьей кровью, но это же тоже мистика, если подумать. Да и сами камни – чистой воды колдовство!
– Нет, конечно, – фыркнул Нолан. – Спроси профессоров из высшей школы. Каменные столпы – это дорожные столбы, которые позволяют нам путешествовать через мир снов.
Лок сложил руки на груди.
– И почему же там нет никаких снов? Только темень, как ночью?
Вопрос вызвал лёгкую перебранку. Юва встретилась глазами с Грифом. Он улыбнулся и покачал головой. Его сердце тепло обняло её. Казалось, они ведут секретный разговор в переполненной комнате. А завтра его уже не будет в её жизни.
Юва встала.
– Ну что же, сами решайте, что такое камни. А мне ещё надо написать письмо и речь.
К волкам
Юва нанесла помаду и увидела в зеркало, как почернели губы. Она была похожа на мать. На молодую, но светловолосую Лагалуну. Раньше она не замечала этого сходства или же не желала замечать, поскольку хотела держаться как можно дальше от чтиц крови.
И вот она стоит здесь, хотя клялась себе, что этого никогда не случится. Глава Ведовской гильдии. Чтица крови. Но её взгляд на чтение крови в корне отличался от маминого. И других чтиц. Может, такого взгляда несколько сотен лет ни у кого не было.
Одежду она выбрала из угольно-чёрных театральных костюмов мамы. Чёрная кружевная блузка и юбка до пят. Волчьи зубы, костяные руны и луны Муун болтались между её грудями. Только одно украшение не принадлежало маме – сине-лиловые отметины на горле. Корона боли, увенчавшая самые трудные месяцы её жизни.
Но она усвоила важнейший урок: теперь она знает, с кем имеет дело.
Утверждение, что вардари опасны, теперь значило совершенно не то, что пару месяцев назад. Юва видела то же понимание в мамином предсмертном взгляде. Сперва недоверие, потом горькое признание, когда слово опасный стало реальностью. Между «знать» и «понимать» пролегла целая пропасть.
То же самое она могла сказать о Грифе. Догадывалась ли мама о том, кого держит в шахте? Легко поверить в то, что эта довольно поверхностная женщина так и не поняла унаследованной тайны – какое значение имеет кровь Грифа. Но её шёпот постоянно доносился из Друкны.
Не позволяй никому завладеть им.
Юва взглянула на письмо, которое лежало на зеркальной полке. Толстый пожелтевший конверт, запечатанный чёрным воском. Нафраим вскроет его без промедления и поймёт, что она его обманула.
Юва понимала, как это безрассудно. Надо было поступить так, как предлагали парни: написать пару страниц всякой ерунды, нарисовать карты несуществующих мест и какие-нибудь символы. Так она смогла бы купить себе пару дней, пока Нафраим будет ломать голову над посланием. Но она покончила с осторожностью, покончила с намёками. В конверт можно положить только одно, и Юве хотелось видеть выражение лица Нафраима, когда он всё поймёт. Она заслужила честь стать свидетелем этой победы.
Юва повязала на шею тёмный шёлковый платок, подошла к маминому вычурному зеркалу и нарисовала два белых треугольника на чёрной нижней губе. Когда рот закрыт, они похожи на клыки. Сдержанная хвала волку в волчий день.
Гриф возник у неё за спиной с чумной маской в руках. На нём был наряд ворона и перчатки с когтями, на руки намотаны обрывки ткани, напоминающие крылья.
Отражение в зеркале их обоих – это зрелище, которое ей хотелось бы увековечить в памяти. Два мрачных ряженых предателя, созданные друг для друга.
Чёрные чернила клубились в глазах, которые смотрели на губы Ювы.
– Клыки? Не то чтобы… Как это называется? Эффективно?
Она пожала плечами.
– Выглядят более натурально, чем твои.
Он рассмеялся. Совершенный звук, который резал сердце, как острый нож. Больше она никогда его не услышит. Больше никогда его не увидит. Он прожил целую вечность, а вот её время истекло. Она глубоко и тревожно вдохнула и сжала кулаки в тщетной попытке собраться с силами.
Из зала донёсся стук дверного молотка. Карета прибыла. Появилась голова Броддмара с немым вопросом в глазах. Ты готова?
Юва кивнула и протянула ему письмо для Ханука. Броддмар скрылся с ним, но молоток снова застучал.
Она посмотрела на Грифа беспокойно и тревожно. Что ей делать, что говорить? Он стоял, непоколебимый, как скала, но ритм его сердца ослабевал, удары стали тягучими и холодными, и Юва отдала бы всё, чтобы услышать от него что-нибудь тёплое. Он провёл рукой по длинным непослушным волосам и отвёл глаза.
Она повернулась к нему спиной и ушла.
Парни выстроились в шеренгу в зале, будто провожали Юву на собственные похороны. Серьёзность ситуации не вязалась с костюмами. Ханук в образе оленя, Нолан – заяц, Броддмар – волк, а Гнилобой… Благословенный Гнилобой – в образе медведя. Лок позже нарядится в костюм лисы.
Юва выдавила из себя улыбку.
– Надо радоваться. Это наша самая простая общая охота, но такой крупной добычи у нас никогда не будет.
Она закинула за спину мешок, в который сложила свою портупею, красный костюм и складной арбалет. Сразу после речи она переоденется. Если всё покатится в Друкну, ей придётся защищаться, а не бегать, тряся юбками и побрякушками.
Не оглядываясь, она вышла на лестницу. Возница ждал у дверей. Он помог ей забраться в небольшую повозку, закрыл дверь и пошёл вперёд тянуть повозку. Улицы уже были запружены людьми во всевозможных костюмах.
Даже самые скромные нацепили хвост или пару меховых ушей. Между домами висели переплетённые цепи, которые украшали перья, черепа животных и самодельные яйца – символ рождения. Весеннее равноденствие – это день для новых начинаний, но ничто новое не начнётся, пока не завершится что-то старое.
Возница тащил повозку к кругу Наклы, криком разгоняя толпу. Громадные зелёные врата пока были закрыты. Юва предъявила свою лицензию стражам врат, которые помогли ей войти в маленькую калитку.
– Ааа, Юва!
Толстого лиса ни с кем нельзя было спутать. Городской советник стоял прямо за дверью вместе с почётными гостями, которых, судя по всему, покинул с превеликим удовольствием.
Он снял маску и посмотрел на Юву преданными глазами.
– Юва Саннсэйр, ты вылитая мать! – Он погладил её по волосам, которые она заплела в косички и завязала узлом. – Великолепно. Просто великолепно. У Ведовской гильдии появилась своя звезда.
К горлу Ювы подступила тошнота. Она здесь не для того, чтобы блистать, она пришла, чтобы покончить с долговечными и волчьей хворью и чтобы лишиться волка, который всю жизнь пожирал её сердце.
На щеках Дрогга играл лихорадочный румянец. Он указал на балкон, выходящий из галереи.
– Мы поднимемся туда вместе, я скажу приветственное слово и представлю тебя. Ты произнесёшь речь – ты ведь взяла с собой наши заметки, да? В конце не забудь сказать, что ты объявляешь старт Всеобщего забега. Как только ты закончишь и стихнут овации, люди потянутся к мосту. Святая Юль, как же нам повезло с погодой, да? Самые активные участники уже собрались у моста, и они серьёзно настроены.