Я попытался улыбнуться, но получилась только гримаса.
— У меня… — я с трудом выговорил, — … хороший… болевой порог.
Я сидел в кресле, совершенно выжатый, но… очищенный. И не только от проклятия.
Глава 13
Обратный путь до Башни я помнил смутно. Я шёл на автопилоте… Моя правая рука горела тупой, ноющей болью, а в голове была звенящая пустота.
Я добрался до своих апартаментов, открыл дверь и, не раздеваясь, не умываясь, не думая ни о чём, просто рухнул на кровать.
Я был вымотан до предела. Это был слишком долгий, слишком тяжёлый день. Допрос отца, откровения о моём даре, побег, деревня, возвращение, тяжёлый разговор с друзьями, жестокая правда о Голицыных, визит к лекарю, адская боль…
Мир вокруг перестал существовать. Я провалился в глубокий, тяжёлый сон, похожий на небытие.
Я проснулся от тихого стука.
Солнце, льющееся из-за купола-сада, стояло уже высоко. Я проспал всю ночь.
Стук повторился. Более настойчивый.
Я с трудом сел на кровати. Тело ломило. Рука всё ещё болела.
— Войдите, — прохрипел я.
Дверь открылась, и в комнату заглянула Лина. Вид у неё был встревоженный.
— Алексей? Ты в порядке? Мы уже начали волноваться.
Она вошла, а за ней — Дамиан. На его лице, как всегда, не было эмоций, но в его взгляде я уловил тень беспокойства.
— Мы… мы не стали тебя будить. Подумали, тебе нужен отдых, — сказала Лина. — Но…
Она запнулась.
— К тебе пришли.
Я нахмурился.
— Кто? Ректор? Отец?
— Нет, — покачал головой Дамиан. — Хуже.
Он указал на дверь, ведущую в общую гостиную.
— Тебя ожидает делегация от Рода Голицыных. Официальная. Твоя… невеста. И её брат. Они сидят в гостиной и ждут, пока ты проснёшься. Уже полчаса.
Я сидел на кровати, растрёпанный, в помятой форме, с больной рукой. А за дверью меня ждала Снежная Королева со своим братом-предателем.
Затишье закончилось.
— Понял. Спасибо, что зашли и сообщили…
Я посмотрел на них. Я всё ещё помнил наш вчерашний разговор, как я фактически распустил нашу команду. Укол вины кольнул меня. Я был довольно резок, а теперь они пришли, потому что беспокоились.
— Скажите… скажи им, что я сейчас выйду, — попросил я.
Они кивнули и вышли, тихо прикрыв за собой дверь.
Я встал. Умылся ледяной водой, пытаясь окончательно проснуться. Посмотрел на себя в зеркало. Вид был так себе. Форма — помята после сна. Волосы взлохмачены. Вот же блин.
Я быстро переоделся в свежий комплект домашней одежды — простую тунику и брюки. Наспех пригладил волосы рукой.
В десять должен был быть Совет… зачем Голицыны пришли раньше? Не узнаем, пока не спросим.
Я собрался с духом, наложил на лицо лёгкую «Маску Покоя», чтобы скрыть остатки усталости, и вышел в гостиную.
Они сидели в креслах у камина. Непринуждённо, словно у себя дома.
Анастасия была в строгом, дорожном платье тёмно-зелёного цвета. Она выглядела безупречно. Рядом с ней сидел Родион. Он выглядел… лучше. Страх в его глазах ушёл, сменившись каким-то упрямым, настороженным выражением. Он не смотрел на меня.
Лина и Дамиан сидели на диване напротив, сохраняя напряжённое молчание.
Увидев меня, Анастасия встала.
— Доброе утро, княжич, — сказала она своим обычным, холодным тоном. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Мы не хотели вас будить.
— Что вам нужно? — спросил я прямо, не тратя времени на любезности.
— Мы пришли, чтобы сопроводить вас на Совет, — ответила она. — Наш отец счёл, что будет правильным, если мы прибудем туда вместе. Как единая… семья.
Она произнесла последнее слово с едва уловимой иронией.
— А ещё… — она сделала паузу, — … мы пришли отдать долг.
Она посмотрела на своего брата. Родион нехотя поднялся. Он подошёл ко мне и остановился в паре шагов.
— Княжич Воронцов, — сказал он, глядя в пол. Его голос был глухим, но твёрдым. — Я приношу вам свои глубочайшие извинения. Мой поступок был продиктован слабостью и завистью. Я предал свой Род. И я готов понести любое наказание, которое вы сочтёте справедливым.
Он поднял на меня глаза. В них не было страха. Была какая-то мрачная, тяжёлая решимость.
Я был сбит с толку. Этот спектакль с извинениями… он был таким же фальшивым, как и всё в их мире.
— Что ж, у меня просить прощения не нужно, — ответил я холодно, глядя на Родиона. — Было бы правильнее, если бы ты просил прощения у отцов и матерей тех студентов, которые из-за тебя пострадали.
Я перевёл взгляд на Анастасию, полностью игнорируя её брата.
— Очень любезно, что вы пришли за мной. Но я бы предпочёл, чтобы вы были со мной откровенны. Что у вас на уме?
Родион от моих слов вздрогнул и побледнел ещё сильнее. Он не ожидал такого. Я не простил его, не наказал. Я просто… указал на его истинное преступление. Он опустил голову и молча отошёл в сторону.
Анастасия же выдержала мой взгляд.
— «На уме»? — она чуть склонила голову. — Хорошо, Воронцов. Вы хотите откровенности.
Она сделала шаг ко мне.
— На уме у меня то, что сегодня на Совете наши отцы попытаются снова превратить нас в разменные монеты. Они будут спорить о землях, о титулах, о влиянии, используя нашу помолвку как предлог.
Её голос стал тише, но жёстче.
— Я пришла, чтобы предложить вам сделку. Не помолвку. А настоящий союз. Сегодня мы должны выступить единым фронтом. Не как Воронцов и Голицына. А как третья сила, которая не позволит им играть нашими судьбами.
Она смотрела на меня в упор.
— Я пришла, чтобы спросить: вы со мной? Или вы позволите им снова дёргать вас за ниточки, как марионетку?
Это было не просто предложение. Это был вызов. И проверка. Она хотела знать, был ли мой вчерашний бунт случайностью, или я действительно готов играть по-крупному.
— Что ж… — я усмехнулся. — Ты знаешь, как я к этому отношусь. Роль марионетки — не для меня.
Я посмотрел ей в глаза, давая понять, что я на её стороне.
— Но что конкретно ты предлагаешь?
Анастасия, увидев, что я готов её слушать, кивнула. Её лицо стало сосредоточенным.
— Они будут спорить о Северных Территориях. Твой отец захочет получить контроль над шахтами с лунным камнем, которые сейчас принадлежат Роду Шуйских, но находятся под залогом у моего отца. Мой отец будет требовать взамен военный форпост на границе с вашими землями. Это их старая игра.
Она сделала паузу.
— Мы должны прервать их. В тот момент, когда они начнут торговаться, ты должен будешь встать и сделать предложение, от которого они не смогут отказаться.
— Какое предложение? — нахмурился я.
— Ты откажешься от всех претензий на шахты, — сказала она. — И потребуешь передать их под совместное управление Академии и… Рода Шуйских. В качестве компенсации за «несчастный случай» с их наследником.
Я опешил. Это был безумный ход.
— А я, — продолжила она, и в её глазах блеснула сталь, — в этот же момент заявлю, что мой Род отказывается от претензий на форпост и передаёт его под командование Императорской Гвардии.
Она смотрела на меня, и я видел гениальность и опасность её плана.
— Мы не дадим им ничего. Мы вырвем предмет их торга и отдадим его третьей стороне. Мы покажем им, что их игры окончены. Что мы не будем пешками в их борьбе за ресурсы. Мы покажем им, что у нас есть своя воля.
Она предлагала не просто бунт. Она предлагала политическую революцию. Мы вдвоём против двух самых могущественных Родов Империи.
Я обдумывал её слова. План был красив. Дерзок. Но…
— Но разве моё мнение будет иметь значение, пока я не глава Рода? — спросил я, глядя ей в глаза.
Анастасия усмехнулась. Холодно. Уверенно.
— Формально — нет, — ответила она. — Твой отец может отменить любое твоё слово. Но мы будем играть не по формальным правилам.
Она подалась ближе.
— Представь себе сцену. Ты, «пробудившийся» наследник, на глазах у всего Совета публично отказываешься от богатства во имя… справедливости. В пользу обедневшего и пострадавшего Рода Шуйских. Ты будешь выглядеть не как непослушный сын, а как благородный герой.
Она посмотрела мне в глаза.
— А теперь представь, что сделает твой отец. Отменит твоё благородное решение? Заберёт у несчастных Шуйских последний шанс? На глазах у всех? Он может это сделать. Но его репутация, его «честь», о которой он так печётся, будет уничтожена. Он будет выглядеть как жадный, мелочный тиран.
Она выпрямилась.
— Мы ударим не по его власти. Мы ударим по его гордыне. А для таких, как он, это страшнее смерти. Он не сможет ничего сделать, не потеряв лицо.
Она была не просто магом. Она была гениальным политиком. Она просчитала всё до мелочей.
— А я, поддержав тебя, покажу, что Род Голицыных тоже ставит честь выше выгоды, — закончила она. — Мы свяжем их по рукам и ногам их же собственными правилами чести и достоинства.
Я вздохнул. Род Шуйских… Благородство…
— Настя, — сказал я, и мой тон был серьёзным. — А ты уверена, что Род Шуйских достоин того, чтобы им возвращать эти шахты?
Она удивлённо на меня посмотрела.
— Их сын, Костя, помогал «Химерам». Его брат, Пётр, знал об этом и молчал. А их отец, глава Рода… ты уверена, что он честный и достойный человек? Уверена, что он не был в курсе, откуда у его сына появились «лёгкие деньги»?
Я смотрел ей в глаза, заставляя задуматься над моральной стороной её идеального плана.
Анастасия на мгновение замерла. Она об этом не думала. Для неё Шуйские были лишь фигурой на доске, «слабым Родом», который можно использовать в своей игре.
— Это… — она запнулась. — Это неважно.
— Неважно? — переспросил я. — Мы собираемся развязать войну с нашими отцами, чтобы помочь людям, которые, возможно, такие же прогнившие, как и все остальные? В чём тогда смысл?
Она отвернулась, и я увидел, как на её лице отражается борьба.